Память

    Продолжаю знакомить своих читателей с рассказами из цикла "Сочинения школьного учителя на тему: "Война глазами ребенка 4-7 лет".

     Я долго живу на земле, поэтому многое знаю и помню.
     Я помню 22 июня 1941 года, первый день войны. Мы шли по пыльной дороге, а вокруг стоял дым пожарищ. Горело все: поля с созревшими колосьями ржи, горела опушка леса, откуда на дорогу выбегали звери; горела придорожная трава, обдавая жаром обезумевших от страха и горя людей, убегающих от войны, как будто от нее можно было убежать.
     А над головами кружили самолеты со свастикой на крыльях, бомбили и расстреливали убегающих.
     Я помню День победы. 9 мая 1945 года. Весенний солнечный день. Всеобщее ликование, когда все были своими, родными, которых можно было радостно сжимать в объятиях и целовать, целовать...
     Я помню первые послевоенные годы, когда базар был больше похожий на цыганский табор, разбавленный людьми в гимнастерках и ворами - карманниками, шнырявшими среди этой пестрой толпы. И я помню, что десяток яиц строил 30 рублей, а буханка черного хлеба - 200.
     Я помню 1947 года, когда отменили карточки на продовольственные товары, и в магазинах на прилавках появился хлеб, который можно было купить столько, сколько можно было съесть сегодня, потому что завтра можно было купить свежий.
     И я помню, как каждый год люди ждали первый весенний месяц, потому что в это время голос Левитана по радио сообщал о снижении цен на товары.
     Все это было, но потом...А пока шла война, и до этого времени надо было еще дожить, хотя чувствовалось, что конец войны приближается. Мы, дети, прислушиваясь к разговорам взрослых, все чаще стали слышать: "Скоро, скоро конец войне, очень скоро..."
    - Откуда ты знаешь, Маруся? - спрашивала соседка соседку.
    - А ты сходи к госпиталю, сразу все поймешь.
     Но понять и убедиться в сказанном быстрее всех хотелось нам, детям.
     Выйдя со двора и медленно пересекая узкую, мощеную камнем улицу, оказывались на тротуаре. Прижимая к туловищу руки (только так разрешалось тогда ходить), мы, не торопясь, проходили возле высокой бетонной стены, за которой возвышалось здание кирхи - немецкой церкви, построенной бог знает в какие времена. Но кладбище возле нее было совсем свежее и наводило на нас ужас. Оно казалось нам огромным. Над каждой могилой возвышался деревянный крест, на котором была нахлобучена немецкая каска. Во время ветреной погоды каски покачивались, издавая какой - то непонятный звук, который пугал нас, вызывая страх, и оттого, что кресты, и, надетые на них каски, были на одном уровне - казалось, что это нескончаемое поле смерти.
     На противоположной стороне этой узкой улочки, в здании бывшего сельскохозяйственного института и располагался немецкий госпиталь.
     В этот день возле него творилось что - то невообразимое: одна за другой подъезжали санитарные машины. Из них неслись стоны, крики, ругань, истерический хохот.Из дверей госпиталя выбегали люди в белых халатах, в которых выглядывали серо - зеленыешинели. Двери машины распахнулись, оттуда выдвигались носилки с ранеными немецкими солдатами, сквозь бинты которых сочилась кровь, а из - под носилок она стекала струйками. Потом эти струйки вместе сливались в лужицы, по которым шлепали в солдатских сапогах санитары, разбрызгивая ее. Брызги попадали на рядом стоявших раненых, которые, в свою очередь, пытались ватой прикрыть раненые места, положить на носилки свисавшую, почти оторванную руку или ногу.
     И каково же было наше удивление, когда через несколько дней мы снова появились на этом месте: тишина, никаких машин, тротуар и улицы не носили следов былой трагедии, а возле дверей стояла охрана из двух человек.
     Странная была эта охрана: шапки на немецкие совсем не похожи, а шинели не серо - зеленые, а какого - то горчичного цвета. Прижимаясь к к стене, мы медленно продвигались вперед. Вдруг один из охранников стал что - то говорить, указывая на нас, потом перешел улицу, глянул на меня, а скореее - на мои ноги, на которые были надеты тапочки, сшитые лоскутков грубой ткани. Так обувались мы все, когда было холодно, а на дворе стоял октябрь.
     Приказав жестами: "Стоять!", он быстро скрылся за дверью госпиталя и принес нам солдатские ботинки. Они были большие, тяжелые, на толстой подошве, желтые, связанные шнурками. Подойдя ко мне, накинул эту связку на мое плечо и жестами стал показывать, чтобы мы убирались вон.
     Этот подарок нас удивил, но дома мы решили его примерить. Ботинки были так велики, что в них сразу помещалось четыре ноги, но нас это не расстраивало, дети - люди сообразительные: поставив посередине комнаты табуретку, мы по очереди влезали на нее и со словами "лечу", расправив крылья, словно крылья, бросались к ботинку, стараясь попасть внутрь ботинка. И когда это удавалось, получали большоу удовольствие.
     Вечером собрались соседки, долго  рассматривали подарок, удивляясь, пожимали плечами, обменивались мнениями и не знали, что с ним делать, пока тетя Маруся не произнесла: "Вот видите, это еще раз подтверждает то, что скоро конец войне".
     Утром ботинки куда - то исчезли, но слова тети Марии укрепили нашу веру: война скоро закончится.
     Прошло много лет. Оказавшись снова в городе, в котором мы так долго ждали окончания войны, мне потребовалась справка. Отыскав свою школьную подругу, я спросила:
     - Где находится городской архив?
     - Пойдем, покажу, - сказала она.
     Мы долго шли знакомыми и уже почти не знакомыми мне улочками и вдруг остановились у странного здания.
     - Вот то, что тебе нужно, - сказала подруга. - Узнаешь?
     - Нет.
     - Это и есть архив. Здание приспособленное. Бывшая кирха, только крышу перестроили и двор изменился.
     В моей памяти стали всплывать очертания старого здания с остроконечной крышей, бетонным забором, а за ним - пугающее нас кладбище.
     - А кладбище где?
     - Давно его нет, сровняли его с землей, нужно было место для детского сада.
     Действительно, совсем рядом, почти упираясь в стену здания, разместилась детская площадка с каруселью, качалками, качелями и разноцветными домиками.
     А на фасаде, поодаль стоящего здания можно было прочитать "Детсад "Счастливое детство".
     Думаю, что счастье воспитанноков этого детского сада не обошло стороной, но что - то защемило в моем сердце, заныло и до сих пор не дает мне покоя - что это? что?
     Память?