Воспоминания. Часть 1

Что такое ностальгия?
Это возможность взглянуть на свою Родину, через срез времени, совершенно другими глазами.
Глазами - тоски по своему детству, по отчему дому, пробежаться босиком по чистой, зеленой траве, ярко - желтым одуванчикам тех лет, тех - самых, от воспоминания по которым на глазах появляются слезы, сбивается дыхание...
Спустя шестьдесят лет, ты чувствую свежую прохладу той травы, ты снова дышишь тем, незабываемым воздухом свободы, воздухом своего детства.
Ты снова там, ты снова в своем детстве.

Ты просыпаешься и сразу смотришь в окно, какая сегодня погода, а уже после на часы.
Летние каникулы!
Что может быть приятнее, летних каникул. - Да, ни что!
Ты просыпаешься сам.
Тебя не будит рев и шум машин, которые спешат в наш не простой век, кто - куда и не понятно зачем.
Они гудят и ревут, им наплевать на твой детский сон.
Летом на рассвете по нашей улице пастухи гнали стадо, пастись за город.
Одно время наша семья тоже держала корову.
Но пришло время, и по каким - то причинам ее отвели на бойню.
В памяти совсем не сохранились моменты, а когда - же, я успевал позавтракать, поесть?
Я помню только три таких момента, моменты - голода. И то, это было со мной не дома, а где - то, в другом городе, в гостях.
А у себя на улице, если тебя заставал голод, и кто - то, в этот момент, что - то ел, действовало правило: "Сорок восемь, половину просим".

От палисадника моего дома открывался вид на всю нашу улицу, от старого рынка, до лужка, за которым вдали синели бараки станционного поселка.
Мне всегда нравилась моя улица и ее название.
В то время, моя улица называлась очень романтично, улица - Свобода. Это после ее переименовали в улицу, Свободы.
По обе стороны улицы тянулись частные дома.
Ухоженные, с палисадниками.
Палисадников не было только у Усковых, у Зиночки с Соней - это, две старушки жили по адресу, дом, 105 и у дома, Герцевых.
Не было палисадника и у старой колбасной. Это давало нам возможность зимой прыгать с крыши колбасной в сугробы под окнами, делая при прыжках сальто.
Помню, как - то, уже в полете, я засомневался в целесообразности делать сальто.
Так и приземлился головой в снег. Благо, снегу в те года выпадало на много больше, чем сейчас.
Тогда еще не было магазина "Смак".
Не было панельных домов, которые не придали городу красоты.
И большой, жилой барак, еще не был заселен жильцами.
Именно там и находилась в те годы старая колбасная.
И не было колонок для воды, потому - что, просто не было водопровода.
От рынка до Южной улицы было два колодца.
Один колодец находился сбоку от колбасной.
А на том месте, где сейчас находиться магазин "Смак", стоял жилой дом на две семьи.
В северной стороне дома жил депутат, юрьев - польского горсовета , Петр Тимофеевич Щекин со свой супругой, Лидией Ивановной.
Лидия Ивановна, была учительницей.

В южной стороне дома жил со своими родителями мой друг детства, Генка Аксенов.
Гена был на три года старше меня, но это не отражалось на нашей дружбе.
Генкин дом находился, как - раз, напротив моего.
Как раз в это время на улице появился электрический свет, и столб с фонарем стоял, как - раз напротив, Генкиных окон.
Дядя Ваня, Генкин отец, работал сторожем на бойне.
Бойня находилась в то время прямо по соседству с нефтебазой.
На работу он ходил с собакой.
Большая добрая, немецкая овчарка.
Овчарку звали, Верный.
Мы зимой - я, Генка, Леха Ухабин, садились в большие санки, запрягали Верного и он нас катал по всей улице.
В прошлом году из России пришла печальная весть, что друг мой, Генка умер...

Второй колодец находился напротив дома, где жил другой друг моего детства, Андрюха Андреев.
Андрюху тоже похоронили.
Он, или утонул, или убили, одним словом до истины докапываться никто не стал.
Андрюша был человек пьющий. А на Руси, как - на Руси, смерть Андрюшину списали.

Сразу за колодцем начинался наш лужок.
Сейчас его там нет.
Вода в этом колодце была мягче и вкуснее, чем в колодце у колбасной.
И мы каждый вечер после того, как набегаемся в футбол, пили воду из этого колодца.
Ведро было не конусное, а прямое.
Мы поднимали ведро, ставили его на досчаную полку возле колодца и через верх пили, все по очереди.
Но мы не чистили тот колодец и поэтому, по неписанным, житейским законам, воду с него брать не могли.
Но, мать иногда посылала меня на тот колодец за водой.

Лужок был для нас всем.
Там было все, вся жизнь и все главные вопросы решались на лужке.
Там мы учились играть в футбол, в зубарь, в карты. в решку и многие другие игры.
Но если надо было пострелять из самострелов - самодух, то мы шли на плоцкий овраг.
Между нами мы называли его, плоцкий враг.
В то, незабываемое время, семьи были довольно многодетные, кроме пацанов в семьях росли и девчонки, но по каким - то, не писанным законам дружбу с девчонками мы не водили.
Дружил с девчонками один, Миша Родионов, и естественно он был уже не наш.

На улице, как и в любой, другой компании, всегда были свои вожаки, или авторитеты.
Нашему поселку, в сравнении с "вшивым" поселком, очень повезло.
На нашей улице не было в те времена людей криминального толка.
Поселок застраивался молодыми, супружескими парами, выходцами из близлежащих сел и деревень.
К их числу относились и мои родители...

Это после, мы впитали в себя российский, уголовный дух времени.
Россия всегда была пронизана этим духом. Так - уж, повелось исторически.
Первыми людьми, которые познакомили меня с блатной лирикой, были наши квартирантки.
В пятидесятых и начале шестидесятых годов, мои родители держали квартирантов.
В то время, это были две девчонки, лет восемнадцати.
Их звали обоих, Валентинами и жили они в передней за перегородкой.
И первой блатной песней, которую я услыхал от них, была песня, "Гоп со смыком".
Немного позднее на нашей улице появился, Коля Ищенко.
Мы пацаны могли до рассвета, сидя на бревнах у Киселева дома, слушать гитару, Коли.
Репертуар его песен был безграничен.
Там были и лагерные песни, и любовная лирика, и шуточные песни.
Среди нас пацанов, Коля Ищенко считался парнем авторитетным и имел не гласное погоняло, "ходячей энциклопедии, блатной песни".