Метель, декабрь, жаркий лоб...

Метель, декабрь, жаркий лоб,
в снегу схлестнулись
рецепт размокший, гололёд
раскисших улиц.

Бегом с подъезда до угла,
скользя по плитам.
Узлы костяшек – добела:
– Дай бог, открыта.

Декабрь рвался из когтей,
скрёб по перилам,
слетал ступенькой от аптек,
взяв аспирина.

А там, средь простыней – больной,
огонь на пледе.
Он говорил сквозь бред со мной,
со мной он бредил.

И пекло губ, и в том огне
он шепчет дальше,
и что-то важное о ней
сквозь жар и кашель:

– Вчера я ей таких вещей...
Сплошная дикость!
Скажите – я прошу проще...
– Лежите тихо.

– Наговорил ей чепухи,
ведь стыдно, верно?
Вы знаете, её духи...
– Колите в вену.

Как жаркий говор по рядам,
о ней вещает:
– Пообещайте передать.
– Я обещаю.

И кончился к утру. Уснув,
как спят впервые,
и врач угрюмый что-то вслух
о пневмонии.

Метель, аптека, каждый дом,
машина «скорой» –
и все молчат о нём. О нём
отлиты в скорби.

Размокший скомканный рецепт,
полы одежды…
Но что-то на его лице
о ней, с надеждой.