Мои кумиры. Н. А. Некрасов, ч. 1

      Вау! – скажет Продвинутый Читатель. – Да у кого же такого кумира нет?! Да кто же не знает Некрасова?! Халтурит этот Карин, держит нас тут за неучей, легкие баллы сшибает. Этак и мы бы могли бы, да стыдно хлеб-то с ветки срывать, как некоторые…
        Согласен, граждане народ, согласен! Однако же и на всякого мудреца довольно простоты, как сказал тот же народ, и не однажды. А вот в любви стихами признаться, граждане, вы же не стыдитесь даже и прилюдно – выкладываете узоры из любовной лирики по всему Сайту. Вот и я, грешник, люблю Некрасова-то с раннего-раннего детства, когда и читать-то не умел, а ревмя ревел, упрашивал  кузин своих почитать «хоть немного» из Мороза Красного Носа. А они отбивались: мол, опять будешь реветь… И сдавались под мои честные уверения, что я-де ни-ни!  А я и ревел.
    Ревел и потом, в школьные годы. В девятом особенно меня сразило «Еду ли ночью по улице темной…» - всякий раз горло перехватывало…. Но позже, взрослея, впитывая науку литературоведческую, понял, что смогу и пересказать, за что же я люблю, обожаю Николая Алексеича, возвышаю его в такие высоты, где к нему не может пристать ни одно слово хулы или равнодушия.
    Ну а теперь, «невидимо склоняясь и хладея», очень жажду высказать хоть малую долю моих чувств к нашему гению…
     Сказал: «смогу»… самонадеянность… Однажды, уже не работая в нашей Физматшколе, был приглашен прочесть курс лекций для этих «юных гениев», и после одной встречи пригласил особо заинтересованных к себе домой. Пришли трое. Как-то речь зашла о Некрасове… И одна юная девушка спокойно и веско заявила: «Это вообще не поэзия». И сразу увидел за ее спиной любимого школьного педагога, который ярко и пылко читает классу истинную поэзию – поэтов Серебряного века и иже с ними. И умолк хозяин дома, не стал спорить и возражать….
     Так что же я ценю более всего в Н.А.Н.? Что же нужно ценить в нем каждому поэту? Вот и самонадеянно выступлю от лица многих…
     Мы вообще мало что можем оценить в поэзии наших друзей по Сайту.  Обычно оказываемся солидарны с темой стихов. Это в первую очередь.  Затем обращаем внимание на яркость строк и образов, но не всегда и не на все… И послав смайлик, прощаемся…
     Но вот попробуем определить, сильно или слабо написаны стихи из цикла «На улице». Я остановлюсь на том, что десятки раз повторял себе, читая наизусть: «Вор» (по датировке Автора, 1850 г. Кстати, все выписки - из Собрания сочинений: В четырех томах. – М.: Правда, 1979):

Спеша на званый пир по улице прегрязной,
Вчера был поражен я сценой безобразной:
Торгаш, у коего украден был калач,
ВздрогнУв и побледнев, вдруг поднял вой и плач
И, бросясь от лотка, кричал:  «Держите вора!»
И вор был окружен и остановлен скоро.
Закушенный калач дрожал в его руке;
Он был без сапогов, в дырявом сюртуке;
Лицо являло след недавнего недуга,
Стыда, отчаянья, моленья и испуга…
Пришел городовой, подчаска подозвал,
По пунктам отобрал допрос отменно строгий,
И вора повели торжественно в квартал.
Я крикнул кучеру: «Пошел своей дорогой!» -
И богу поспешил молебствие принесть
За то, что у меня наследственное есть…

   То, что это драма, а не веселая зарисовка, видит каждый. Драма - для «кисти» Достоевского, не менее. Но это и кинолента: Некрасов резко опередил время.. Вот мы видим… «крупный план», который и в кино-то появился не сразу и не у всех: нужен был киногений, чтобы до него додуматься. А здесь – такой план сплошь. Вот камера снимает лицо: закушенный калач, дрожащая рука, изможденное лицо, следы болезни, стыд, отчаянье, мольба, испуг… Кто это? Интеллигент, помирающий с голоду, как помирал и сам Поэт, сбежавший когда-то от отца и лишенный за это причитающихся сыну денег. Это и Раскольников, перешедший ту же черту…
   А камера «спускается» вниз: «без сапогов», «в дырявом сюртуке»…
Наши бомжи лучше одеваются и питаются…
   А сколько действующих лиц: торгаш, «народ», охочий до зрелищ и готовый «ловить и не пущать», городовой, и подчасок – помощник караульного в те времена.
   И вот допрос – дотошный, унизительный, в течение которого несчастный дрожит от стыда и отчаяния… Финал: преступника торжественно ведут в квартал, и толпа наверняка следует за шествием…
   А этот … Рассказчик,  - тоже «интеллигент» хотя бы по образованности и  достаткам своим наследственным, -  благодарит за то, что он не таков, что он не вор...
   И тут же его характеристика: улица для него «прегрязная», сцена – «безобразная»… Сытое отвращение к бедности, плохой одежде, болезненности, грязной улице – гламурные чувства, да и только!
  … И строк-то  - как у нас тут: 16 ! А это и театр, и кино, и сатирический памфлет, и… и… Такое вот гениальное «исполнение»  всех чувств, обуревающих Поэта…
   (Но наговорил сегодня много, потому и прошу прощения у Читателя, которого хотел бы видеть «у себя» и в следующий раз).