Про Лену

— Она не сможет подтянуться,
Она не сможет пробежать.
И у меня такое чувство,
Что физкультуру ей не сдать.

— Но, ведь она отличник в классе,
И физкультуру ей простят.
Вот увидите, пятёрку,
Этой, влепят просто так!

Про Лену дети говорили…
Но ей экзамен не простили.

И вот, стоит она одна.
Вокруг неё цветёт весна.
И ветер волосы ласкает,
И солнце нежно припекает,
Но слёзы катятся гурьбой,
И растворяют тушь собой.

«Ну как теперь идти домой?
Как матери сказать родной,
Что не сдала я. Не сдала.
Что у меня оценка — два!
Мать пойдёт скандалить в школу.
Быть большущему позору.
Так же, как в прошлом году.
Не хочу так. Не могу.
Я из дома убегу!
Телефон, кольцо, серёжки,
Всё продам, куплю: сапожки,
Зонтик, нож, спальный мешок
И уеду на восток!»

Уйти из дома, шальная мысль,
Не раз вторгалась Лене в жизнь,
Но до сегодняшнего дня,
Не исполнялась никогда.

«Да трусиха просто я!
Но сейчас то, все не так,
Пусть с ногтей сотрётся лак,
Пусть не буду часто мыться,
Но свободной - словно птица,
Полечу куда хочу...
Да хоть в Сибирь!
Да хоть в тайгу!
И вдруг я там кого найду.
Там парни ух! Сибиряки!
Не то что наши — слабаки».

А мимо Лены шёл прохожий,
На дурачка слегка похожий,
Улыбаясь, громко пел
И лапшу сухую ел.
Посмотрела Лена в след:

«Вот, свободный человек!»

Платочком слёзы убрала,
Сомненьям ходу не дала,
Весенний воздух романтизма,
В грудь девичью набрала
И услышав шум вокзала,
Всё решила для себя...


С того дня, прошла неделя,
Мчится поезд, едет Лена,
В брюхе крытого вагона
Резкий запах ацетона,
Кучи погнутых гвоздей,
И сквозняк со всех щелей,
Ночью холод — днём теплей.

Километры перегонов,
Ожиданья светофоров,
Сортировочные горки,
Реки, горы, степи, колки...

И, в конце восьмого дня:
Утро, станция Шульга.
Здесь, зелёная тайга
Пахнет свежестью озона,
Поезд, тихо, ждет Промзона;
Пьяно бродят сторожа,
Не попавшись на глаза,
Лена сходит не спеша
И на плечи бросив сумку,
Смело топает в леса....


В луже плавал червячок,
Рядом песню пел сверчок.
Вдруг! Червяк, как мертвый стал.
Из него полез комар.
Был он самкой. Посидел.
Сил набрался, полетел.

Все утро, он кружил с самцами,
Они порхали облаками,
Танцевали и пищали,
В игры странные играли,
Но, когда проголодались,
Разлетелись, попрощались.

Самцы ушли искать цветы.
Они любители нектара,
И поклонники пыльцы.
Но самке нужно свежей крови,
Чтоб дать потомство в водоёме.
У неё зудит живот,
«Искать, искать!» — инстинкт зовёт,
Комар для этого живёт.

Вот, летит она тихонько,
Крылья машут быстро, звонко,
Вдруг! Навстречу ей девчонка.
Толстенькая вся такая,
Пот ручьём с неё стекает,
Сумка плечи натирает,
Ноги вязнут в мокрой хвое,
Лоб расчёсан, аж до крови.
Прёт, куда-то, всё, вперёд,
Словно кто-то её ждёт.
Здесь, где древняя тайга,
Где Енисею Ангара,
Как брату младшая сестра,
В нежной кротости несёт,
Чистоту Байкальских вод.

Комариха подлетела,
На ладонь девчонке села,
Между пальцами прошла,
Место мягкое нашла,
Собралась уже питаться,
Но девчонка стала драться,
И уставшая рука,
Разорвала комара.

Лена в небо посмотрела,
На сухой валежник села,
Отдохнула, да поела,
Потянулась и запела:

«Если птицы бы умели,
Камни сверху в нас кидать
Если птицы бы умели,
В нас при этом попадать
Мы бы с ними воевали,
Птички нам бы проиграли…»


Солнце к западу клонится,
В речке плещется водица,
Лена к берегу пришла,
Веток ворох собрала,
Ищет место для костра…

Горизонт ворует солнце — наступает темнота,
Но костёр уже смеётся: «Не поймала нас она!»

Пляшут с жаром языки,
Скачут с треском угольки,
Пламя берег освещает,
Тьму от света отделяет
Мошек, дымом отгоняет,
И Елена засыпает.

Спит девчонка — что-то снится,
Нервно прыгают ресницы,
А вверху, над её телом,
Мчит вселенная по небу.

Но ночь длинна, в тайге все знают,
Холодный воздух, вниз стекает,
И если хочешь мёрзнуть ты,
Тогда, ляг на ночь у воды.

Костер погас — дымком лишь веет.
Мешок для сна больше не греет,
Помяла все бока земля,
И вот уж спать совсем нельзя.
Девчонка смотрит из мешка,
А там повсюду темнота,
В которой прячется тайга,
Что странной, мертвой тишиною,
Особой, тайною лесною,
Внушает жуткий страх беды,
Как будто, рядом есть враги.

Гуляют тени по корягам,
Чьи-то всплески на реке…
Лене, кажется, что лучше,
Оставаться ей в мешке.
Текут минуты до рассвета,
Как из банки старый мёд,
Охлаждается планета,
Превращая воду в лёд.
Лена сильно замерзает,
Зуб на зуб не попадает,
Холод ноги больно гложет,
Дыхание, рук согреть не может.

«Всё, конец! Вот и пропала!
Что же скажет моя мама?
Будет плакать и кричать,
Станет папу обвинять:
«Это гены и природа,
Она была — твоя порода,
Что поделать я могла?
Не моя в этом вина».
Папа, будет, молча, слушать,
А потом пойдёт покушать.
С горя, как всегда, возьмёт,
И едой живот набьёт.
Может быть, я зря сбежала?
Может быть, мне так и надо?
Зря отца так подвела,
Лучше б я  домой пошла.
Да. Меня бы мама била,
Но конечно не убила,
Ну и в школу бы пошла,
Опустила я б глаза,
Постояла, покраснела,
Ну как делала всегда…
Но как же холодно, о боже!..»

У Лены выделились слёзы,
Побежали по лицу
И собрались на носу,
А оттуда крупной каплей
Пали к спальному мешку.
И как только эти слёзы,
Увлажнили ткань мешка,
Над тайгою, на востоке,
Алым, вспыхнула заря.
И этот свет в холодном небе,
Для Лены был важней огня,
В её душе смешались чувства:
Восторга, радости, тепла…
И тут расплакалась она.

Пришел рассвет, настало утро.
Девчонка вышла из мешка.
Вокруг все инеем покрыто,
Неземная красота!

Раздув костер, она умылась,
Консерву съев — приободрилась,
И грея руки у огня,
Стала думать про себя:

«У природы, здесь, на лоне,
Даже хуже чем в вагоне,
Что привёз меня сюда,
Выжить здесь совсем нельзя!
Вернусь домой, пока не поздно,
Попрошу прощенья слезно,
Неправа была скажу,
С видом, будто всех люблю.
Ладно, нужно собираться,
Идти на станцию — сдаваться!»

Вот, идёт она лесами,
Взад, откуда и пришла,
Снова сырость под ногами,
Снова майская жара.
День прошёл, в Европу солнце,
Унесло своё тепло,
Время, станции оконце,
Встретить, Лене, уж давно,
Но вокруг лишь тишина,
И все тайга, тайга, тайга…

«Вот те на! Вроде правильно я шла,
Впрочем, может, отклонилась,
Или вовсе заблудилась,
Или станция ушла?
Или я сума сошла?».

Елена за день так устала,
Что печалиться не стала,
Просто прыгнула в мешок
И сознанье потеряла.


Ночь было теплее первой,
Ночь была светлее первой.
В небе яркая луна,
В небе ухала сова,
Бегала, вокруг, лисица,
По деревьям шла куница.
На опушке лось стоял,
Долго думал, размышлял,
Что-то понял, осознал,
И отправился в леса,
А за ним пошла лиса.
Он подумал, это волк,
И пустился наутёк,
Через старый, узкий лог,
Где ел мышку колонок,
Кто на шум так удивился,
Мышкой даже подавился,
Выглянул из-за куста,
Что в лесу за суета?
Лось напуган донельзя,
А за ним бежит лиса,
Верхом движется куница,
В страхе мечется синица,
С неба падает сова,
Неужели на меня?
И не стало колонка…

Утро. Птичьи голоса.
Сырость создаёт роса.
Лена вышла из мешка,
Закружилась голова,
Слабость, боль и тошнота,
Не глотается слюна.

«Неужели заболела?
А идти… куда, налево?
Иль направо, где река
Или прямо, как вчера?
Правду молвят, что беда,
Не приходит к нам одна».

Поднялась температура,
Горло вспыхнуло огнём,
Очень трудно стало думать,
Пот бежит с неё ручьём.

«Ну, теперь я не дойду,
В этих ёлках пропаду,
И ни кто не будет знать,
Где мой труп в тайге искать»

Лена думала печально,
Собралась — почти случайно,
Прямо, медленно, пошла,
Дальше, станцию ища.

Всё гуще лес, всё меньше сил,
Надежда спряталась куда-то,
Жар уже не выносим,
И тело терпит муки ада.

«Всё, идти я не могу,
Лягу, малость отдохну».

И вот уж тьма невдалеке,
Елена мечется в мешке.
Ей, то холодно, то жарко,
А то и вовсе непонятно.

Почую крайнюю тревогу,
Признав бессилие борьбы,
Она в слезах шлёт слово к богу
И обращается на вы:

«Простите, что я в вас не верю,
На это много есть причин,
Но я жалею… да, я жалею…
Я человек — вы властелин!
И если есть вы в этом мире,
И если вам не всё равно,
Прошу спасите! Меня спасите!
Подайте мне хоть раз добро.
Я буду верить в вас до гроба
И всем об этом говорить,
Молиться, в день три раза, строго
И всей своей душою любить!»

Лена плакать перестала,
Затаилась, стала ждать,
Но вернулись волны жара,
Заставляя вновь страдать.

"А я знала! Тебя нет!
Ты придуман был людьми,
Что боялись молний свет,
Все кто верят — дураки!"

А дальше, всё на половинки ,
Уснула девочка, иль нет,
Мелькали яркие картинки,
Походившие на бред:
«Вот она, в столовой, в школе…
Вдруг, у бабушки в гостях,
На рыбалке с дядей Колей,
Тот, что знает толк в сетях.
Вдруг, где-то на похоронах,
Сидит, боится засмеяться,
На лицах первобытный страх,
Все начинают собираться.
В отчаянье, ей кто-то корчит рожу,
Другой, приятно гладит кожу.
Она смеётся, толпа, неистова за ней несётся,
Покойник встал, ждет — кто вернётся?
Девчонка, из последних сил, бежит, бежит,
Но не хватает, толпа всё время догоняет,
Стреляет, кто-то погибает.
Окопы, мертвые тела — идет война.
На кучах пулеметных гильз,
Её целует Беар Грилз,
Несёт куда-то и бросает,
Всё дрожит, шумит, мерцает,
Она летает…»

Прошло семь дней, как Лена ела,
И очень сильно похудела.
Она, то шла, а то ползла,
То без сознания была.

Порвались джинсы, пусть и мило,
Прохудились сапоги,
Потерялось все что было,
И желание идти.

Болезнь, никак не отпускала,
Хотя и жизнь не забирала,
Но так с её умом играла,
Что Лена, вот уж второй раз,
Могилу палочкой копала,
Чтоб скрыться в ней от чуждых глаз.


Свет проходит между ели,
Ткёт причудливые тени,
Мухи бегают по Лене,
А за ними муравьи…
Вдруг, послышались шаги,
Осторожно покружили
И вплотную подошли.
Сухо хрустнула трава,
И повисла тишина:

«Эй, подруга, ты жива?»

Как из длинного туннеля,
Добежали к ней слова.
Мозг не справился понять,
Это явь или мечта.

«Давай, вставай, лежать нельзя.
Ты одна? И… ты пьяна?»

За плечо её схватила,
Очень крепкая рука.
Потрясла и отпустила,
Лена тут глаза открыла,
Перед ней стоял мужчина.

— Я одна. И не пьяна. От родителей ушла.
Заблудилась. Заболела. Может даже умерла.

— Нет родная, ты жива.
Правда, выглядишь неважно,
Но по-своему хороша!

— Помогите мне, тогда.

— Да, красавица, конечно! 

Странно вспыхнули глаза.

Кровать из мягких веток ели.
Горячий чай. Тепло костра.
Дрова смолистые запели,
Шипит, готовясь, колбаса.
И нет лекарств, но Лене легче,
Возможно так забота лечит,
Человек же, рядом с ней…

— А меня зовут Андрей.
А твоё как имя,  крошка?

— Лена. Кушать буду понемножку.
Давно я пищи не видала,
Думаю, привыкнуть надо.

- Пей чаёк, и на вот сладость,
Но как же, ты здесь оказалась?

И Лена с самого начала,
Всё честно, парню, рассказала:
Как зло на ней срывала мама,
И как молчал на это папа.
Как ненавидела учиться
И страстно жаждала жениться.
Про с детства полную фигуру,
И учительницу дуру,
Про противную физ-ру,
Поезд, станцию, тайгу….

И столько искренности было,
В её словах, и простоты,
Что что-то, нежное, коснулось,
Его, таинственной, души.

Погас огонь в глазах мужчины,
Склонилась низко голова,
И очень тихо без причины,
Он произнес свои слова:

«Скажу тебе я правду тоже,
Я не герой девичьих снов,
И часто снится моя рожа,
Ментам и бандам всех родов.
Всего сейчас не рассказать,
Мне приходилось воровать,
Бить, калечить, убивать,
Случилось, даже крысой стать...
Я от тебя сестра не скрою,
Хотел сыграть я зло, с тобою,
И был бы я тебе бедою,
А может даже….
Но ты мне нравишься, цыплёнок,
И пусть я зверем был с пелёнок,
И пусть во мне живет чертенок,
А может даже, взрослый черт,
Но ты мне нравишься — не дура!
И как пройдет температура,
Езжай-ка лучше ты домой.
Какой бы не был, он — родной!»


Лес шумел, сова кричала,
По ночам теплее стало,
Но прошла ещё неделя,
Прежде чем Елена встала.

Они с Андреем говорили,
Смеялись, спорили,  шутили.
Он был... ну как сказать... такой,
Очень смелый и простой,
Шумный, дерзкий, заводной,
Но в душе весьма ранимый,
В общем, «маленький большой».

Он поведал, как легко,
Создать еду из ничего,
Много пить и не пьянеть,
Если врешь в глаза смотреть.
Он открыл свою мечту:
Жить от всех проблем в лесу,
Зверя, птицу добывать,
Шкуры, мясо продавать.

Однажды, вечером чудесным,
На небе было много звёзд,
Он, в темноту, Елену нежно,
Чтоб лучше видеть их, отнёс.

Вверху сверкали метеоры -
Следы космических камней,
А в тишине ночной природы
Андрей шептал на ушко ей:

«Возможно, всё звучит не тонко,
Я брёл по лесу и мечтал:
Вот бы здесь сейчас девчонка,
Всё за это бы отдал!
И так я шёл, в уме мечтая,
Каждый кустик, изучая,
И только мысль ко мне пришла:
«Не сошел ли я с ума?»
Вдруг! Наткнулся на тебя.
Возможно, это совпадение,
А может, это провидение,
Никто не знает — только Бог,
Но он нее скажет - он не лох».

Вдвоем они смотрели в небо,
И он держал её в руках,
А ей казалось, она где-то,
Летает, в звездных облаках…

Вот день настал — она здорова.
Ей говорит Андрей: «Пора.
Увидишь близких очень скоро,
Тебя устала ждать родня».

На это Лена загрустила
И сказала, тихо, мило:

«Андрей, послушай, я влюбилась,
Со мною это в первый раз,
А дома... что там изменилось?
Всё тот же мамин грубый бас.
Всё также будет одиноко,
И образ твой придёт с востока,
А мысли: где ты? Что с тобой?
Разрушат полностью покой!»

Блеснул восторг в глазах мужчины.
Он крепко девочку обнял,
И не заплакать нету силы,
Дрожащим голосом сказал:
«Я о таких словах мечтал».

Дыханье Лены участилось,
А сердце яростно забилось,
Вишнёвым цветом стали губы,
В мужское тело впились руки.

«Давай поженимся с тобою?
И вечно будем мы семьёю...
Я всю себя, дарю тебе,
И всё, что есть в моей душе!»

Андрей не выдержал, и слёзы,
Улыбка, крик, счастливый смех…
Так вряд ли радуются воры,
Скрывать привыкшие успех.

И в тот же день, и в тот же час,
И даже в эту же минуту,
Два человека стали враз,
Ближе близкого друг другу.

Они потели, остывали,
Сердца в восторге замирали,
Когда тела в огне плясали,
А после снова отдыхали.

На лоне девственной природы,
Среди тайги в краю лосей,
В объятьях подлинной свободы,
Женились Лена и Андрей.

Затем на станцию сходили,
Колбасы с крупой купили,
И поздней ночью у огня,
Села кушать их семья.

«Мысли, Лена, меня тянут,
В город нам с тобой нельзя,
Значит, нашим домом станут,
Эти хвойные леса…
Может быть махнем на Лену?
Поглядим весной на пену.
Говорят, там нет людей
И полным-полно зверей!
У меня обрез ведь есть,
Мясо точно будем есть!
Купим сети — будет рыба,
Дом построим у обрыва...
Мне один якут сказал:
«Лена-речка — берег — рай».
Ну, скажи, моя ты фея,
Как тебя эта идея?»

Лена обняла Андрея
И поцеловав в уста,
Сказала, громко, не робея:
«Любимый мой, я только за,
Если где-то, есть край света,
Я с тобой пойду туда!»


Вот «зайцем», в поезде они,
А за окном горят огни:
Посёлков, станций, городов,
То снова темнота тайги.
Ачинск, чистый Красноярск,
Канск, Тайшет и славный Братск.
Труден путь, длинна дорога,
Ещё чуть-чуть, ещё не много,
И вот Андрей и Лена тут,
В малом городе Усть-Кут!

Он стоит на верхней Лене,
По обоим берегам,
Охраняемый горами,
Что мешают дуть ветрам.

Здесь есть порт, и в том порту,
Андрей купил: топор, пилу,
Репелленты, сети, лодку...
Очень вкусную еду.

Смотри Елена это Лена!
Настоящая река!
И теперь она моя!
И конечно же твоя!
Поплывём мы вниз по ней,
А как кончатся посёлки
И присутствие людей,
Я найду удобный берег,
С местом сушки для сетей.
И возможно, где-то там
Улыбнётся счастье нам.

С утра до вечера, три дня,
По реке плыла семья,
Но всё поселки да дома —
Людьми обжиты берега.
Они прошли три поворота,
И на четвертый теплый день,
Наконец пришла свобода,
И отсутствие людей.

«Смотри! — Андрей увидел берег, —
Плывём туда, нужно проверить».

Они приплыли. Берег тих.
Рядом холм, на нём обрыв.
Андрей окинул местность взглядом:
«Что ещё для жизни надо?
Всё - мы дома! Здесь все наши!
Нам теперь сам чёрт не страшен!
Не желаешь охладиться?
Смотри какая здесь водица!»

Средина дня, стоит жара,
Андрей снимает всё с себя,
Заходит бодро по колено:
«Ух-ты, лютая вода!
Но ничего, ведь это Лена,
Пошли, поплаваем слегка?»

«Вот это да! Вот это сила!
Ты даже больше чем Ван Дамм!»
Елена громко завопила,
Увидев мужа мощный стан.

На нём и впрямь играли мышцы,
Вздуваясь в твёрдые шары:
Бицепс, трицепс, дельты, икры,
И грудные — две плиты.

«Да ты смотри, какой живот!
Да я на нем смогу стирать!...»

Но тут Андрей опять зовет:
«Хватит, милая, орать!
Снимай скорей свои портки,
И сюда быстрей иди».

Она разделась не спеша,
А он смотрел едва дыша.
Она вплотную подошла,
Он лишь вздохнул: «Как хороша»

Купаньем вдоволь насладившись
Одежду с мылом сполоснув,
Репеллентами облившись,
Пообедав, отдохнув,
Они отправились на холм,
Где их, возможно, будет дом.

Пока ребята молодые
В разведку на гору ходили,
Спустились сумерки густые,
В туман укуталась река,
Движенье ветра прекратилось,
И над тайгою воцарилась,
Богиня мёртвых — тишина.

Андрей и Лена в тишине, лежали,
Смотрели в небо и молчали,
Лена думала: о маме,
И есть ли инопланетяне...

— Андрей, как думаешь, скажи,
Есть ли в космосе миры?
Есть ли жизнь, подобна нашей,
Или существа как мы?

— Может быть, вполне возможно,
Но узнать нам это сложно,
Расстояние безбожно!
Вот глядишь ты в небеса,
А в живых, там, лишь луна!

— Чепуха!

— Нет, любимая моя!
Светит яркая звезда...
Ну, хотя бы даже солнце,
Утром в дом через оконце,
Светит, светит, и погибло,
Нам с тобою будет видно?

— Ну конечно!

— Вот и нет!
Не дошел ещё к нам свет!
Он от солнца, между прочим,
К нам летит минуток восемь.

— М-да, теперь я понимаю...

— Ты поймешь я это знаю!
Свет всех тех далёких звёзд,
Миллионы лет ползёт!
Мы видим только этот свет,
Их самих давно уж нет!
Теперь родная посуди,
И за мыслью последи.
Допустим, где-то во вселенной,
Сложились числа переменной
И появилась форма — Жизнь.
Она росла, росла, росла,
И интеллектом обросла,
А интеллект развил науку,
Технология пришла,
Жизнь покорила скорость света!
А вмести с ним пространство-время!
А это знаешь, значит что?
Летать смогла бы сквозь него,
И даже в прошлое своё.
А если так, а это так,
Спроси ученых - это факт,
Тогда и мы, когда-нибудь,
Сумеем в прошлое взглянуть...


— Наука к этому идёт…

— И дело в том, что не дойдёт!
Если бы люди могли бы так делать,
Мы бы об этом узнали давно!
Они прилетели бы и рассказали,
Для них это было бы... даже смешно,
Они бы конечно всюду внедрялись,
В науку, в политику... и издевались.
Но этого, как-то, не происходит,
А значит наука, всегда не доходит!
Как только она тот рубеж достигает,
Жизнь, что за ней, всегда погибает!
Так происходит со всеми мирами,
Время-пространство всегда между нами!
Миры зарождаются и исчезают, 
А друг о друге, лишь только мечтают.

— Мы все как микробы в огромной вселенной,
Возможно болезни, тяжёлой и вредной,
Рождается Жизнь, живет, умирает,
А наша вселенная, чем-то страдает.

—Да ты хоть поняла, о чём я говорю???

— Ты очень умный. И я тебя люблю!

Лена глядела влюблёнными глазами,
Но они засыпая, захлопывались сами.

— Ладно уж, спи, маленькая кроха,
Наверное, училась, ты очень, очень плохо.

— Могла бы медалька быть золотая...

Девчонка, сонно отвечая, повернулась на бочок,
Натянула накомарник, так похожий на сачок,
В грудь мужчины ткнулась лбом,
И уснула крепким сном,
Ей приснился ихний дом.


Солнце светит не жалея,
Лена встала — нет Андрея.
К речке быстренько спустилась,
Только в реченьке умылась,
К ней подплыл её Андрей:

— Ух, наставил я сетей!
Завтра будет столько рыбы,
Хоть иди, зови гостей!
Вот смотри! Лосось попался,
Вкусным кажется, злодей.
Щас его мы запечём,
Поедим, чаёк попьём,
А потом пойдём на холм,
Домик строить наш начнём.

— А скажи Андрюша мне,
Зачем нам строить на холме?
Я чего-то не пойму,
Не проще здесь, на берегу?

Её вопрос был прост, невинен,
Но тон ответа был обиден.

— Подумай Леночка сама,
А вдруг поднимется вода,
И наш с тобой прекрасный дом,
Однажды станет кораблём.

— Прости Андрей, я поняла.
Может я и впрямь глупа?
Может полная я дура,
Только строю из себя…

Но он, в ответ, её поднял,
И на одной руке держал,
Затем немного покружил,
И улыбаясь отпустил.

О, как ей нравилась та сила,
Что от мужчины исходила.
О, как ей нравилось с ним драться
И в мышцах твердых кувыркаться.

Они боролись и играли,
Возились, хрюкали, визжали,
Устав, в траву смеясь упали
И долго там ещё лежали…


С незапамятных времён,
Стоял над речкой древний холм.
Орлан там свил огромный дом
И целый день сидел на нём.
Он наблюдал с высокой ели
За излучиной реки,
Видел, как пришли медведи,
Потолкаться у воды,
Мимо них куда-то плыли
Деловитые бобры,
А за ними наблюдали,
Из осоки, кабаны.
Волки в чаще рысь гоняли,
Сойки с кукшами кричали,
Тихо кралась кабарга,
Радуясь беде врага....
Каждый год орлан всё строил,
Да наращивал гнездо,
И очень снежною зимою,
В бурю, рухнуло оно....
А затем пришли Буряты
И пропало всё зверьё!


На том холме, спустя века,
У небольшого ручейка,
Людей — счастливая семья,
Своё гнездо вить начала.

Андрей спилил четыре ели,
Их пни составили квадрат,
На них ложились брёвна-стены,
Пазы создали нужный хват.
Был пол из тех же бревен,
Невысокий потолок;
Дверь он выпилил на запад,
А окошко на восток.
Правда с крышей провозился,
Аж почти до холодов,
Но вконец, поставил печку,
Стол, кровать, и дом готов!

А как Елена помогала!
И пилила и строгала,
Загорела, крепкой стала,
И однажды поняла,
Что одышка ведь прошла!
Вот что делает природа
Да здоровая еда.

В доме пахнет свежей елью,
Печки гул ко сну зовёт,
На груди Андрея Лена
Песню грустную поёт:

«Родился человек, как будто бы навек.
Но он не проживет, и тридцать полных лет...»

Она любила это дело
И теперь всё чаще пела.

Была ли осень? Молвить сложно.
Желтых листьев в елках нет,
Как-то травка, вдруг замёрзла,
Ночью выпал первый снег.

По этой утренней пороше,
По снегу сахара белей,
Через опушки, боры, рощи,
Шагает парочка людей.

У них обрез, заряжен дробью,
Нож острее когтя льва,
Взгляд Андрея исподлобья
Прям почти как у орла.

«Гляди родная, след лисички!
Видишь - ровный и прямой,
Легкий, мягкий как у птички,
У собак совсем другой.
А вот этот, заячьим будет,
Белячок — огромный след!
Мой обрез его добудет,
Вкусным будет наш обед!»

Андрей Елене объяснял,
Здесь Заяц ползал - жировал,
Затем чего-то испугался,
И скачками побежал,
Здесь немного задержался,
И как суслик постоял,
Потом, пропрыгав метров двести,
Назад вернулся по следам.


«Вот тут, смотри, он что-то мнется,
А здесь идет на полукруг,
И где-то там сейчас взметнется,
Мгновенно, быстро, резко, вдруг!»


Андрей дошёл до группы ёлок,
Взметнулся чёрно-белый ком,
Грохнул выстрел, словно гром,
И путь косого был не долог,
Он завалился под кустом.

Зайчишку, сразу, вверх ногами
К веткам крепко привязали,
Натянули, да распяли,
И чулочком шкуру сняли.

В миг его освежеванья,
Лене стало жаль создание,
А на запах теплой крови
Начались позывы к рвоте.

Зато потом, пока в кастрюли,
Томилось мясо два часа,
Она в углу пускала слюни
И дождаться не могла.

В окошке ночь. Горит свеча,
По телу сытость не спеша,
Разливается волной,
Неся усталость и покой.


— Мне тридцать лет, я много видел.
Людей, не мало, я обидел.
Поверь, я слишком много знаю,
И потому всегда страдаю.
У всех вокруг уже есть дети,
Тридцать лет - давно пора,
А я один на белом свете...

— Не говори так, есть же я!

- О, волос пушистый веер,
Я так люблю тебя! Люблю!
Когда тебя ласкает ветер,
Ты просто ангел — я в раю.
А помнишь, дождь нас намочил,
И ты от холода дрожала,
Так я его потом убил!
Не хочу, чтоб бы страдала.
А хочу, чтоб ты сияла!
Чтобы счастья много было,
На дискотеку в клуб ходила,
Мерседес Е класс водила,
Шубу, соболя, носила,
Мясо ела с ананасом
И окрошку с темным квасом,
В остром соусе трюфеля
И в своём соку тунца.
Придет весна. Растает снег.
Ручьи наполнятся водой
И этой массою большой,
Прочистят русла мелких рек.
Вода спадёт, мешкать не буду,
Пойду и золото добуду,
Мне один якут сказал,
Где, в ручьях этот металл.
Продам его, продам меха,
Тебе куплю...

— Да ничего я не хочу!
Всё что мне для счастья надо,
Что бы ты был вечно рядом!
Слышать голос, чуять запах,
Ощущать твоё тепло,
Лежать с тобою при закатах...
Мне хорошо, всё хорошо.


Она ещё что-то шептала,
Но он не смог понять слова,
А она сквозь сон сказала,
Что возможно, ждёт дитя....


Зима шла дальше неотступно,
Снег по пояс навалил,
Андрей приделал снегоступы,
И даже соболя добыл.

Шкурку снял, надел на рамку,
Поднял Лену спозаранку,
И похваставшись, сказал:
«Видишь, я кого поймал!
И ещё поймаю, много,
Только бы была погода».

И видит бог, она была,
От рассвета дотемна,
Ни какого ветерка,
И ни облачка на небе,
И тепло, будто весна.

Только вот зверьё пропало,
Все: куницы, соболя...
От полевки до марала,
Глухари, тетерева...
Только серая сова,
Притаилась на опушке
И кого-то там ждала.

Андрей немало снег топтал,
Ловушки ставил, проверял,
Зверей и тут и там искал,
Но никого он не поймал,
И в Новый год жене сказал:

— Приходит время трудных дней.
Почти нет рыбы, сухарей...
Я, правда, видел след лосей,
Недалеко, за этим лесом,
Но их не взять моим обрезом,
Возможно, будем, есть мышей...

— Я беременна, Андрей!

Он замолчал, как вор у кассы,
Обнял растерянно жену,
Принёс последние запасы,
И стал из них варить еду.

"Давай устроим пир, родная,
Тебе голодной быть нельзя,
Теперь нас трое моя зая,
А завтра я убью лося!"

Андрей всю ночь провел мечтая,
Все время Лену обнимая,
И ухом к пузу припадая,
Дабы услышать что внутри:
Движенье, ерзание, толчки?
И даже, кажется, услышал,
Но было утро, и он вышел.

В обрезе крупный номер дроби,
У жены дитя в утробе.
Что бы их двоих кормить,
Что бы зиму пережить,
Нужно что-нибудь добыть,
Важно лося завалить!
И охотник молодой,
Ушел вчерашнею тропой...

Уже был день, Елена встала,
В печку чурок затолкала,
Вышла с дому, удивилась,
Здесь всё инеем покрылось.
Снег в кастрюльке растопила,
Чай душистый заварила,
Стала тихо мужа ждать,
Книгу старую читать.

В это время с Оймякона,
Шла холодная погода.
Там, в деревне, говорят,
Было минус шестьдесят!
А что такое шестьдесят,
Если тридцать уже ад!

Трещали сосны, расширяясь,
Металл стал хрупким как стекло,
Кедровка, к сойке прижимаясь,
Пыталась выудить тепло.

Воздух сжался очень плотно,
Воздух кажется густым,
У медведя, где берлога,
Пар идет, как будто дым.

Лена в печку дров кидает,
Толку мало — замерзает.
За окном уже стемнело,
Мужа нету! нет Андрея...


Кричит неясыть, умирая,
Тепло из тела отпуская,
Андрей, рукой, её хватая,
Быстрее думает о том,
Как обложить себя костром.

«Вот это да! Огонь не греет.
И кожа на лице немеет,
Руки, мертвые, как вёсла,
И сова УЖЕ замёрзла!
Но там какие-то следы,
Нужно идти, скорей идти...»

Он шёл по ним, они петляли
И ничего не обещали,
А на первой же поляне,
Потихонечку пропали.

Зимой в тайге темнеет рано.
«Лицо замёрзло — будет рана,
Ног, как будто уже нет,
Всё домой, а то ведь смерть!»

Но воздух, звёздный свет, глотает,
Снег совсем не отражает,
Тьма вокруг, куда идти?
Заискрились огоньки,
Потянуло, сильно, спать,
Но если лечь, уже не встать!

Вокруг стоял великий холод,
Андрей был молод!
Он шёл на стужу невзирая,
Жену всё время вспоминая.
Он шёл, на ветки натыкаясь,
Падал, полз, вставал, ругаясь,
Ружье и птицу потерял,
"Прощай родная!" — закричал....


В начале Лена волновалась,
Но время шло — уже металась,
В конце, ждать больше не могла,
Одела много, на себя
И на улицу пошла.

Мороз, дыхание схватил,
Глаза да боли остудил,
Слёзы хлынули рекой
И превратились в лёд сухой.

«Вот это холод появился!
Неужто космос к нам спустился?
Видать планета погибает,
Такой мороз ведь не бывает».

И Землю мысленно жалея,
Елена двинулась во мглу
И вдруг услышала Андрея,
Как во сне, но наяву.

— Прости Любовь! — Он в снег кричал,
Но звук, что к Лене долетал,
Лишь слабый стон напоминал.

И всё-таки он был мужчина!
И его сила — вот причина,
Что позволила ему,
Сквозь холод, снег и темноту,
Почти добраться до жилья,
Тут подошла к нему жена.

Андрей утратил всё движенье,
Был страшен вид открытых глаз.
«Держись любовь! Ещё мгновенье,
И я тебя спасу сейчас!»

Он сто четыре килограмма,
Она не больше пятьдесят,
Но сколько сил дает нам драма,
Какие мощи в нас сидят!

Те пятьдесят шагов до дома,
Мужчинам коих не пройти,
Всем славным женщинам, природа,
Велит помочь и отнести.

И Лена свыше сил старалась,
В снег глубокий упиралась,
Рвала, тянула, волокла,
Одежду всё изодрала,
Но дотащила ведь, смогла!

Вот, наконец, закрыта дверь,
Как труп лежит в тепле Андрей,
Она, его целуя, слышит,
Нет, он не труп! Он ещё дышит!

Она его тотчас накрыла,
Всем, что теплое носила,
Чай решила кипятить,
Пытаясь мужа напоить.
Но парня судороги хватали,
Крутили, били, отпускали,
И только два часа спустя,
Елена чай в него влила.

Андрей два дня был без сознания,
Мелькали жуткие страданья,
На третий день пришёл в себя,
Спросил тихонько:

— Где сова?

— Здесь нет совы, но есть бульон
Давай попей, солёный он.
Еды совсем немного было,
Я шкурку соболя сварила.

— Прости меня за то-что вру,
Я застрелил во сне сову.
Забудь про это, помоги,
Раздень скорей и посмотри,
Что со мною там внутри.

Елена долго раздевала.
Он так кричал! Она рыдала.
А при виде разложения,
Впала в ступор без движения.


— У тебя погибли руки!
У тебя погибли ноги!
У тебя везде ожоги!
Я не знаю что мне делать,
Я не знаю, как мне быть,
Я хочу пойти побегать,
Я хочу всё изменить!
Страшен север и тайга,
Мы зря приехали сюда...


Андрей был парень сильный духом,
Но при виде этих ран,
Разомкнулась связь со слухом,
И глаза закрыл экран.

Его сознанье помутилось,
Но через час восстановилось,
Вернулся слух — вернулась боль,
Огромной, бешеной волной.

Андрей кусал до мяса губы,
Сжимал со страшным хрустом зубы,
Затем в отчаянной борьбе,
Крикнул плачущей жене:
«Спой, любимая, мне песню,
Спой мне так, чтоб боль прошла
Спой, как хочешь, как умеешь,
Как велит тебе душа».

И Лена песню сочинила,
Прямо здесь и на ходу
И пела нежно и красиво,
Как никогда и никому:

«Расстояния огромны.
Измерения условны.
Раскалилось что-то, где-то,
Произошло рожденье света,
И стала тёплою планета...

...мы остываем в темноте,
В нас больше негде быть звезде.
Покой и холод пустоты,
Прощайте светлые мечты,
Вы превратитесь в чьи-то сны».


Андрей старался не заплакать,
Затем пытался слёзы спрятать,
Но утомившись, зарыдал
И задыхаясь простонал:
« Я знаю, смысл этой песни,
В том, что мы навечно вместе,
Не здесь, так значит, где-то там,
Пройдём втроём по тем местам:
Где смех несется до зари,
Где люди добрые внутри,
Где солнце пляжи нагревает,
Где холод нас не убивает...»

Андрей лежал — в нём боль носилась,
Едва утихнув, снова злилась,
Колола острыми ножами...
Да что сказать? Представьте сами!

Елена рядышком сидела,
Словно тоже вся болела,
Пыталась, что есть сил, найти,
Как же мужа ей спасти.


Есть в космосе бескрайнем, где-то,
Одна звезда, у ней планета.
На той планете, в океане,
Яхта движется в тумане.
На корме, танцует пара,
С кожей медной от загара.
Лица их несут улыбки,
А вокруг летают рыбки.
Грусть тем людям незнакома,
Путь лежит на Бора-Бора,
Где, среди лагун атолла,
Ждет Медовый месяц, снова.
А в другом конце земли,
В объятьях северной зимы,
Среди снегов, среди тайги,
В доме, где-то, три на три,
Тоже муж с женой живут,
И со смертью бой ведут....


Был новый день. Опять рассвет.
Андрею много хуже стало.
Он то ругался на весь свет,
То бредил про себя устало.
У Лены лопнуло внутри:

- Пора за помощью идти!

- Не надо, Лен, не уходи!

Андрей сказать пытался строго,
Но Лену начало трясти:

- Не вижу выхода иного.
Что бы спасти тебя Андрей,
Я приведу сюда людей!


Она воды накипятила,
Весь дом дровами завалила,
И всё специально так сложила,
Чтоб он легко мог их достать,
И в печку чурок затолкать.

Андрей лежал, не шевелился,
Как будто с болью примирился,
О чём-то думал и молчал,
Потом тихонько прошептал:

- Вверх по течению реки,
Есть люди в паре дней пути.
Я люблю тебя. Иди.
Но про меня не говори!

Елена тряпками шуршала,
И слов последних не слыхала,
Но в лоб его поцеловала
И твёрдым голосом сказала:

- Будет трудно, моя зая,
Воду пей, вот так — лакая.
И топить не забывай.
Я вернусь! Ты это знай!

Утром следующего дня,
Взяв топор, она ушла.

Неизвестно, есть ли бог,
Или всем здесь правит случай,
Я не знаю, кто помог,
Но погода стала лучше!

Ушел неистовый мороз,
Резкий ветер тоже стих,
За день пути, про гибель роз,
Сочинила Лена стих:

«Розы в розовое масло
Превращает аппарат,
Режет, давит, парит, сушит,
А они вовсю кричат...»

Она шла берегом реки,
В надежде, вдруг, там рыбаки,
Или может ихний след,
Но, увы — кругом лишь снег.

Как только Лена уставала,
Костёрчик тут же разжигала,
Сидела, грелась, отдыхала,
Но накопив в себе тепла,
Опять упрямо дальше шла.

Настала ночь. Но не стемнело.
Луна пылала ярко, смело.
Светло вокруг, почти как днём,
И это — снег, всё дело в нём!

К тому моменту, среди ночи,
Лена шла с последней мочи.
Всеми мышцами дрожала,
Чуть сознанье не теряла,
Но в голове все время жгло:
«Андрей, Андрей, он ждет её!»

Вдруг, в лесу мелькнули тени,
Но страха нет, в уставшей Лене.
А к ней, гуськом, от ёлки к ёлке,
Подошли нервозно волки.

На них девчонка посмотрела
И смеясь, сказала смело:
«Что, друзья, оголодали?
Здесь вам блин не в ресторане...»
А волки этого не ждали.
Глядели умными глазами
И ловушку в ней искали.
«...смотрите, видите топор?
Я дам достойный вам отпор,
По одному вас всех убью,
А мясо мужу отнесу,
Мы много дней уже не ели...»
Тут волки вовсе оробели,
И на вождя все посмотрели.
Вожак же, старый волк, везучий,
Вспомнил, был однажды случай:

Его отец, в речной долине,
Вёл семью, сквозь лес на юг,
Но внезапно росомаха
Преградила стае путь.

От неё воняло жутко,
А из пасти пена шла
И она себя вот также,
Странным образом, вела.

Отец шагнул и с ней подрался,
Легко убил, но сам скончался.
В болезни, с пеною у рта,
Пугаясь мест, где есть вода.


Вожак, обдумывая случай,
Смотрел на девочку с тоской,
А та, подняв топор, кричала:
«Иди сюда, если герой!»

Старик недаром был везучим,
Он был умен, труслив и скучен,
И ненавидел лишний риск,
Привык он слышать жертвы визг,
Видеть, в панике, глаза,
Зверя логика проста:
Если слаб ты, уязвим,
Если ты стоишь один,
Пред могучею толпой,
И нет защиты никакой,
Должен ты, во всю бежать,
Дрожать, кричать, паниковать...
А если ты такой смельчак,
Значит, что-то, здесь не так!

Старик решал, топтался, думал,
Вроде шагнул, но передумал
И развернувшись, боком, боком,
Побрёл в тайгу хромым поскоком.
А за ним пошли другие,
Простые, смелые, лихие,
Хотя и корча свои рожи,
Но про себя считая всё же:
«Старый знает — Старый пожил!»

Зверьё ушло. Елена села.
И сонно в след им посмотрела:
«С такой толпою то легко!
Поймают щас поди кого,
И растащат на куски...»
У Лены слюнки потекли.


На небе звёздочки сияли,
По небу спутники летали,
Ночка тихая была,
Костёр девчонка развела,
И в лучах его тепла,
Уснула крепко, навсегда.

Шучу-шучу! Она проснулась.
Словно птичка встрепенулась,
Ночь, припомнив, испугалась:
«Как же я живой осталась?»

Но думать некогда — вперёд,
Ведь муж её, страдая, ждёт!

Километры снега, снега...
Крик вороны в небе где-то,
Лай собаки вдалеке,
Силы кончились вообще.

«Давай ещё чуть-чуть, слабачка,
Чего раскисла словно жвачка?
На физкультуру не ходила,
Так откуда будет сила?
Мало тебя в школе били!
Мало, толстую, дразнили!
Вот представь, что здесь твой муж,
Он сказал бы:
«Что, не дюж?
А ну вставай и докажи,
Что у тебя герой внутри».
И сам, на боль бы не взирая,
Шёл вперёд, весь мир ломая.
Он мой кумир! А значит я,
Под стать ему, во всём, должна».

С собою Лена говорила
И на отрезки путь делила,
Каждый, с ужасом, брала,
Будто в армии была.

День прошёл, вокруг стемнело.
«Ну, вот и всё, — девчонка села.
Да никуда мне не дойти,
Снег впереди, снег позади,
Наверно здесь конец пути?"

Она хотела уже спать,
Но лай заставил её встать,
В той стороне, недалеко,
Светилось тусклое окно.

«О, так близко, есть надежда!»
Но тону весит вся одежда.
«Давай вставай, не много тут!»
Но ноги Лену не несут.

И всё же там характер был!
И кто бы что ни говорил,
И как бы кто бы ни ругал,
Я б её в разведку взял!

Она ползла, ползла, ползла...
За ней тянулась борозда.
Но вот уж близко старый дом,
И вот крыльцо, она на нём,
Тщетно силится привстать,
Но нету сил даже позвать.
Вдруг огромная собака,
Стала девочку кусать...

Удары палкой... шум... возня,
Визг обиженного пса,
Крики... сильная рука,
Лену в воздух подняла.

Лена плохо понимала,
И сознание теряла,
Но сквозь занавес тумана
Имя мужа повторяла.

Дым рассеялся. Больница.
Или это только снится?
Но вроде нет, она в палате,
Входит врач в белом халате:

— Вы здоровы, лишь устали,
Видно много дней не спали.
Правда сильно похудели,
Видно много дней не ели.
Вас еще собака грызла,
Но одежду не прогрызла...

— Скажите где я? Какой день?
В тайге мой муж, зовут Андрей!

Врач ушел. Два человека,
Как два мусорных пакета,
Документы предъявили,
Папку толстую открыли,
Что-то стали в ней писать
И вопросы задавать.

«Да вы постойте,— кричала Лена, —
Сейчас не время! Сейчас не время!
Там мой муж, один, в лесу,
Быстрей спасателей к нему!
Я вам дорогу покажу!»

Она кричала. Они молчали,
Будто Лену изучали.
Потом большой конверт достали
И как-то нехотя сказали:
«По твоим следам уж шли,
Избу сгоревшую нашли,
Фотографии, смотри».

Она глядела в фотоснимки,
И не верила глазам,
Это были лишь картинки,
Но казалось она там!

На них их дом, лежал углями,
Буржуйка-печка посреди,
Четыре пня, ещё стояли,
Как живые мертвецы...

Хотела Лена рот открыть,
Чтоб кое-что у них спросить,
Но опера опередили:
«Останки тела в доме были...»

Она им впредь не отвечала.
И ночью этого же дня,
Ребёнка, дочку, потеряла.
Вот такие вот дела.

Прилетела её мама,
Не хвалила, не ругала,
И лишь дома, ей сказала:
«Ты такой красивой стала!»


Говорят, что время лечит,
И это правда.
Но когда приходит вечер,
Воспоминания...

И вот в такие вечера,
К ней приходили, как друзья,
Все, что забыть никак нельзя:
И первый холод от тайги,
Простуды смутные деньки,
С Андреем радостные ночи,
«Меня ведь спас он, между прочим!»
Их путь совместный на восток,
И речки-Лены тихий ток...

Как странна память в нас бывает,
Вспомнишь фрукт — во рту уж тает.

Вот так, девчонка под Москвою,
На самом деле всей душою,
Была сейчас у той реки,
Стирала с радостью носки,
Ловила рыбу вместе с мужем,
Ела их нехитрый ужин...

Сквозь слёзы горечи, утраты,
Ей вспоминались все их драки,
Когда смеясь, в пылу борьбы,
Они давили сорняки,
И словно дети, в них сражались,
Валялись, ползали, катались,
И под конец совсем устав,
На том ковре из мятых трав,
Лежали, ноги вверх задрав.

А перед сном, почистив зубы,
Целуясь нежно прямо в губы,
С расчёской мелкою в руке,
Клещей искали друг на друге,
Как и положено, в тайге.

Но дни текли — пришла весна,
Елена в комнате сидела.
И лучик солнца из окна,
Ласкал её, теплом, несмело.

Вошёл отец, сказал: «Привет!
Меня послала твоя мама,
Мы знаем, этот твой побег...
Всё что случилось... это драма,
Но жизнь идёт, ты молода...»
Она не слушала отца,
И рядом видела Андрея.
Он улыбался как всегда,
В её душе тоску лелея.

В конце весны, в средине дня,
Оставив все свои дела,
Елену, мама, привела,
В коррекционный центр «Я».

Где, старый, опытный психолог,
Эзотерик и астролог,
Посредством разных хитрых фраз,
Пытался влезть девчонке в душу,
И не попал туда — ни раз!

На заключительном сеансе,
Устав и выбившись из сил,
И находясь от Лены в трансе,
Повысив голос он спросил:
"Тебе родителей не жалко?
Зачем из дому то ушла?
Чего молчишь как партизанка?
Кого ты строишь из себя?
Я бы дал тебе, засранка,
Полновесного ремня!"

Слова Елену зацепили:
"Скажите доктор, вы любили?
Или вы уже забыли?
Или вы любовь не знали?
А вы дитя, своё, теряли?
Чего молчу, хотите знать,
Хм…, мне просто нечего сказать!"