Питер

Пушки, шнявы*, остров – роды завершились в майский день.
Сел на земли, стал на воды, заполняя место всклень.
По-мужицки и по-царски обживая колыбель,
Уложив Неву-бунтарку на гранитную постель,
Накрутив дымки на шпили, горизонты окрестив,
Подрастал, меняя штили, многомудр и ретив.

В череде веков-событий, замыкающих кольцо,
Был добытчиком открытий на имперское крыльцо,
Жил в хибарах при заводах, пил в бездушье кабаков,
Воевал, мелькал в народах, растекался с языков.

Годы мялись под ногами, судьбы прятались в столпы.
В туристическом бедламе, в пойме праздничной толпы,
Питер новый и рутинный, забродивший миражом,
То ли в будущее сгинул, то ли в прошлое ушёл…

В Невском** улочка таится, пряча каменную стынь,
Простодушною черницей старомодный вызнав стиль,
На замшелых тёмных лапах в землю намертво вросла.
Смурый вид, брусчатый запах, дом оббивший два угла.

Я войду в глазницу арки, окажусь в ловушке стен,
Крикну громко, по школярски: «Здесь не видно перемен!»
Серый двор встряхнётся эхом и ответит на визит:
«Питер к бабушке уехал, только улочка стоит».

* небольшое парусное торговое или военное судно
** район С-Петербурга