Свет в декабре

Добрый вечер, Максим. Я сейчас, конечно, постараюсь ответить, как получится. Но у меня возникло чувство, что Ваши вопросы - это, прежде всего, не вопросы ко мне, но к самому себе. Почему так? Да потому, что получить ответ на вопрос можно лишь в том, случае, если мы уже на него сами ответили. То есть чужую мысль нельзя понять, если она не рождена нами заново. Тут я почти цитирую М.М., потому что он мне становится все ближе и ближе в последнее время. Его лекции по психологической топологии я читаю медленно, почти год, поскольку все сказанное мне нужно пережить на внутреннем опыте при максимальной концентрации. Надо сказать, что специфика философского дискурса мне очень мешает, слова мешают. Но в итоге я прихожу к выводу, что мой опыт совпадает, по основным вопросам сознания, с опытом М.М.
Начнем с "финального аккорда". Мейстер Экхарт, средневековый мистик, после личного опыта сделал заявление по тем временам самоубийственное:"Без меня Бога не существует". И весь этот мир, сотворенный Богом за шесть дней (если уж буквально следовать первоисточникам), со всеми этими полями-травинками без меня не существует. А что существует? - формы, пустые по сути, которые моя психика наполняет чувственным содержанием, предметностью, которую принято называть "объективной реальностью". Для кого она объективна? - для шмеля, летучей мыши, бактерии с их способами проработки форм? То есть мир не может быть одноявленным, это однозначно. Мы опять возвращаемся к платоновским идеям, к индуизму, буддизму. И тут нет принципиальной разницы в философских течениях, если иметь дело с сознанием. И в этом же русле нет смысла задаваться вопросом, "откуда это взялось", это связано с линейностью нашего мышления, с потребностью размещать вещи и события во временных отрезках. Ни мир, ни мы не существуем этапно в этих отрезках, - мы непрерывны и вневременны и в то же время парадоксально существуем целиком в каждый момент, но эта тотальность недоступна нашему восприятию, мы лишь иногда можем переживать её. В том числе, благодаря поэзии. Это поддерживает чувство причастности к подлинной жизни, жизни вечной, которое нам не может быть дано тем, что принято называть "объективной реальностью" - предметным эквивалентом нашей психической реальности. А без этого даже самые высокие идеи будут реализовываться механически. И предметности вовсе не требуется противостоять, а нужно принимать ее как способ восприятия, то есть как карту, наложенную на местность, но не саму местность. И уж если хочется говорить о неоднократном возвращении ЛГ на "край", то нужно понимать это именно в контексте сказанного выше. Ваши вопросы обусловлены линейностью, я бы сказал, временнОй линейностью мышления. Что же касается "рискнуть на невозможное", то человек рискует всегда на то, что возможно, достигает тех целей, которые ему лично предназначены. Они могут быть достигнуты при жизни индивидума (вот оно, восточное освобождение), а могут выходить за ее пределы - как карта ляжет. И задача тут не у души, а у нас - понять то, что от нас скрыто предметностью, то есть нашу душу со всеми ее содержаниями.
Если я пролил кому-то свет сейчас, то это не я его пролил, а сам тот, кто смог заново всё это продумать и прочувствовать в своем личном опыте.

Спасибо, Максим, за эти вопросы.

С уважением,

Майкл Ефимов   16.01.2014 23:02   Заявить о нарушении

Добрый день, Майкл!

Что ж, обмен мнениями у нас вырисовывается небезынтересный. Вы с ММ правы в том, что чужую мысль нельзя понять, если она не рождена нами заново. Хотя с другой стороны, именно тот факт, что подобного рода мысль была рождена мною заново – причём не единожды, – как раз и вызвал заданные вопросы. Смущает здесь одно: Вы сетуете, что слова и специфика философского дискурса являются несовершенными средствами для донесения того, что было пережито на внутреннем опыте. Но ведь другого способа у нас в данном случае попросту нет. Потому и приходится изъясняться в пределах вербального.

Сперва, пожалуй, скажу пару слов относительно небезызвестного Мейстера Экхарта. Помните, Майкл, когда-то я писал Вам небольшой экскурс о монашеских орденах, где подобающее место было отведено в том числе и доминиканцам – самому, пожалуй, влиятельному ордену той весёлой поры. Так вот, автор приведённой Вами цитаты, преподобный Мейстер Экхарт, ко всему прочему, был ещё и самым что ни на есть махровым доминиканцем, со всеми вытекающими последствиями. И его внутриконфессиональное фрондёрство чем-то смахивает на нынешние подвиги протодиакона Андрея Кураева, который тоже, типа, восстал против утвердившихся устоев, но восстал, сами понимаете, по совершенно смехотворным вопросам. Ибо христианство, как Вы помните, отвергает похоть как таковую, а наш воодушевлённый протодиакон отчего-то вдруг решил, что тут всё дело в её цвете. Как будто голубой цвет здесь чем-то принципиально отличается от зелёного или, скажем, розового. Что же касается основных доктринальных моментов, то здесь – увы и ах! – ни у средневекового мистика, ни у современного нам протодиакона больших расхождений со своими патронами не наблюдалось. К слову, Майкл, я сейчас торчу в том самом городе (Венеция), где на соборе в 1325 году как раз и была рассмотрена первая серьёзная жалоба, поступившая на Мейстера Экхарта и его сподвижников (первый раз его прижали в 1307-м, но тогда он сумел не только отвертеться, но и даже стать впоследствии весьма важной шишкой в церковной иерархии). После венецианского собора началось разбирательство и т. п., но кульминационным моментом в этом теологическом «деле» стала рукопись Экхарта, которую он прочёл в Кёльне в начале 1327 года (в этом же году М.Э. умер, причём, заметьте, своей смертью). Я хотел бы привести здесь эту рукопись, так как она перекликается с теми его словами, которые процитировали в своём ответе Вы. Вот она:

"Я, Мейстер Экхарт, доктор святой теологии, объявляю прежде всего, призывая во свидетели Бога, что каждое заблуждение в вере и искажение ее избегал я насколько мог, ибо таковые заблуждения были мне всегда ненавистны и ненавистны до сих пор, как доктору и члену Ордена. Если нашлось бы что-либо ошибочное в этом отношении, что бы я написал, сказал или проповедовал, открыто или неоткрыто, прямо или косвенно, с дурным умыслом или ради духа сопротивления, - от этого отрекаюсь я прямо и открыто всем и каждому, кто присутствует здесь в собрании, ибо смотрю с этого мгновения на сие, как на несказанное и ненаписанное, особенно потому, что слышу, что плохо меня поняли; будто я проповедовал, что мой маленький мизинец создал все; но я не думал и не говорил того, что гласят эти слова; а сказал я это о пальцах того маленького мальчика Иисуса. Я исправляю все это, и отказываюсь от всего этого, и буду исправлять, и буду отказываться в общем и в частности всегда, когда это понадобилось бы, от всего, в чем было бы признано отсутствие здравого смысла".

Смысл приведения этого обращения, – озвученного Экхартом, напоминаю, в самом конце его земного пути, – лишь в том, чтобы предостеречь Вас от идеализации мистицизма. Поверьте, пожалуйста, Майкл, с мистиками всё вообще обстоит не так просто, как это кажется. Если захотите, можем в будущем обсудить само это явление, что называется, in general.

Теперь, пожалуй, можно вернуться к сути нашего разговора. Вот Вы с лёгкостью списываете мою слепоту на временнУю линейность мышления. Допустим. Но разве не эта самая временнАя линейность удерживает каждого из нас от того, чтобы в один прекрасный день по рассеянности вконец не запамятовать, что мы являемся не фантастическими существами, погружённым в некое метафизическое странствие, не абстрактным тождеством Я-Я, но экзистирующими индивидами, срок земной жизни которых ограничен. Стало быть, да, именно она, то есть именно временнАя линейность мышления, подразумевающая наличие начала и конца, не позволяет мне раствориться в перманентной медитации, но, наоборот, настаивает на каждодневном принятии решений, чтобы затем приводить эти решения в действие. И я, разумеется, далёк от мысли об объективном рассмотрении Бога, поскольку максимум, к которому здесь можно прийти, – это лишь доказательство истинности Его бытия. Но подобные вещи меня не интересуют совершенно. Однако если взглянуть на ту же проблему субъективно, то как раз и получится, что лишь отношение субъекта к этой сущности (Бог) КАКИМ-ТО ОПРЕДЕЛЁННЫМ ОБРАЗОМ одно только и может свидетельствовать, что речь идёт именно об отношении к Богу, а не о чём-то другом. Уж не знаю, доступно ли я объясняю. Если нет, то уверяю, что виноваты в том отнюдь не слова, но, скорее, моё умение ими пользоваться. Объективность в этом вопросе, Майкл, – это всегда область приблизительных разглагольствований, так как вызвать Бога объективно под силу только нашему гениальному другу (прочтите, кстати, его последний шедевр), который в край угла ставит исключительно вес доказательств евангелий. Но тот, кто движется по пути субъективности, имеет дело с проблемами совсем другого рода. Ведь каждую секунду такой человек мучительно осознаёт не просто какую-то смутную потребность в некой надмирной сущности, которая, возможно, в завершение всего и примет его в то же лоно, из которого когда-то выплюнула, но потребность обрести Бога в эту самую секунду – и здесь непременно задействовано время, – поскольку каждая секунда, проведённая без Бога, квалифицируется им как прожитая понапрасну. И в этой-то точке рассматриваемый индивид как раз и обретает Бога, – причём обретает не благодаря длинным и веским объективным доказательствам, не благодаря метафизической путанице и даже не благодаря поэзии, о которой Вы упомянули, но благодаря своей бесконечной страсти. Эта-то страсть и будет тащить его на новые орбиты, отождествляя бег по кругу с движением вспять. Во всяком случае, мне всё видится именно так.

С уважением,

Максим Седунов   17.01.2014 16:38   Заявить о нарушении

Здравствуйте, Максим, разговор и в самом деле намечается любопытный – отчего бы не продолжить. Вас не должны смущать мои сетования на несовершенство языка: философский дискурс априори подразумевает это, и потому предварительно проводится ряд процедур по выработке понятийного аппарата, накладываются определенные ограничения и т.п. Мы же общаемся без этих условностей, что как раз и создает трудности взаимопонимания.
С моей стороны также пара слов об Экхарте. В те поры доминиканцы отличались иезуитством на юге Франции и в Испании, а в Германии лютовали францисканцы. То есть доминиканец доминиканцу рознь. Далеко не все считают его, Экхарта, деятельность фрондерством. Я, например, опираюсь на исследования весьма уважаемого в научной среде японского ученого и дзен-буддиста Дайсэцу Тейтаро Судзуки – человека скромного и без скандальной славы Юнга (в оправдание Юнга скажу, что ему было сложнее, ведь он пошел против как научной, так и религиозной традиции своего общества). У него есть работа «Мистицизм: буддийский и христианский», где анализируется сходство мистического опыта в обеих культурах. Там достаточно много уделено внимания Экхарту без оценки его мистического опыта (а опыт Бога всегда мистический, кстати) как фрондерства. Если хотите, можно в нашей теме не упоминать Экхарта – достаточно информации о подобных состояниях и без него. Так что же сказал он в 1327 г., отвечая на 80 обвинений? - «особенно потому, что слышу, что плохо меня поняли». Вернемся к М.М.: нельзя ни помыслить, ни почувствовать, ни пережить, что уже не помыслено, не прочувствовано, не пережито. Так и умер Экхарт с неснятыми обвинениями, а через пару лет его учение было запрещено. Конечно, с мистиками не всё так просто, даже гораздо сложнее, чем предполагают некоторые, ибо мистическое мышление насыщено символикой, причем весьма вариативной (например разные с виду символы имеют одно значение и наоборот; здесь уместно вспомнить последний фундаментальный труд Юнга «MYSTERIUM CONIUNCTIONIS»). A propos, есть и другая тенденция в восприятии Экхарта в качестве сверхрационалиста, отождествляющего Бога и некий сверхразум (не было у него и мистических экстазов, и видений и прочего).
Теперь насчет линейности мышления. Термин не совсем, правда, удачный. Тут я имею в виду, что мышление идет от одного к другому, пользуется формальной логикой, дуально, диалектично в силу дуальности. Но, вопреки Вашему мнению, я убежден что наша самотождественность носит вневременной характер (во времени мы заметно меняемся и уже не тождественны себе в различные временные промежутки), здесь недопустимо говорить о начале и конце (это проблема «линейного мышления»); при глубоком проникновении в себя мы обнаруживаем свою безначальность и бесконечность, то есть не выделяем себя из потока непрерывных преобразований. Но в быту, в рамках априорных пяти органов чувств, мы будем пользоваться именно линейным мышлением и временнЫми категориями в качестве точек фиксации. Но если человек хочет целиком раствориться в Боге, то он неминуемо попадает в трансцендентную реальность без пространственно-временных ограничений – если уж такова природа Бога. Иными словами, в дольнем мире ему уже делать нечего.
Теперь перейдем к фразе «отношение субъекта к этой сущности (Бог)». Здесь-то и проявляется линейное мышление, которому для его нормального функционирования требуется объективация и номинация даже того, что не может по своей природе быть объективировано и названо. Но когда эта процедура проведена, для мышления это самое необъективируемое приобретает свойства реального объекта. Вы вот недавно предложили одному рецензенту сперва определиться с категорией «счастье». А с такой категорией как «бог» многие почему-то ничтоже сумнящеся определяются и обильно рассуждают на эту тему. Иными словами, нечто иррациональное, непостижимое разумом, некая интуиция причастности к тотальной целостности называется словом «бог», и всё сразу становится на свои места – неизвестное обрело предметную реальность (большинство людей мыслит в поле предметной реальности).
Завершая, хочу сказать: если какой-то конкретный человек (или большинство человеков) осознает «смутную потребность в надмирной сущности», то я в таком случае сразу же осознаю потребность понять, почему я испытываю вышеупомянутую потребность. Наверно поэтому, мой ЛГ и возвращается на «край», где ощущает свою пустоту как «непроявленное Всё», по словам Анны. Точно также я буду разбираться с любой страстью, даже бесконечной, ибо страсть - с любым знаком - по своему определению (хоть и дает импульс к действию) сужает сознание.
Это точно не мой путь.

С уважением,

Майкл Ефимов   17.01.2014 23:31   Заявить о нарушении

Майкл, здравствуйте!

Рад продолжить нашу захватывающую беседу. В этот раз я, пожалуй, разобью свой ответ на пунктики, – исключительно по соображениям самодисциплины, ну, и просто чтобы не валить всё в одну кучу (иногда подозреваю себя в такой склонности).

А. Насчёт философского дискурса и понятийного аппарата могу сказать лишь следующее: я вовсе не считаю, что наш безобидный диалог имеет своей целью достижение некоего консенсуса. Выражаясь фигурально, мы занимаемся тем, что просто-напросто мутим воды языка – на радость себе и другим на потеху. То бишь этими самыми мудрствованиями и всевозможными умопомрачительными построениями (во всяком случае, я точно) стараемся подытожить посредством слов то, что давно уже хаотично болтается на уровне мыслей. Говорю как на духу: передо мной никогда не стояло задачи в чём-то убедить Вас, ибо меньше всего на свете хочется напоминать этакого отяжелевшего от мудрости ребе. Да и ангел, который бы сказал мне что-то типа: «Иди и проповедуй!», во сне до сих пор так и не являлся. Наоборот, я всегда настаиваю, держа в уме того же Сократа, на промежуточном характере любых сделанных выводов, поскольку нахожусь, как и любой живой человек, в процессе становления. К тому же это и невозможно – передать другому некий готовый результат, потому что человек, по моим скромным наблюдениям, это дух, и истина представляет из себя своего рода работу этого духа по присвоению той или иной сущности. А значит, наш обмен мнениями, пожалуй, даже ближе к бессвязной перекличке клиентов на Вашем основном месте работы, чем к философской дискуссии.

Б. Что до Экхарта, то предшествовавшая реплика о его фрондёрстве и махровом доминиканстве имела своей целью лишь обратить Ваше внимание на то, что достопочтенный прелат, сделав свои «удивительные» открытия, которые шли несколько вразрез со взглядами его ордена, отчего-то не отвалил на вольные хлеба, дабы выстраивать истинные отношения с Всевышним, но занялся, по сути, всего лишь институциональными преобразованиями. И ещё я не совсем понял, зачем Вам понадобился упомянутый японец. Ведь это примерно то же самое, если б кто-то в будущем захотел изучать, допустим, Ваше творчество, но не по Вашим же стихам, а по моим рецензиям. Согласитесь, так себе вариант. Произведения Мейстера Экхарта в большинстве своём переведены на русский язык, и у каждого есть возможность прочесть их, что называется, без посредников и сделать собственные выводы. Даже в моих электронных закромах – хоть я и не большой поклонник таких умов – имеется где-то с десяток основных работ М.Э. Если захотите вдруг углубиться в то, к чему клонил преподобный, могу без проблем прислать.

В. Теперь о линейности мышления (термин вполне, по-моему, соответствует сути). Здесь, Майкл, увы, мне остаётся только развести руками и покаяться, что, дожив до седин, я так и не научился фокусу а la барон Мюнхгаузен, который позволил бы мне покрепче схватить себя за не бог весть какую шевелюру, хорошенько дёрнуть и – раз-два-три – оказаться в некой вневременной среде, то есть прямёхонько под знаком вечности. Конечно, вполне допускаю, что когда-то и я окажусь в столь замечательном месте, но покамест наличное существование, в котором ещё какое-то время вынужден пребывать, буквально запрещает мне проделывать подобные трюки. И я способен осознать, что любой буддистский монах-первогодка даст мне в этом смысле сто очков форы, однако ничего с собой поделать не могу. Ведь о своей бесконечности я не могу ровным счётом ничего знать, но могу, в строгом смысле слова, лишь верить в это, делая ставку именно на неопределённость. Стоит сказать, что как раз эта неопределённость и подогревает страсть, поскольку подключает сюда парадокс и даже абсурд. С другой стороны, обнаружь я действительно свою безначальность и бесконечность или, упаси бог, уверься я в них, – то чем же, позвольте спросить, мне тогда следует заниматься весь остаток жизни?

Г. Ну и на сладкое – какая же трапеза без десерта! – я оставил, разумеется, Бога. Вот Вы между строк даёте понять, что эта сущность не может быть объективирована. С этим я, само собой, согласен. Тем не менее, Майкл, она может – и даже непременно должна – быть «субъективирована» (извините за выражение). Говоря по-другому, совершенно не важно, что из себя представляет эта сущность объективно, совершенно не важно, как она выглядит, – может, как двуногое, а может, как 3-4-5 или даже 100-ногое существо, – но важно само отношение субъекта к этому 3-4-5 или 100-ногому существу. Причём количество ног в данном случае не имеет абсолютно никакого значения. Ибо главное тут само отношение! Однако, апеллируя к этой сущности, человек, как мне кажется, обязательно должен хотя бы интеллектуально представлять, с чем же он имеет дело. Это-то представление и будет его, то бишь человека, красной религиозной ценой. Точно так же ему не мешало бы при этом иметь хотя бы приблизительное – пускай даже ошибочное – представление о самом себе, чтобы в этой конструкции было прояснено также и то, кто апеллирует. И тогда никакой путаницы не возникнет. Да, Бог это не что-то внешнее. Стало быть, и отношение к Нему никак не может быть прямым (прямое отношение с Богом – это и есть язычество). Но это и никакая не абстракция, ибо абстракция совершенно дезориентирует. Лучше уж тогда оставаться в пределах этического и о религиозном даже не заикаться. Ведь когда абстрактно представляющий Бога индивид начинает свою высокопарную канитель о том, что Богу угодно, а что нет, то он попросту насмехается над Ним, ибо в качестве добра (или зла) он пытается протащить то, что сам почитает за добро (зло). Иными словами, в этом эпизоде наш псевдорелигиозный субъект вместо того, чтобы подстраиваться под Бога, сам подстраивает Его под себя. Разве это не комично, Майкл? Однако большинство говорунов, разглагольствуя о Боге, занимается именно этим. Включая всех доминиканцев, а с ними и преподобного Мейстера Экхарта.

С уважением,



Максим Седунов   18.01.2014 19:07   Заявить о нарушении

Добрый вечер, Максим. Знаете, готов согласиться с Вами, что у нас тут нет признаков философской дискуссии, так как она опирается только на сознание, на интраверсию в себя как в структуру сознания, а не на производные от его психической проработки (например, религия, вера). Но, к сожалению, по-другому у меня не получается. Потому и я не стремлюсь переубедить оппонента, а лишь пытаюсь дать возможность войти в те структуры сознания, проработав которые, он, возможно, извлечет для себя что-то новое и полезное. Поэтому честно говорю, что мне чужды (в рамках моего дискурса) такие понятия, как «парадокс», «дух», «абсурд», «комическое», «страсть».

Объясню за японца. Видите ли, Максим, я искренне допускаю, что Вы прочитали всё написанное в дольнем мире с незапамятных времен и обо всем способны составить суждение. Но я, по своему малоумию, вынужден обращаться по интересующим меня темам к некоторым авторам, которые цитируют первоисточники. Таким образом я получаю два в одном: сопоставляю свои мысли с авторскими, а также и с первоисточником. Отсюда и взялся японец. Я убедился, что мой акт рефлексии совпадает с его актом и с актом интраверсии многострадального - досталось же ему и в прошлом, и в настоящем! - Экхарта. Ровно так же обстоит дело и с Юнгом – спасибо ему за подробную библиографию и проделанный за меня труд. Не стоит обвинять меня в излишней ленности: все мы неизбежно пользуемся чьим-нибудь трудом, не просто присваивая его, а ускоряя некоторые процессы посредством его. Тут не лишне и поэзию будет помянуть. Кстати, Экхарта так и не смогли засудить из-за его безупречной, как говорят репутации; даже звери-францисканцы за него вступились. В общем, нас там не было, не будем об этом.

Возвращаясь к теме мышления, могу лишь прокоментировать Вашу откровенность: ну не дано - так и ладно. Зато Ваш тип мышления, чрезвычайно развитый к моей зависти (хочется быть целостным!), позволил Вам достичь впечатляющих успехов в общепринятом смысле, что тоже хорошо. Я же давно еще Вам говорил, что с детства ощущал присутствие иного, вот этот знак вечности, и это структурировало мою жизнь зачастую вопреки моему желанию. Так что не стоит пытаться повторить фокус барона: если придет, то придет само и потащит за волосы. Мне даже кажется, что нечто подобное в Вашей судьбе уже случалось, поэтому тут Вы меня поймете. Проблем, чем заниматься остаток жизни не будет после этого – можете ходить за водой, можете ловить рыбу – это не будет иметь значения, Ваш Бог будет всегда с Вами.

Переходим к пункту Г. Знаете, так уж устроена психика, что говоря о Боге, люди бессознательно объективируют его, наделяя его абстрактным образом и не абстрактными качествами – иначе с ним невозможно иметь дело. Тут и появляется вопрос, к чему необходимо иметь отношение – к образу Бога (то есть к сущности) или к идее Бога. Я, например, в этом вопросе занимаюсь мышлением над своим мышлением об идее Бога, то есть занимаюсь вопросами сознания. А если иметь отношение к некой сущности, то легко и впрямь запутаться, особенно в вопросе добра: наше добро – вещь субъективная, а добро от Бога, похоже, непредставимо, ибо ничего общего не имеет с нашим представлением о добре.

В буддизме первой ступенью Благородного Восмеричного Пути является сё-кэн – правильное мнение, которое означает отсутствие конкретного, фиксированного мнения. В правильном мнении содержится суть буддизма. Здесь очень рядом «сомнение» в лекциях М.М. Поэтому на том и закончим наш вечный разговор (он ведьне только наш).

Ниже я приведу одну из проповедей Экхарта для возможных зрителей. Для меня это пример очень глубокой интраверсии, симулировать которую невозможно. Чешется язык дать психологический комментарий, честное слово!

С уважением,

Майкл Ефимов   18.01.2014 23:34   Заявить о нарушении

О ВЕЧНОМ РОЖДЕНИИ
Мы справляем здесь во времени праздник вечного рождения, которое Бог-Отец непрестанно совершал и совершает в вечности, и празднуем это самое рождение, совершившееся во времени и в человеческой природе. Рождение это совершается всегда, говорит Августин. Но если оно происходит не во мне, какая мне от этого польза? Ибо все дело в том, чтобы оно совершилось во мне. Будем же говорить о том, как это рождение совершается в нас или, лучше сказать, в доброй душе.

В какой же области совершенной души произносит Отец свое Слово? Ибо все, что я говорю здесь, относится только к совершенному человеку, который шел и идет путями Божьими, но не к первобытному и неприготовленному человеку, потому что такому человеку это рождение - неизвестно и совершенно чуждо.

Так гласит слово мудрого человека: "Когда все вещи покоились в глубоком молчании, низошло в меня сверху, с королевского престола сокровенное Слово". Об этом Слове будет эта проповедь.

"Среди молчания было во мне сказано сокровенное Слово". О Господи, где то молчание и где то место, в котором изрекается это слово?

Оно в самом чистом, в самом нежном, что есть в душе, в самом благородном, в основе и в сущности души. Там - глубокое молчание, ибо туда не проникает ни одна тварь или образ; ни одно действие или познание не достигает там души, и никакого образа не ведает она там и не знает ни о себе, ни о другой твари.

Всякое действие душа исполняет с помощью сил. Все, что она познает, она познает разумом. Когда думает - пользуется памятью. Любит ли - любит волей. Так она действует посредством сил, а не сущностью. Всякое внешнее дело ее всегда связано с посредником. Только посредством глаз осуществляет она силу зрения, иначе силу зрения она не может создать или осуществить. И так во всех чувствах: она всегда пользуется каким-нибудь посредником для своих внешних действий.

Но в самой сущности нет действия. Ибо хотя силы, посредством которых она действует, вытекают из основы души, в самой основе - одно глубокое молчание. Только здесь покой и обитель для того рождения, для того, чтобы Бог-Отец изрек здесь свое Слово, ибо эта обитель по природе своей доступна только божественной сущности без всякого посредника. Здесь Бог входит в душу всецело, не частью Своей. Здесь входит Он в основу души. Никто кроме Бога не может коснуться основы ее. Тварь не проникает в глубину души, она должна оставаться снаружи, вместе с силами. Только здесь она могла бы созерцать свой образ, с помощью которого она сюда вошла и нашла себе приют.

Ибо когда силы души приходят в соприкосновение с тварью, они берут и создают ее образ и подобие и вбирают это в себя. Так познают они тварь. Дальше этого тварь не может войти в душу; а душа приближается к твари лишь тем, что она сперва всецело принимает в себя ее образ. Только посредством осуществленного в воображении образа она приближается к творениям, ибо образ есть нечто, что душа создает с помощью сил. Будь то камень, человек, роза или еще что другое, что она хочет познать, она всегда воспринимает образ, который она прежде получила от них, и таким путем она может с ними соединиться.

Но всегда, когда человек таким способом воспринимает образ, этот последний должен войти в него извне, через внешние чувства. Поэтому нет для души ничего более неведомого, чем она сама для себя. Один мудрец говорит: душа не может создать или получить свой образ, поэтому ей нечем познать себя самое. Ибо всякий образ приходит через внешние чувства: оттого она не может иметь своего образа. Поэтому она знает все, только не самое себя. Из-за отсутствия этого посредника ни о какой вещи не знает она так мало, как о себе самой.

Ты должен знать: она свободна внутри от всяких посредников и образов, в этом и заключается причина, почему Бог может без образа и подобия свободно соединяться с ней.

Ты не можешь не приписать Богу в самой высокой степени тех способностей, которые ты приписываешь мастеру. Чем мудрее и сильнее мастер, тем непосредственнее осуществляется его дело и тем проще оно. Человек нуждается во многих средствах для своих внешних дел. Многие приготовления необходимы, прежде чем он исполнит эти дела так, как он представил их себе. Светить - это искусство и дело луны и солнца - они исполняют это очень быстро. Как только прольют они свое сияние, в то же мгновение мир полон света во всех концах. Но еще выше - Ангел. Он в своем деле нуждается еще в меньшем количестве средств и пользуется еще меньшим числом образов. Верховный Серафим обладает еще одним единственным образом; все, что другие, стоящие ниже его, воспринимают во множественности, он постигает в едином.

Но Бог не нуждается вовсе в образе и не имеет его в Себе. Бог действует в душе без всякого средства, образа и подобия. Он действует в основе, куда не достигал никогда ни один образ, кроме Него Самого, кроме Его собственной сущности. Этого не может ни одна тварь!

Ибо как рождает Бог-Отец Своего Сына в душе? Как рождают и творения - в образе и подобии? Поистине нет! Но совсем так же, как Он рождает Его в вечности, и никак не иначе. Хорошо! Но как же рождает Он Его там? Видите ли: Бог-Отец обладает совершенным прозрением Себя Самого и глубочайшим проникновением Себя Самого, только посредством Себя Самого, без всякого образа. И так рождает Бог-Отец Своего Сына в истинном прозрении Божественной природы. Таким и никаким иным образом рождает Бог-Отец Своего Сына в недрах, в основе и сущности души и так соединяется с ней. Ибо, если бы здесь был образ, то не было бы истинного единства, а в истинном единстве заключается все ее блаженство.

Теперь вы могли бы сказать: "Ведь по природе души в ней одни только образы". Нет, это не так, иначе душа никогда не была бы блаженной. Ибо Бог не может создать творения, которое дало бы тебе полное блаженство, иначе Он не был бы для тебя высшим блаженством и последней целью.

Его же природа и воля быть началом и концом всякой вещи. Никогда тварь не может быть блаженством. Так же мало может она здесь быть совершенством, ибо из совершенства и добродетели вытекает совершенная жизнь. И так ты должен пребывать и жить в своей сущности и в своей основе, и там должен коснуться тебя Господь Своей простой сущностью без посредства и образа. Каждый образ предполагает и предлагает не себя. Он приводит к тому, образом чего он является. И так как мы имеем образ лишь для того, что снаружи и может быть воспринято только внешними чувствами, то есть для творения, а образ приводит к тому, что он изображает, - невозможно, чтобы ты смог стать блаженным через какой-либо образ.

Что должен делать для этого человек, чем ему достичь и заслужить, чтобы это рождение свершилось и осуществилось в нем? Лучше ли, чтобы он как-нибудь этому содействовал со своей стороны вроде того, например, чтобы он думал о Боге и представлял Его себе, или чтобы он оставался в тишине, в покое, в молчании, и тогда Бог говорил бы и действовал в нем, а он лишь ждал бы Божьего дела? При этом я повторяю: этот глагол и дело Божие даются только добрым и совершенным людям, которые так вобрали и впитали в себя сущность всякой добродетели, что она излучается из всего существа их без всякого их к тому содействия; и прежде всего должна в них жить достойная жизнь и благородное учение Господа нашего Иисуса Христа!

Пусть они узнают, что лучшее и благороднейшее, к чему можно прийти в этой жизни, это молчать и дать Богу говорить и действовать в тебе. Когда все силы отрешены от своих дел и образов, изрекается то Слово. Потому и говорит он: "Среди молчания было сказано мне тайное Слово". Чем более ты способен отозвать все силы и позабыть все вещи и образы, которые ты когда-либо воспринял, тем более ты, следовательно, позабудешь творение, тем ближе ты к тому и тем восприимчивее. О, если бы ты захотел стать вдруг неверующим, даже захотел бы очутиться в неведение твоей собственной жизни, как это случилось со святым Павлом, когда он говорил: "Был ли я в своем теле или нет, этого я не знаю, это знает Бог!" Тогда дух вобрал в себя все силы, так что тело перестало существовать для него, тогда не действовали ни память, ни рассудок, ни внешние чувства, ни силы, которым надлежит поддерживать и совершенствовать тело; жизненный огонь и жизненная теплота были удержаны, потому тело не потерпело ущерба, хотя он все же три дня не ел и не пил. Так же было с Моисеем, когда он постился сорок дней на горе и все же от того не ослабел; в последний день он был совершенно так же силен, как в первый. Так должен человек освободиться от внешних чувств, обратиться внутрь и погрузиться в забвение всех вещей и себя самого.

Об этом говорит один учитель, обращаясь к душе: беги суеты внешних дел, беги и скройся от бурь внешних дел, как скрывается мысль, ибо они создают лишь несогласие.

Итак, если надлежит Богу сказать в душе Свое Слово, она должна пребывать в мире и покое; тогда Он изрекает в душе Свое Слово и Себя Самого, не образ, но Себя Самого! Дионисий говорит: Бог не имеет ни Своего образа, ни подобия, ибо Он по существу Своему все добро, вся истина, все сущее. В одно и то же мгновение Бог творит все Свои дела в Себе и из Себя. Когда Бог создавал небо и землю, не думай, что Он сегодня создал одно, а завтра другое. Правда, так пишет Моисей, хотя он, конечно, лучше всех знал об этом, но он сделал это ради людей, которые не смогли бы этого ни понять, ни охватить иначе. Только одно сделал для этого Бог: Он захотел, и они стали.

Майкл Ефимов   18.01.2014 23:44   Заявить о нарушении

Бог действует без средств и без образов. Чем свободнее ты от образов, тем восприимчивее к Его воздействию; чем больше погружен в себя, в забвение, тем ближе ты к тому. К этому призывал Дионисий своего ученика Тимофея и говорил: милый сын Тимофей, ты должен с безмятежным чувством устремиться за пределы самого себя, душевных сил, за пределы образа и существа в сокровенный тихий мрак, дабы ты пришел к познанию неведомого сверхбожеского Бога! Для этого необходимо освобождение от всех вещей: ибо противно Богу творчество в образах.

Теперь ты спросишь: что же творит Бог в основе и сущности души? Этого знать я не в состоянии, ибо душевные силы могут познавать только в образах, причем воспринимают они и познают каждую вещь в ее собственном образе: они не могут познать птицу в образе человека; и так как все образы приходят извне, то это остается для души сокрытым. И вот что для нее самое лучшее, это неведение, которое приводит ее к чудесному и заставляет ее искать его! Ибо она хорошо чувствует, что нечто существует, только не знает: что и как.

Когда человек постигает сокровенность вещей, сейчас же они утомляют его, и он обращает свой взгляд на что-нибудь новое; всегда есть у него стремление познавать эти вещи, и все же не может он остановиться на них; только такое непознаваемое познание удерживает душу и все же побуждает ее к исканию.

Потому один мудрец сказал: "Среди ночи, когда молчали вещи, в глубокой тишине было сказано мне сокровенное Слово. Оно пришло, крадучись, как вор". Как же разумеет он это: Слово, которое все же было скрыто? - Ведь природа слова открывать то, что сокрыто. - Оно раскрылось и блестело, будто хотело мне что-то открыть и подавало мне весть от Бога; поэтому оно называется Словом. Но от меня было сокрыто, оттого сказано: "в тишине пришло Оно, чтобы открыться мне". Видите, потому и должно искать Его, что Оно скрыто. Оно явилось и было все же сокрыто: Оно хочет, чтобы мы томились и вздыхали по Нему!

Святой Павел говорит: за Ним должны мы гнаться, пока не почуем Его, и не останавливаться, пока не схватим Его! Когда он будет восхищен на третье небо, где он услышал Бога и где видел все вещи, и снова пришел в себя, ничто из того не было им позабыто, но было в нем так глубоко, сокровенно в основе, что разум его не мог достичь того: это было закрыто от него. Поэтому он должен был искать и преследовать это - внутри себя самого, не вне себя. Это совсем внутри, не снаружи; совсем внутри! И оттого что он это сознавал, сказал он: Я уверен в том, что ни смерть, никакое страдание не разлучат меня с тем, что я нахожу в себе.

Об этом один языческий мудрец сказал другому прекрасное слово: Я ощущаю в себе нечто, что сияет в моем разуме, я вполне ощущаю, что это есть нечто, а что это, я не могу постичь; но мне кажется, что если бы я постиг это, я узнал бы всю истину! Тогда другой ему ответил: Хорошо! Держись этого, ибо если бы ты мог постичь это, ты получил бы всю совокупность добра и вечную жизнь. В этом же смысле выражается и святой Августин: Я сознаю нечто, что реет и светится перед моей душой; если бы это достигло во мне совершенства и постоянства, это была бы вечная жизнь! Оно таится и все же возвещает о себе. Приходит же оно воровским способом, чтобы отнять и украсть у души все вещи. А все же немного открывается оно и показывается, чтобы очаровать душу и привлечь ее к себе и похитить и отнять у нее ее самое.

По этому поводу говорил пророк: "Господи, отыми у них их дух и дай им взамен Свой дух". То же разумела и любящая душа, когда говорила: моя душа растаяла и расплавилась, когда любовь изрекла свое слово; когда она вошла, я должна была исчезнуть. То же разумел Христос, когда говорил: "Кто оставляет что-либо ради Меня, тому воздается во сто крат, кто хочет обладать Мною, тот должен отказаться от себя и от всякой вещи, и кто хочет Мне служить, должен за Мной следовать; не должен он больше преследовать своего".

Теперь ты скажешь: ах, сударь, вы хотите извратить естественную жизнь души! Такова ее природа, что она познается внешними чувствами и в образах, хотите ли вы нарушить этот порядок? - Но, что ты знаешь о том, какие возможности заложены Богом в человеческой природе, которые еще не до конца описаны, больше того - которые сокрыты? Ибо те, что писали о возможностях души, не пошли дальше того, к чему привел их естественный разум: ни разу не дошли они до самой глубины. Оттого многое должно было быть сокрытым для них и осталось им неизвестным. Поэтому говорит пророк: я хочу сидеть, и молчать, и слушать хочу, что Бог говорит во мне. Оттого что так сокровенно оно, оттого пришло это Слово в ночи, во мраке.

Святой Иоанн говорит: "Свет во тьме светит; в Свое пришел Он, и все, которые приняли Его, стали властью Сынами Божиими". - "Ибо была дана им власть стать Сынами Божиими".

Заметим же себе пользу и плоды этого тайного слова и этого мрака! Сын Небесного Отца не Один рождается из этого мрака, который принадлежит Ему; но и ты рождаешься там, как дитя того же Небесного Отца и никого иного; и тебе дает Он власть. Видите, как велика эта польза! Всякая истина, которой когда-либо учили и будут учить учителя вплоть до конца мира, проистекает из их собственного разума; они же не постигли ни капли из того знания, из той глубины. Пусть то будет названо незнанием, неведением, в нем все же больше, чем во всяком внешнем знании и ведении. Ибо это неведение отвлекает и уводит тебя прочь от всего познанного и прочь от тебя самого.

Это разумел Христос, когда говорил: "Кто не откажется от себя, и не оставит отца и матери, и не будет вне всего этого, тот не достоин Меня". Как будто бы Он говорил: кто не отвергнет всего внешнего, творений, тот не может ни быть зачатым, ни рожденным в этом божественном рождении. Когда ты лишишься себя самого и всего внешнего, тогда воистину ты это найдешь.

И воистину верю я и уверен в том, что человек, который тверд в этом, никогда не может быть разлучен с Богом.

Я утверждаю, что он не в состоянии впасть в смертный грех. Скорее потерпит он постыднейшую смерть, чем впадет в какой-либо смертный грех; как и делали святые. Даже простительного греха не могли они совершить, ни сознательно допустить его в себе или в других, если они могли его отвратить. Так увлечены, очарованы они этим путем, так освоились с ним, что не захотели бы обратиться к другому: все чувства и силы их обращены к одному. В этом рождении, да поможет нам Бог, сегодня вновь рожденный человеком, дабы мы, бедные дети земли, родились в Нем божественно; да поможет Он нам в этом во веки веков! Аминь.

Майкл Ефимов   18.01.2014 23:44   Заявить о нарушении

Спасибо, Майкл, и за ответ, и за выдержки! Нормально пообщались. Во всяком случае, я остался доволен.

С уважением,

Максим Седунов   19.01.2014 00:26   Заявить о нарушении

И я Вам искренне благодарен, Максим - давно головой не работал, больше чувством.

С уважением,

Майкл Ефимов   19.01.2014 09:29   Заявить о нарушении