Камера

(РАССКАЗ ПОДСЛЕДСТВЕННОГО)

В переулке грязном, непроезжем,
С глупою надеждой на успех,
Был открыт шиноремонтный цех.
Люди там всегда одни и те же -
Пьянь. Имели транспорт лишь во сне.
Вот где побывать случилось мне.

Расскажу по правде,
               всё как было.
С камерой залатанной в руках,
(Много раз проткнутой, будто шилом,
Час назад у местного ларька)
 Выхожу один из шинремцеха,
Сзади смех, плевок через губу...
Мне, признаться, было не до смеха:
Денежки и время - как в трубу.
Да к тому же под ребром заныло,
Между боком и гортанью - кол...
До машины метров двести было,
Там вода, в аптечке корвалол.
С каждым шагом всё труднее, хуже,
Восемьдесят - это не пустяк.
Треть пути прошлёпал кое-как,
Сел на грязный камень возле лужи.

Ветер, дождь со снегом. Ни души.
Всё живое спряталось и сжалось.
Где-то тянут песню алкаши...
Чувствую, не много мне осталось.
Не ропщу, пожил, промчались дни.
Правда, лучше б дома,средь родни...
А до дома путь не очень долгий,
Если напрямик, через лесок.
Мне бы до своей добраться "Волги",
Камеру бы вставить в колесо.
Или б ветерка вдохнуть поболе,
Чтобы сердцу добрый дать толчок.
Харю повернул - "семёрка" что ли ли
Чья-то там? А возле - мужичок.

"Эй, - кричу, Иван, или Василь!
Другом будь, аптечку принеси!"
Мужичонка, пятясь от машины,
Что-то быстро спрятал в рукаве...
Острое мелькнуло... Ах, стервец!
Это он, по найму, портит шины!
Я вскочил, состредоточив силу,
Гнев - это бревно о двух концах:
Может раздавить, загнать в могилу,
Может сокрушить и боль, и страх.
Стервеца я отловил мгновенно -
С перепугу двинул на меня...
Ну, побил, скажу вам откровенно...
Только ить не в том теперь винят.
А за то, что, обнаружив шило,
Я то остриё, по мере сил,
По числу заплаток, семь их было,
Стервецу в седалище вонзил.
Мне при этом звук давил в виски-
Мужичок орал не по-мужски.

Тольо это было лишь начало.
Старикам не многое дано.
Колесо не сразу накачалось,
А запаски нет уже давно.
В сердце - то буран, то слишком тихо,
Корвалолом заливаю дрожь.
Никогда я не считался психом,
Тут же разошелся - не уймёшь.
Наконец окончен тяжкий труд,
Я готов оставить этот кут.

Путь мне преградил амбал в погонах,
Видно, службы ревностью гоним:
Запах чеснока и самогона
Факелом колышит перед ним.
Без приветствия и представленья,
Без какого-либо там вступленья,
Говорит: "Полтыщи за дебош,
Если в отделение не хош".
Я ему: "За что?"
             А он: "За попу".
Я ему: "Так попа ж не твоя"
А он мне: "Губами-то не шлёпай,
За садизм - особая статья".
Я ему: " А за торговлю чином?
Так-то ты используешь права!"
А он мне: "Во, старый дурачина!
Надоела, что ли, голова?
Жду полтыщи. Я сказал, ты - слышал.
В "Волге ездишь - значит при деньгах"
Я ему: "Подлец! Подонков крыша!..
Ну-ка, устоишь ли на ногах?"

Я ударил. где бы силе взяться!
Алый дождик брызнул на погон.
Мой амбал не думал защищаться,
Ведь привык, чтоб он, а не его.
Помню, бил я по такой же морде
В сорок третьем, "языка" беря.
Мне за те побои дали орден,
А теперь, видать, старался зря.

Чуть помятый, и с душевной раной
В камере провёл три долгих дня,
На четвёртый вырвали меня
Силами Совета Ветеранов.
Трое суток - это очень мало
По канонам уголовных прав.
В "Деле" нет ни цеха, ни амбала,
Есть лишь я и мой преступный нрав.
Я хожу по тупиковым тропам.
Следствие пустых не ценит слов.
Есть вещдок - исколотая попа.
Суд грядёт, пока не заросло.

                1991
          "Мотив житейской суеты".