Ярослава вено и печаль

(поэма)

Часть I. Слава князя

Не родись красивой,
А родись счастливой.
Ох, у Ярослава девки,
Все три — не калеки.
Гляжу и любуюсь —
Выбирай любую.
Все три — лебеди,
Все три — павы.
С такими —  есть хлебы,
С такими — пить славы,
От солнца — не  морщиться,
От боли — не корчиться.
С такими — веселье,
С такими — раздолье.
Полынь — и то зелье,
С мякиной — застолье.
Ярослав Мудрый бороду гладит,
Дочерям любимым терема ладит.
Все терема, как девки, красны,
Воздушны терема, легки, как сны.
Богаты терема и соболем, и посудой,
А ещё богаче — словом мудрым.

Книжные словеса князь бережёт,
В приданое дочкам даёт:
— В топи болот и друг не спасёт,
Кони с санями в снегу вязнут.
В Евангелии всё сказано.
Утешьтесь, как муж станет бить,
Возрадуйтесь, как будет любить.
И в горе, и в радости не забывайте,
Дщери любимые, дщери, читайте...

Все три умом не скудны,
В отца родного — мудрые.
В деда Владимира — христиане,
В бабку Рогнеду — красавицы.
Славьтесь, Ярославны,
И отец ваш прославится.
 

Слава о девках, как бубен, гремит.
Слава грачами весною звенит,
И голубями несётся с приветом
На все четыре сторонушки света.
Крылья мельниц — на весь горизонт,
Развевая ветры, как тряпки,
Слушайте, простолюдины, разевая рот,
Слушайте все зеваки,
Передавайте из уст в уста,
Какая у Ярослава Мудрого красота.
Гулял по лесам
Ярослав Мудрый
С дружиной своею.
Летели к облакам утки,
Счастливое пели.
Залюбовался Ярослав
Волей вольной,
Порнул в бока коня больно.
И полетел выше уток,
И полетел быстрей ветра.
А солнце лютней
Играло светом.
Ярослав был князем,
Ярослав был поэтом.
Задохнулась дружина,
Отбилась,
Спотыкнулась дружина,
Остановилась.
Поэта не волен догнать поэт —
Им разница вздох, полутень, полусвет,
Мгновение разница,
Полумиг,
Так что ж говорить о других...
С коня Ярослав слез.
Утомился. Потянул узду.
— Ой, куда я иду?..
Сзади лес, сбоку лес, впереди — лес,
А над лесом — небо.
Не гоже князю блудить.
И пошёл он вперёд.
"В этом диком лесу и тропинка — брод,
В этом диком лесу, как большак, небосвод".
Уж смеркается, уж сова кричит.
Князь намаялся и душа болит.
 

"Умереть? Умру. Коли волки не съедят,
Иди, конь, ко двору.
Расскажи, мой конь, был я духом силён,
Расскажи, мой конь, в бубенцовый звон...".
Вдруг глядит — огонёк.
"Погоди, мой конёк".
Перед идолом трепыхает пламя,
Как косыночка, как на пике знамя.
Идол — идолом, ухмыляется,
Над ним женщина нагинается,
Что-то шепчет, что-то шамкает.
Обернулась на шорох, чем-то звянькая:
— Что таишься, князь?
Проходи вперед.
Ночь темна, как грязь,
Ороси свой рот.

Отшатнулся князь, но вперед пошел,
Привязал коня, сам угрюм, как вол.
— Ты на идола не гляди,
Сам-то голоден, поди...

Материнской молочной грудью
Вдруг повеяло от неё
— Заблудился я.
— Будет, будет. Поедим сейчас и попьем.

Князь поел и напился,
И к высокой сосне отвалился.
Но идол всё кривит рот,
На лбу у князя пробился пот.
А женщина, глаз не подняв:
— У идолов не много прав,
Не гляди на него, не млей,
Идол не страшнее других князей,
Вот послушай: мальчик лежит,
Мать над ним стоит и молчит.
Ножки мальчику рок связал,
Щипет матери очи слеза.
Открываются палати —
Входит муж.
Ах, красив, высок, знатен...
Зол как уж.
Говорит, что градом сыплет.
Кровь в ногах и в сердце стынет.
 

Мальчик, мальчик закричал,
На две рученьки упал,
Мальчик, мальчик побежал...

Ярослав встрепенулся,
Ярослав изогнулся.
Ах, Владимир-князь.
Ах, отец родной,
Гореслава-мать, горевать одной...
— Ты откуда всё это знаешь,
Или зельем меня опоила?
Ты зачем мне сон возвращаешь,
Больно помнить мне всё, что было...
— А затем, чтоб ушёл ты с миром.
Я — наложница Владимира.
Восемьсот нас было у князя...
Опустил Ярослав глаза,
Ничего Ярослав не сказал.
Ой, сова от сосны полетела,
Ярослава плечо задела.
Это память его укусила,
Как змея, отхлебнула силы,
Как оса, запустила отравы,
Как гора, обвалилась облавой.
— Сон тебе, Владимир, и мир.
Не нам ушедших судить.
Нет, нам ещё жить.

— Три дочери — ягодки у тебя, князь...
— Гляди, старая, не сглазь.
— Три дочери — птицы,
Пора им обручиться.
Гляди, князь, не прогадай.
А, впрочем, гадай, не гадай —
Всё им будет
Ярославнам —
И любовь, и слава, и бесславие.
Стали вокруг огни потухать,
Завалился князь на еловую кровать,
Долго спал непробудным сном.
Уж месячик порол его тонким веслом,
Уж и солнышко спицею нос щекотало,
Уж и хвоя на кудри его упала.
Паучок на доспехах стал коврик ткать.
Вдруг проснулся князь, за узедчку хвать —
Ни старухи, ни  идола, ни огня.
 

И вскочил Ярослав
На родного коня.
Ох, высока осока,
Вот и пролежни болот, и река,
И луга за ней,
И скотина.
Вон и женщина,
И мужчина.
Пастухи признали князя,
Поклонились до земли —
Разом.

Часть ІІ Елизавета

Бык неба распорол свой бок,
Бежит и сочится рана.
Не глядите, не глядите на восток
Утром рано.
Кровью залитые берега,
Пики башен рваны,
Белых облаков снега —
Рдяны.
О, это не солнце, поранив глаз,
Острый свой глаз орлиный
Плачет, плачет на нас
Кровью восхода.
Это не осень свой лисий хвост,
В капкане зажав, истекает кровью
Так, что краснеют воды,
И хворост, и мост,
И даже шкура воловья.
Из хрупких тел
Какие бывают льдины!
Ястреб взлетел —
Это идёт на восток
Славяно-варяжская дружина.
Помахайте, помахайте,
Девицы в богатых платьях.
А та, что самая красивая,
Пусть переждет зиму.

Ей за горой стоять
И за скалой,
Из парусов под холстиной спрятаться.
Сподобило викинга посвататься.
Ответила так, как отец сказал —
 
— Славу и богатство.
А сердце из-за той горы лисицей скакало,
А сердце чайкой холстину рвало.
Но не смела.
Губы сжаты, очам не подняться.
Не голосом — эхом ущелий глухих отвечала:
— Славу и богатство...

Сколько их проплывало лиц —
Княгинь, царевен и цариц.
Сколько их с именами и безымянных
Правило пространствами и странами,
Помыслами и делами.
Откуда бросок
На чужбину дальнюю
Брёвен, досок
И войск? —
Из спален.
И железа этого звон,
И ног барабанная дробь,
И эта мольба у икон,
Железом разрубленный лоб,
Подрубы домов обезглавленных
И волчьи глаза костров —
Только за слово слабое
Посылающей на кровь.
Да где тут посмей остаться, если
— Славу и богатство...
Где тут, посмей прижиться.
Не знают царицы прялок
И презирают —
Приживалок.
Извольте
В столицу, как вся смиренная паства —
Славу и богатство.
Где тут, посмей отречься,
Когда такая невеста.
Где тут, посмей отпеться
Голосом злой совести.
Трусам ведь нет места
У трона, а пуще — у сердца.
Подвигами мостят
Переходы от сердца к сердцу —
Будет на что заглядеться.
 
Мечом отрубив виноградные лозы —
Под ноги!
Что викингу злобному чьи-то там слёзы
И сарацин убиваемых стон.
У дымных закуренных древних икон
Он просит у Бога
Спасенья и милости только себе.
О, ласточек  острые крылья,
О, ласточек огненный шлейф!
Все двери закрыли,
Все окна забили —
Огонь отворил.
Огонь помирил
Огонь породнил
Отныне несчастных —
Всех.
Добыча варягов —
Жестокие саги.

Песнь первая. Ладьи.

За горизонтом ладьи точно звёзды,
В море канули, морем стали.
Оттого так легко, под волну пригибаясь,
С морем шутят  ладьи, как со зверем играясь.
Как скорлупки ореха — легки, беззаботны.
Рыбакам — это море нужда и забота.
Рыбакам — это соль и грозящая сила,
Только викингам море разбоями мило.
Разбивайся, волна, на монеты, мониста.
Сколько (кто там узнает) погублено жизней.

Песнь вторая. Коралловая ветвь.

О ты, коралловая ветвь — ты кровь морей,
Ведь от тебя все океаны солоней.
От тебя такие трудные пути,
Когда дно кровавой веной заплести
Так, что губятся и души, и ладьи.
О, ловцов, ты можешь в бездну увести,
Кто позарится на прииски роскошные,
Сколько жизней на погибель в море брошено.
На оливках сколько рос —
На кораллах столько слёз.
Сколько в поле диких лоз —
 

На кораллах столько слёз.
Сколько в черном ситце звёзд —
На кораллах столько слёз.
Так носите ж, девицы —
Носить — не сноситься.

Ох как, ох как не спится
Константинопольской императрице.
Меха и наряды сжимают грудь,
А душу, а душу сжимает грусть.
И грусть эта нору вырыла,
Как крот, продырявила сердце.
Ей, повелительнице мира,
Ей, собутыльнице смерти,
По кубкам цедящей яды,
Какого ей лешего надо?
О, ты, приходящая незаметно,
В коварстве своём великая,
Ты, уводящая на край света,
Прекрасного строгого лика,
Любовь!
Как больно, как больно кусаешь —
Кровавые раны желанны.
Отрава. Отравою манишь
И будущим — часто обманным...
Кто б собрал жемчуга испарины
С этого страстного лба!
Константинопольская государыня,
В какого-то викинга влюблена.
И не по чину,
И не по чести.
А вообщем — мужчина
Для женщины — месть.
И за гордыню, за спесь и за норов,
За то, что ребро. И за то, если горы,
Так женщина всё ж не Везувий.
Константинопольская красуня,
Под ноги — пусть топчет,
Ты этого хочешь!

То ли это блеснули молнии
На самом высоком всхолмье,
То ли это блеснули пики,
То ли это разрезали крики
Ножами острыми горы,
То ли это снега сверкнули
 
На солнце перед облавой,
То ли это стальные травы
В росах выпростались в шпаги —
Колко, остро, болезненно, быстро,
Ослепительно так, как искры
Брызнут в ночь, в тишину, дремоту.
Что это? Кто это?
Это встретились взгляды соперниц,
Это взгляды и силы меряться,
Это лавой вскипает кровь.
Не помирятся,
Не постелятся
Нежной речью к судьбе друг друга.
Обрнулась великой мукой
Ты, любовь.
О, зла, как враг...
Выбирай, варяг.Или ту, что мечтою нежит,
Или ту, что крепче держит?

... Константинопольская императрица,
Ты прогадала —
Спрятать любовь — темницы
Мало.
Любовь — это целый мир,
Кто дарит свободу,
Лишь тот любим.
И нету запоров крепче,
Чем сердце.

Беги от неё, варяг,
Веревка тебе прямо с луны.
Море взревело так,
Что вырвались брызги слюны.
Константинопольская дьяволица
Не будет сегодня молиться.
До крови расцарапав кожу,
Как в море, утонет в ложе.

...Сколько их, помешанных,
Варяг, разве это женщины!
На бронзе твоей груди
Им отпечататься бы всем телом.
Мой смелый варяг, а я бы хотела
В море с тобой уйти.
О, даже этого мало —
К звёздам с тобой взлететь,
 

Чтобы не пить, не есть,
Богатство чанами не мерить,
Презрев этот тлен и серость,
Врагов и соседей месть,
Так, только так любить,
Так, только так верить.
Варяг, ну а та княжна
Разве тебе нужна...
Я не ревную,
Куда мне деться,
Я опоздала
На целое
Тысячелетье...
Иди!
Я передумала.
История пишется небом.
Уже из твоей закалённой груди
Растут вековечные стебли.
Ушёл. —
Дождалась же княжна.
Мехами и жемчугом прела казна.
Над склепами выла собака.
И Елизавета вкушала плоды
Средневекового мрака.

Часть III. Анна.

Какой палец ни порежь,
А отцу всё больно.
Прячут женихову плешь
Шапкою собольей,
А смотри как крутит носом
Женишок германский.
Гляньте — Анна выше ростом,
Во сто крат же краше.
Какой палец ни порежь,
А отцу всё больно.
Дать бы жениху промеж
Глаз его собольих...
Чинно двери отворили
И с почётом — проводили.
Наш товар — ваш купец,
Выбирает молодец.
 

От лампадки огонёк
Вздрагивает.
Анна слёзки у иконки
Смахивает.
А Господь глазами умными глядит.
Пусть молва сырой лучиною чадит,
Пусть молва болотной грязью расплывается,
А Господь с иконы Анне улыбается.
Плачет девица,
Плачет глупая.
Ночь нагнулася
Черным крупом.
Ночь тряхнула гривой.
Над мордою
Искры брызнули — стали звёздами.

Плачет Аннушка,
Плачет ивою,
Покрываются лавки инеем.
Замерзают в светёлке окошки.
Не клюют воробушки крошки.
Тело белое — снега белее,
От печали стало нежнее.
Каждым пальчиком, каждой ресничкою
Плачет Аннушка, плачет птичкою.
Плачет тихенько, чтоб не слышали.
Над светёлкою и над вишнями —
Улетает к высоким светилам
Золотая тоска о милом.

На земле, где обычно людно —
Хохотки-коготки, пересуды.
А иному лучше обеда
Злая сплетня и злая беседа.
Уж гляди — борода промаслена
Злыми толками, злыми баснями,
Уж гляди на усах повисли
Похотливые взгляды и мысли.

Ах, ты, Аннушка золотая,
Красота твоя — не такая.
Красота твоя — небом писана,
Не изъедена будет крысами,
Не потравлена словом горьким,
Не поколота злой иголкой.
 

"Не тебе, лебёдушка,
Не тебе, красавица,
Ласки-поцелуи
У мужчин вымаливать.
Чтоб они сгорели,
Змеи чтоб кусали,
Чтоб их мухи ели
Тех, кто кочевряжился,
Над тобой куражился,
Кто губу выпячивал,
Морду отворачивал,
Чтоб их не носило,
Чтоб им пусто было" —
Нянечка над Анечкой,
Как наседка, кружится,
В лоб целует, в пальчики:
— Дай, Господь, ей мужа.

На иконе Иисус свои брови насупил —
Что ты маешься, баба глупая,
Часто людям  заране не ведомо,
Что давно решено уж небом.

Снится Аннушке белый сон:
Терем светлый и ряд икон,
Здесь и батюшка, здесь и нянюшка,
И сестрицы присели рядышком.

...Анна, здравствуйте, я пришла
Через десять веков.
Я не стану мешать
И не спутаю снов.
Я ведь знаю, что будет дальше,
Я была, как и вы, такая же...
А у нас уж другое время,
Вырастает другое семя.
По-другому научены жить,
Анна, хотите, будем дружить.


Белый сон, как белый туман —
То ли явь это, то ли обман:
Вот и батюшка, вот и нянюшка,
И сестрицы присели рядышком...
— Анна, вам суждена корона.
 

Рядом стою — а вверху икона,
Моя бирюлевская икона
С голубыми цветами.
— Это, Аннушка, вам на память,
Это — самое дорогое.
И неважно, что всё во сне —
Помолитесь и вы обо мне.

Что ж во Франции нету дев?
Девы-то есть, да нету королев.
Была нелюбима — стала желанна.
О, златокудрая Анна.

Была птенчиком — стала птицей,
Была маленькой — стала львицей,
Была почкою —  стала древцем,
Была тучкою — стала метелицей.
А в родословной столько намешано.
Кто там отмахивался от этой женщины?!
О, сколько страсти в её крови,
О, сколько будет ещё любви...

 Часть IV

Анастасия

Под шатры ваши, венгры — крестики,
В руки крепкие — белые книжицы.
Вы любите её и пестите
Королеву — великую книжницу.
В монастырских дворах ухоженных
Больше святости, больше радости.
Здесь легко говорить имя Божие,
Меньше бренности, меньше тягости.
Переливами звёздными падают
Родниковые воды в пригоршни.
Серповидные радуги радуют
Медным блеском царевну пришлую.
Вам и книжицы, вам и буквицы,
Венгры, вам дороги и улицы.
Верным знанием будто пламенем —
Освещаемы, освящаемы.
Были в темени — стали в знании.
Ноги — в стремени,
 
14
Дух — под знаменем.
Пыль кочевная —
Скатерть древняя
Износилася, истаскалася.
Как вы, люди, устали, наверное.
Исходилися, исстрадалися.
Государыня в светлой горнице
Долго-долго ночами молится.

Но у венгров, как у всех —
Тот же грех:
Брат на брата,
Сват на свата.
День не свят
И ночь не свята.
Род богат — готовьте латы.
Род богат — мечи готовьте.
По земле рассеет кости,
По земле рассеет жизни —
Ой, дела лихие,
Ой, лихие мысли.

Песни стали от слёз тяжелее —
Песни топкие, песни гортанные.
Ой, помажь свои раны елеем,
Горемычная государыня.
Помолись у любимых иконок —
Обольёт колокольным звоном.
Помолись перед дальней дорогой,
Той дорогой — ведомой Богу.

Любовь и корона —
Корни и крона.
Анастасия — владычица сердца,
Как целого мира,
Владычица пастбищ, лесов и подворий,
Ложбинок, речушек и взгорий.
Любовь и корона —
Гармония царственных дочек.
И в ногтике каждом,
И тоненькой мочке
Желанье любви и короны.
О, едкая древняя кровь —
Корона — любовь,
Любовь и корона...
 

Отдай ты им шапку рваную,
Корону свою, государыня.
Корона ничто, если есть рассветы
И небо, и радуги, и соцветья,
Щенки и ягнята, и дети.
Корона зачем, если есть кометы
И дальние звёзды где-то.

Любовь твоя с сердцем пробитым
Лежит, полынью покрытая.
С долгим протяжным стоном
Долина несёт своё вымя.
Отдай ты им эту корону,
Если они такие.
...А какой ты была красивой,
Горемычная Анастасия.

Что ни век, то вселенский грохот.
Меньше радости — больше вздохов.
Единицы —  как птицы
Взлетают
Через мглу над своей эпохой.