Святой Георгий

Смотрит угрюмо на отражение в луже,

Закрывшись от ветра воротником пальто.

Кивает мне: ну, садись напротив, сиди и слушай,

Такого тебе не расскажет уже никто.

…А я, говорит, её помню ещё девчонкой,

Розовощёкой, в веночке из васильков,

Известною вольным нравом да песней звонкой,

Первой в округе красавицей тех веков…

Бывало, её разбивали и на осколки,

Как в лютую зиму неосторожно кусочек льда.

И этих… Ох, набежало – не помню, сколько,

А вроде бы, всех их пересчитал тогда.

Копьё не ржавело, помню, и латы тоже.

С драконьей злостью летели сюда…  А она одна.

Правда, кажется, крепче была…  Ну, моложе,

Ясно…  Да и я был не такой уж старый в те времена.

А впрочем… Сколько бы ни звучало многоголосиц,

Нравились ей всё больше песни труда,

А не войны… Я, конечно, недаром Победоносец,

Вот только победы простыми не были никогда…

Ладно, что плакаться!  Может, не без изъяна

Выпала ей судьба…  Но зачем обращать вниманье на ерунду.

(Вам, говорю, хорошо: вы, похоже, пьяный,

А я вот замёрзла. Давайте-ка я пойду).

Да подожди, говорит. Посмотри, вот штука –

И достаёт из-за пазухи крошечный дом в снегу…

Там, внутри, говорит, моё сердце стучится глухо,

Вот что я так старательно берегу.

Простая избушка русская, окошки и крыша в снежинках-звёздах…

Он вздыхает, бредёт на небо…  И ветер собакой бежит за ним.

Беззвучно шуршит под его ногами осенний воздух.

Над фетровой шляпой плывёт чуть заметный нимб.


2013