Войны!

И в каждом крике, в каждом вопле
он слышал лишь призыв к войне.
Но столь трусливым был, неловким,
что вслух не мог он говорить о ней.

Но в сердце в самом, в глубине
он смелым воином был, отважным.
И был готов хоть на коне,
хоть пешим биться в буре сажи.

Он представлял себе бои,
в которых битва за свободу,
в которых бой идёт на смерть
богам иль королям в угоду.

Он представлял себе войну
масштабом больше, чем вселенной,
в которой мрут как муравьи
десятки тысяч непременно.

Он представлял как в схватке он
на части рвёт чужое сердце.
За что? Об этом он не знал
и прятал сдержанно за дверцей.

Но вот настал тот страшный час -
что он хотел, то получил:
да, право на убийство -
об этом он в уме молил.

А позже, к слову спустя день,
он сделал это - он убил...
Но вместо раша удовольствий
он рану в сердце получил.

Он стал хворать, всё стало чуждо.
Вся его жизнь сменила такт.
Его кромсал на части мерно
тот самый страшный в мире факт.

Угасли битвы в его мыслях,
войны уже не слышит он.
И вместо звона стали бравой
он слышит только дикий стон.

И в каждом крике, в каждом вопле
теперь он слышал только плач,
теперь он слышал только боль и
его давило - он палач.

И в лицах встречных, в каждом взгляде
читал безмолвный он укор,
везде он видел матерей и
отцов, что движутся в упор.

И так прошли дни и недели,
его давила боль внутри.
И, наконец, он не сдержался:
шепнул себе: "Умри, умри!"

И перед шагом тем, последним,
к нему явился дряхлый дед,
и он сказал, хрипя и тихо,
что не сбежит уже от бед.

Что выход умереть - неверный,
ведь сколько боли он познал
за смерть случайную, чужую -
того, кого он и не знал.

Единственный здесь выход - дело,
добро от самой от души!
И Он поверил, стал несмело
добро творить в своём пути.

Он очень быстро стал легендой -
добряк, что жизнь свою отдаст,
лишь бы помочь кому-угодно:
неважен стен и преград пласт.

И в самой старости, уж белый
сидел он на своём крыльце
и вспоминал войну и битвы
в том странном маленьком глупце.