Лука Мудищев II

                Шутливая эротическая поэма          
                (Поэма - сказ - шутка.)
     Эта шуточная поэма написана для развлечения друзей, далёких во временном измерении одноклассников и сокурсников, добрых товарищей, бывших сослуживцев и всех, кто автору симпатичен, а в целом их тьмы.
               
                Только для мужчин.

     (Полагаю, что и женщины в тайне от мужчин прочтут эту скабрезность, хотя, вероятней всего, читать будут вместе, и не исключено, что коллективно.)

     Справка: Начало роду Мудищевых положено в середине XVIII века, и крёстным отцом пращура, основателя рода Мудищевых, принято считать Ивана Семёновича Баркова, хотя это утверждение и весьма спорно.
     Крёстным отцом Луки – далёкого потомка основателя рода, героя этого сказания,  судьба распорядилась стать автору этой слегка непристойной эротической поэмы.

     Развлекательно – увлекательное сочинение, не вписывающееся в классические каноны ни по форме, ни по содержанию, но претендующее на признание людьми русскими по крови и по духу.)

   
                “СКАЗ               
     о детонаторе демографического взрыва,
         на просторах необъятной Руси,
      неутомимом “молоте” в битве полов,
       могучем сексбогатыре народном –
            Луке Мудищеве II.”

   Слегка  непристойная эротическая поэма.
        (Версия декабря 2005-го года)

 (Автор решился на публикацию этого сочинения в связи
с тем, что гонг последнего круга забега длиною в жизнь
        прозвучал для него в октябре 2013 г.)

     В предлагаемом Вашему вниманию сочинении содержится подсказка руководству России, не обнаруживающему выдающихся умственных способностей, в решении демографической проблемы.

     Шуточно – развлекательное сочинение для  людей
            старше 18 лет, читающих по-русски.

     (Нецензурные слова заменены приемлемыми синонимами или многоточиями, что делает возможным его прочтение даже в среде рафинированной  интеллигенции, если такая в мужской половине общества найдётся.)

                От автора.

         Я предлагаю Вам поэму
         На очень скабрезную тему!!!

         Мы можем так писать, как предки?
         (Главная идея сочинения)
         “Лукой…” надеюсь дать ответ.
         Известно ведь - таланты редки;
         Любой же стихоплёт поэт
         В своём расстроенном сознанье;
         Живёт в нём славы ожиданье.
         
Я ж мыслю так, что все они
Талантами обделены.
А, впрочем, не одним поэтам,
Страдальцам борзого пера,
Оценка характерна эта.
И в прозе разного “дерьма”
Сегодня настрочили столько…,
Что за словесность нашу горько.

         Я ж не поэт и не писатель.
         Мне труд словесный не знаком.
         Но кто же... (если не Создатель)
         Мне мысль вложил: развлечь стихом
         На тему древнюю, как мир,
         Народ, чья жизнь – сплошной “сортир”?

И вот, решил я: “Будь, что будет”!..
К тому же, хочется понять:
Наш мозг в развитье, иль пребудет,
С тех пор, когда природа – мать
В лаборатории природы
С успехом создала народы.
(А может это не успех?
Ошибка? Брак? Сарказм ? Иль смех…?)

         Ещё я мучаюсь вопросом
         С тех пор, как “кончился” Союз,
         Испачканный словес поносом,
         Хоть я покойником горжусь,
         Где наше место в этом мире -
         Средь первых стран, или в “сортире
         Мочить” судьбой отведено
         То ли людей, то ли “говно”?
        (Цитата всем известного политического деятеля,
         любимого всей Русью, хоть и в разной степени.)

Ведь если говорить по чести:
Меж европейских мы людей
С нашей харизмой не на месте -
У них она стократ бледней:
И в части пить до полусмерти,
А коль уж биться, то до смерти.

         И вот ещё…, среди разумных,
         Европой признанных людей,
         Нет столь беспечных и безумных,
         Кому разгул жизни важней;
         Будь то в кругу друзей попойка,
         Иль де(рь)мократов перестройка.

                * * *

Примечание:
     Вопреки желанию автора это сочинение непременно прочтут и те,    
кому его не положено читать по возрасту.
     Но раз уж они читать его будут, а это неизбежно, т. к. запретный плод всегда сладок, то специально для них автор поместил сноски, объясняющие смысловое значение отдельных слов.(К сожалению редактор сноски не перемещает.)

         Меня преследуют сомненья.
         Скажу по чести: уж не раз
         В рассветный час пред пробужденьем
         Меня корит порой Пегас .
         
         Он мне внушает, что способен
         Писать не хуже я отцов.
         Я ж убеждён, что “дар мой” скромен,
         Да и писать для дураков
         Совсем безумная затея,
         Но движет мной моя идея.
        (Смотреть первые две подчёркнутые строки.)
         И я, под тяжестью сомненья,
         Пишу, не зная вдохновенья.

           * * *

Теперь, признаюсь Вам по чести,
Пишу я больше от тоски;
И грязи критики и лести
Принять мне просто не с руки.
Хотя для критиков находка
“Лука…” – я это знаю “чётко”.

         Но вот досада: лишь коснётся
         В стихах сознание моё
         Какой-то темы, глядь, уж льётся
         Она рекой давным-давно.
         И стих мой, слабый ручеёк,
         Не сделает резвей поток.
 
           * * *
 
Я для сравненья взял Баркова ,
Прочтя, поймёте, взял не зря.
Прошу оценку дать сурово
Ваш приговор “Луке…” творя.
И, может быть, из Вас, кого-то,
Не тронет в чтении зевота.

                * * *

         Ближе к телу (Ой! К делу!)            

         Страдая, как-то от безделья,
         Не зная, чем себя занять,
         Пришла мне в голову идея:
         В стихах фривольность написать.

Чтоб тот, кто вдруг решит однажды,
Прочесть сей непристойный сказ,
Решит прочесть его и дважды,
А, может быть, и много раз.

         Когда-то в юности далёкой -
         Узнал я: был поэт Барков;
         И славы он достиг высокой
         Не сборником своих стихов,
         А лишь одним стихотвореньем,
         Создав “Мудищева Луку”,
         И я, смущённый сим твореньем,
         Вопрос задал – “А я, смогу?”

Что вышло из моей затеи –
Судить не мне, а Вам решать.
И коли мой вариант слабее,
То “завяжу стишки марать”.
(Вот уж тогда точно от навязчивого Пегашки отвяжусь.)

         Однако, должен вам признаться,
         В душе надеюсь доказать:
         Если немного постараться,
         То предкам нам не уступать.
       
И ты, читатель, беспристрастно
Оценку дай поэме сей.
Как знать - быть может не напрасно,
Прочтёшь её в кругу друзей.

         Прервись в конце четверостишья
         И пригласи к друзьям подруг.
         Надеюсь, чтение в затишье
         Сексом венчает ваш досуг.

Но пред началом представленья,
Хочу представить вам себя:
Москвич – по родине рожденья;
И отставной полковник я…

     (Отрочество прошло в среде послевоенной
филёвской шпаны, что отложило отпечаток
на всю последующую жизнь. Из этой среды   
выходили: директора предприятий и полковники,
но бывало и уголовники.
     В действительности, автор отставной русский
полковник,, выросший, в связи с пристрастием к чтению,
на классической русской литературе и в целом - культуре,
но с последствием влияния ранней среды обитания.)

         Вам предлагается поэма,
         И, чтобы Вас сильней увлечь -
         Напомню: скабрезная тема
         В поэме: в ней о сексе речь.

Коли читать её неспешно,
Рисуя цепь живых картин,
Сей труд воспримете потешно,
Как комедийный кинофильм.

* * *

         На эту тему сочиненье
         Писать на трезвый ум нельзя;
         Вина бутыль, уединенье –
         В работе верные друзья,
         Коли отважился писать,
         Как женщин в сексе ублажать.

         (Следующая строфа отражает то же содержание
         и даёт читателю возможность прикоснуться к
         процессу сочинительства выбором приемлемого
         для себя варианта.)

         Писать на тему блуда трезвым,
         Конечно же, друзья, нельзя.
         Штоф  водки я признал полезным
         В труде охальном для себя.

         (Я же влил в себя последовательно и то,
         и другое, чтобы не смущаться собственного сочинения.)
       
* * *
         И, наконец, дурман желанный
         Пришёл. Ну, всё! Пора творить!
         И рифм фонтанчик долгожданный
         “Сказанье…” это начал вить.

                * * *

Сказать по совести: Ивашка,
(Имеется в виду Барков)
Так матом крыл, что и дворняжка
Сбежала б от постыдных слов.
 
         Я ж снисхожденье дал на время.
         Прошло уж боле двух веков
         С тех пор, когда культуры бремя
         Не в тягость было для умов.

         Тогда писали: кто как может.
         Стихи поэтов давних всех
         Банк сочинений русских множит,
         И до сих пор их ждёт успех.

Теперь же правил сочинили
Такую прорву, что “Беда!”
Коль предки увидали б – “Взвыли”.
Мы б не узнали никогда
Не только про “Луку…” Баркова,
Но с ним и Бельмонта, Майкова…
(И многих других замечательных поэтов.)

         Но знаете, за два столетья,
         Что пробежали с той поры,
         У нас крыть матом стали дети,
         В связи с размерами дыры
         В постперестроечной культуре,
         Благодаря номенклатуре
         Бразды правленья захватившей
         И интеллект наш опустившей.

И я подумал: коль не “светит”
Культуру общую поднять,
То пусть мой скромный стих расцветит
Эрота тему. Твою Мать!!!

* * *

Всё ждал, когда хмельное “пойло”
Снесёт мозг здравый набекрень.
Ведь трезвости привычной стойло
Не даст создать и “дребедень”.
         
         Предисловие

         Но в предисловии поэмы,
         Осмелюсь изложить для Вас
         Свой взгляд, в защиту данной темы,
         После чего начать рассказ.

                * * *

         Известно всем народам мира:
         С тех пор, как “Бабу” создал Бог,
         Из мужика создаст кумира
         Она, коль в похоти помог.

         Помог не просто, а дал радость,
         Когда восстала в буйстве плоть.
         Дал испытать оргазма сладость,
         И мог всю ночь её “пороть”.

         Да-да! “Пороть!” И не иначе.
         Ведь всем известно уж давно,
         Что, чем “могучей член”, тем паче
         Пьянит, как зрелое вино.

         Что значит термин – “член могучий”?
         В нём два достоинства сошлись –
         “Большой” и “шустрый” – редкий случай,
         Для баб же – сказочная жизнь.

         И нет другого объясненья,
         В ушедших в прошлое веках,
         Причины острого влеченья
         К плоти могучей в мужиках
         
Примечание

Хотя, по-правде, говоря,
Жизнь говорит порой иное:
Другой не стоит ни ...(ничего)
Даже с огромною "елдою".

А вот науку возбуждать
Обязан знать каждый мужчина,
В бабёнке, прежде чем "втавлять", -
Страсть воспалить необходимо.

(Автор имеет определённое представление
о теме затронутого процесса,
а потому и взялся писать.)

         Теперь, друзья, без промедленья,
         Начнётся здесь рассказ для тех,
         Отбросив скромность и сомненья,
         Кому знаком любовный грех.

В поэме сей судьба явила
Героя, что создал Барков,
Кто образ бабьего кумира,
И символ сладостных грехов.

        Итак, без долгих разговоров
        Приступим к описанью дел,
        Как наш герой, без уговоров,
        Баб, кто хотел, тех - поимел.

Ну вот, неведомый читатель,
Интриги суть привнесена.
И Вам, поэмы сей создатель,
Героев представляю я.

               * * *

        Вот он – Лука,  хорош собою:
        Всей статью вылитый Антей
        И кудри пенною волною,
        И цвет лазоревый очей.

В округе всем Лука известен
Своей душевной добротой.
Однако ж, мир для слухов тесен, -
Лука прославился “балдой”.

         “Орудье”, должен Вам признаться,
         Имело очень грозный вид;
         С ним жеребец лишь мог тягаться,
         И крепок член был, как гранит.

Лука, без видимых усилий,
Мог пронести бадью с водой
Вдоль всей деревни больше мили,
Подняв её своей елдой.
       
         Владея столь могучей силой,
         Не мог он бабам отказать
         В безделице “невинно - милой”,
         Как всех их в “сексе” ублажать.

Она - красавица Глафира.
Ей равных нет, сколь не ищи,
Хоть обыщи все страны мира,
Хоть все моря переплещи.

         Любила отдаваться чтенью
         Любовной прозы и стихов,
         Зачитываясь до забвенья,
         От сладких мук чужих грехов.

Бывало в вечер, в час беспечный,
Когда закат уж догорал,
Онан  - проказник бессердечный,
Глафиру к блуду побуждал.

         “Размявшись” делом рукоблудным,
         Глафира шла на “пятачок ”,
         Чтоб в этом месте многолюдном
         Найти – кто б в похоти помог.

Однажды, в томный тёплый вечер,
В зарницах близкой уж грозы,
Соблазнам плоти не переча,
Глаша сняла с себя трусы
С тем, чтоб предаться рукоблудью
В предгрозовой вечерний час,
В желании вздыматься грудью
Вкушая сладостный оргазм.

         Открыв окно, она вдыхала
         Смолистый запах тополей,
         Как, вдруг, нежданно ей припало
         Выйти на улицу скорей.

Застывший воздух пред грозою,
Ультрамарина неба высь -
Вечерней тихою порою
Манили за село пройтись.

         Закат за дальней кромкой леса,
         Теряя краски, догорал,
         И запах трав, с коварством беса,
         Увлёк Глафиру в сеновал.

Она, частенько так бывало,
Любила в сене отдыхать
Под сводом дрёмным сеновала,
Иль спать, иль про любовь читать.

         Подставив лестницу вплотную
         К горе сухих пахучих трав,
         Влилась в тишь сонную сенную,
         С себя одежду быстро сняв.

Примечание

Да! Я забыл сказать, читатель,
Лука наш, баловень судьбы,
Свой член, что дал ему Создатель,
Едва засовывал в штаны.

         Теперь, когда краса – девица
         Вошла в душистый сеновал,
         Чтоб нимфоманией  упиться,
         Лука там, в сене отдыхал.

Закат, под стать цвету кармина,
Дождь обещал уже к ночи,
И аромат хмельной овина
Кровь гнал, как вешние ручьи.

Примечание

Возможно, ты успел заметить. -
Речь шла про тихий сеновал,
И, вдруг, овин …, - надо отметить,
Что фермер вместе их собрал.

         Чрез щели в стенах сеновала
         Пространство резали лучи.
         Закат пылал сильней пожара
         Пред наступлением ночи.

Услышав шелест трав душистых,
Лука, на шум оборотясь,
В потоках света золотистых
Увидел деву, и, дивясь…
Явленью чудной “Афродиты”,
Великолепию красы…,
Застыл в восторге, как убитый,
В час приближения грозы.

         Уж тёмен свод. Но блики златом
         Бросают поздние лучи
         На кровлю с шифером горбатым
         И тормозят приход ночи.

Она застыла в изумленье,
Любуясь дивной красотой,
Как тени, полные видений,
Хранят таинственный покой.

         Но вот, в волненье непонятном,
         Глафира, сделав пять шагов,
         Споткнулась в сене ароматном
         О воплощение богов.

Роняя в сене равновесье,
Раскинув руки в два крыла,
Расставив ноги шире чресья
Упала в сено, “в чём была”.

         В мгновенье Глаше показалось,
         Что пасть пришлось ей на сучок,
         Но ощущенье подсказало,
         Что член вошёл ей между ног.

Как только ”член” вошёл в “оправу”,
Лука, событию дивясь,
Повёл себя вполне по праву,
Любовью с Глашей насладясь.

Примечание

Ремарку вставлю я, читатель,
Лука ей ввёл лишь малу часть,
Того, что дал ему Создатель,
Чтоб пробуждать у женщин страсть.

         А, что же с Глашею случилось?
         Та, хоть девицей не была,
         С испугу так в Луку вцепилась,
         Как будто девственность блюла.

Но через пять минут сношенья
Боль перешла в желанья жар,
И плоть, под властью “изверженья”,
Вкушала сладострастья дар.

         Закат истлел. Они лежали
         В костюмах первозданных лиц,
         И стёкла тонко дребезжали
         Под гром блистающих зарниц.

Она к груди его припала
Своей пылающей щекой
И “молот похоти” ласкала
Девичьей нежною рукой.

         Вновь в теле вспыхнуло волненье.
         “Дрын” встал, как витязь на часах,
         Рождая в Глаше вожделенье
         И в то же время смутный страх.

А, между тем, дождь бил по крыше;
Котяра кошку ё. (драл) вприщур;
В амбре с писком ...... (тёрлись) мыши
И в птичнике душил хорь кур.

         И вновь, сластолюбивой Глаше,
         Под шум вечернего дождя
         (На сеновале, места краше
         Не сыщешь в мире ни ... (никогда)
         Меж ног вошло орудье страсти.
         Да так вошло, что та успела
         Всего лишь охнуть и сомлела.

Лука ж, старательно и бойко,
“Оттрахал” так под шум дождя,
Что Глаша, утром, с ранней зорькой,
Пошла, не видя ни ... (ничего).

         В вагине до полдня штормило,
         Но жажда секса – бабий враг,
         Страх пред Лукою усмирила
         И повлекла повторный шаг.

Как только зорькою зарделся
Небесный свод на склоне дня,
Румянцем девки лик оделся,
Желанием Луки, пьяня.

         Она дорогою известной
         К нему пошла на сеновал,
         Где в семерках под крышей тесной
         Лука в волненье Глашу ждал.

Он, в предвкушении забавы,
Нагим на сене возлежал
И инструмент греховной славы
С большим вниманьем изучал.

         Она же, как и в прошлый вечер,
         Всё время, глядя на часы,
         Стремясь скорей к желанной встрече,
         Заранее сняла трусы.

Она привычно, как бывало,
Наверх по лестнице взошла,
В мир ароматов сеновала,
И том Луку нагим нашла.

         И вновь, под сводом сеновала,
         Слились в единство их тела,
         И сумрак нежным покрывалом
         Окутал грешные дела.

Вот удивительно! Как прежде
Судьба их вместе не свела,
Предоставляя жить в надежде
На главные в любви дела!

         Так пролетели три недели
         В слиянье тел, сплетенье рук,
         Но тихо созревало в теле
         Желанье больших сладких мук.

И, наконец, настало время,
Когда Глафире уж невмочь,
Уж вся горит от нетерпенья
И просит ей Луку помочь.

         А он, предвидя осложненья,
         Пытался девку вразумить
         И вывести из заблужденья,
         Чтобы её не погубить.

Однако, Глашина “кошёлка”,
Огнём оргазма воспаляясь,
Не видя в отговорах толка,
Вся ожиданью предалась.

         Лука, в тенетах сожаленья,
         Не смог её разубедить,
         Снедаем пламенем сомненья,
         Боялся Глашу погубить…

Но та, упорно наступала,
И он не мог ей отказать.
И, наконец, пора настала…
Видно судьбы не избежать.

         С трудом сомнения отринул.
         Глафиру, не разубедив,
         Лука чуть глубже "дышло" двинул,
         Сознанье девки, помутив.

Она извергла вопль звериный,
Собрав в нём плоти боль и страх,
И впала в обморок глубинный,
Все чувства, превративший в прах.

         Чтобы ускорить возвращенье
         Глафиры в жизнь, он “фал” извлёк,
         И в руки ей для ощущенья
         Его вложил. И видит бог!..
         Какой живительною силой
         Член обладал для девы милой!

От теплоты “прикосновенья”
Глаша вернулась к жизни вновь,
Коря, себя за искушенье,
Луку ж – за “зверскую” любовь.

         Ему и прежде доводилось
         Баб сексом в обморок вгонять,
         Но Глаша первая решилась
         Под корень член в себя принять.
         
         (Варианты: 2. Член по муде в себя принять.
         3. По яйца … далее по тексту.
         Читателю даётся возможность стать соавтором и выбрать свой вариант,      
         в зависимости от меры его распущенности.)

Кой-как, цепляясь за заборы,
До дома Глаша доплелась,
И дверь, закрыв на все запоры,
В кровать девичью улеглась.

         Поутру фермер в нетерпенье
         Глафиру ждал на скотный двор.
         Коров просрочено доенье,
         И душу рвёт их дружный хор.

Когда ж картина прояснилась,
Кто прав, а кто всему виной,
У фермера в мозгах затмилось
От удивления “балдой”.

         Взяв, для острастки цеп  старинный,
         В вратах конюшни он возник.
         - Где, этот трахальщик ” невинный!?” -
         Потряс конюшню грозный крик.

Лука, предвидя осложненья,
Готов дать фермеру ответ;
И потому, для обозренья,
Достал свой “скромный инструмент”.

         Узрев орудие досуга,
         Что конюх Глаше в щель вонзил,
         Сам фермер в шоке от испуга
         Чуть было не лишился сил.

- Ты, что наделал, Купидон ? (Му..звон)
(Выберете понравившейся Вам вариант.)
"Шахну" ты Глаше так раздвинул,
Туда войдёт теперь вагон,
(и, уходя, бормочет)
А коль вошёл бы…, - там и сгинул”.

         Известно, что молва в народе
         Летит быстрей, чем ветер в бурю.
         И, вскоре, бабы - кто в “охоте”,
         К Луке тянулись, словно в дури.

Шли бабы в соке и старушки,
Молодки, девки и девчушки -
Одни, чтоб просто поглазеть,
Другие – дать и обалдеть.

         Молве – проказнице игривой,
         Границ ведь нет, и нет преград,
         И скоро славой шаловливой
         Герой отмечен сверх наград.

И бабы в мире захотели,
Познать, на мужнину беду,
Каков Лука в любовном деле,
Узнавши, про его “балду”.

         Примечание

         У женщин главная задача,
         Средь множества других задач,
         И непременная удача
         От ”жеребца” с умом зачать.

         Ведь не уверен мир науки –
         Папаша честный или плут,
         Бездельник, или златорукий…,
         Как гены в детях прорастут?.. 

С тех пор по всей нашей планете:
В пустынях, дебрях, городах…,
Рождаться стали массой дети
С такими членами…, что страх!!!

         Мир не видал такой напасти.
         И вот, уже с трибун ООН
         Звучат призывы к русской власти:
         Помочь покончить бабий стон.

Бежит неумолимо время…
Но, как решить: “Как дальше жить?”
Все мужики чесали темя
В раздумье: “Баб, чем ублажить?”

         Тогда, один старик с глубинки,
         Проникшись состраданьем к ним,
         Совет им дельный по старинке
         Подал, посильный только им.

Включите, де, в Олимпиаду,
Как вид ристалищных забав…,
И олимпийские награды…-
Владельцам “телесных булав”.

         Совет сей, пищу дал раздумью,
         И, чтобы каждый глубже вник
         И отдал дань благоразумью –
         ООН “consensus” не достиг.

                * * *

Прислал однажды сопредельник
Межгосударственных границ,
Видать с похмелья, в понедельник,
Маляву, в несколько страниц.

         В той ноте, дурень обнаглевший,
         Решил потребовать у нас,
         (Совсем с похмелья обалдевший,)
         Земли и вод, себе в припас.

Вот тут Лука пришёлся к делу
Для государственных забот,
Потряс граничащим пределам,
Взяв в руки свой “семяневод”.

         С тех пор соседи присмирели,
         Не стали требовать земли,
         Все споры мирно захотели
         Решать и многое смогли.

               * * *

На Государственном Совете
Вопрос поставлен был ребром:
“Когда ж начнут рождаться дети?
Что делать, чтоб  ”рожать добром?”
(Вторая основная мысль этого сочинения.)

         Нельзя ж для этого решенья
         Всех баб насильно “огулять ”?
         Пройдёт с насилием рожденье…
         Какая ж это будет мать?!

Для руководства страны
(Далее от автора подсказка – идея.)

И вновь российскому Совету
Старик с глубинки помощь дал:
“Возьмите, мол, с Европы этой
Ялым  бобьём для родов “нал”.
(Третья основная мысль этого сочинения.)

Пусть итальянки и гречанки,
Норвежки, финки и голландки,
Француженки и англичанки,
Но прежде, всё-таки, славянки…-
Все бабы, уж кому невмочь –
Спешат к Луке, чтоб им помочь.

Пусть создадут для них районы
С названьем их родной страны
Там, где пустуют регионы
Родной сибирской стороны.

         Луку ж кормить такой диетой,
         Чтоб ”инструмент” его не знал
         Осечки в “жаркой битве этой”.
         Лука ж - России капитал.

А, чтоб стабфонд не таял тихо,
Как тает снег в апрельский день,
Плодят, коль  бабы, как крольчихи –
Раздать им эту “дребедень”.

                * * *

         Когда ж Луке шальные годы
         Баб трахать стали уж мешать,
         Сынов своих пустил в народы,
         Чтоб женщин в сексе ублажать.

И так случилось в странах мира –
Красивым стал народ земной,
Неся в себе гены кумира
От плоти людям всем родной.

         И воевать уж не хотели
         Брат с братом, или брат с сестрой,
         И в мире жить все захотели
         В цивилизации земной.

Примечание

Коли мужик посеял в тело
И всходов семя не дало,
То мужика, как бракодела,
Не дурно б выкинуть в окно.

А коль мужик в “забаве” справен,
И семя всходом поднялось,
Да и в любви, весьма забавен,
То он для баб – желанный гость.

                * * *

         Ну, вот, неведомый читатель,
         Рассказ мой подошёл к концу,
         И я, сей пошлости создатель,
         Покаюсь Высшему Творцу;
         Тем более что в таре пусто,
         И на душе всё также грустно.

Быть может, оправдал надежды,
Коль “ОН” мне подал сверху знак,
А если нет? То уж невеждой
Я доживу свой век и так.

         Поверь, особого усилья
         Не приложил к труду сему;
         И муки творчества, насилье… -
         Я не пожертвовал ему.

И ты прости, что я порою
Нескромен был в стихах своих.
Мне стыдно пред самим собою,
Но для тебя писал я их.

         Всех тех, кому в конце недели
         Усталость сковывает мозг,
         Кому все разом надоели,
         И воля в ком, как мягкий воск.

Сойдитесь в дружеской попойке,
Созвав друзей и их подруг,
И пусть к бестыдству самый стойкий,
К поэме сей откроет слух.

         Читайте сказку на природе:
         С подругою в густых лугах,
         Под небом в звёздном хороводе,
         Но лучше всё ж – в сенных стогах.

С тем, чтоб, когда воспламенится
Огнём желания душа,
В стогу смогли б совокупиться
Любовной страстию дыша.
(Какой безумный восторг – свершать великое дело в стоге сена!
 Попробуйте - войдёт в память на всю жизнь.)

         К тому же, помните при этом,
         Что населеньем Русь бедна,
         И коль зачать перед рассветом –
         Пополнит численность она.

Долбите баб, коль есть силёнки.
Пускай рожают детвору.
Детишек “сра(м)ные” пелёнки
Заткнут с рождением дыру.

         А если выпиты все вина,
         И в секс не кинуло тебя,
         Отправь сей труд в огонь камина,
         Знать он не стоит ни ... (ничего).

И в оправдание творенья,
Хочу сказать тебе, друг мой,
Что про “Луку…” сихоплетеньем
Хотел нарушить твой застой.

         Чтобы зачать в тебе желанье
         Вина любви глоток испить,
         Упиться сладостным страданьем,
         И с новой силой дальше жить.

Послесловие

Но, вряд ли, кто-то из маститых
С улыбкой встретит этот труд.
Авторитетом именитых
Меня с ним в порошок сотрут.

         И всё ж надеюсь, что найдутся
         Среди элиты и братвы,
         В ком чувства юмора проснутся,
         И в этом нет совсем беды.

Они прочтут сию поэму
И, потешаясь над “Лукой…”,
Одобрят выбранную тему,
Чем обеспечат мой покой.

         Особо тешусь я надеждой,
         Что мой родной рабочий класс,
         Совсем уж не такой невежда,
         Каким рисуется подчас.

Рабочий класс - “Луку…” воспримет,
Крестьянин тоже, коль не пьян,
А потому “Лука…” не сгинет,
Как в вёдро утренний туман.

         Пройдут года. Пройдут столетья.
         Изменится народ родной,
         Но и чрез призму долголетья
         Будет смеяться над “Лукой…”

Поскольку мой рассказ закончен,
То сам суди, любезный друг,
Насколько вечер твой испорчен,
Или украшен твой досуг.

         Я без претензий на известность.
         За славой вовсе не гонюсь.
         “Луки…” ж признанья неизбежность,
         Жду от страны с названьем Русь.

И, наконец, решай читатель:
Не хуже ль мы своих отцов?
И, может быть, тогда издатель
Закажет сколько-то стихов.

         Хотя, я должен Вам признаться,
         На пару с рифмою шутя,
         Способен я стихам отдаться,
         Но мне не платят ни ... (ничего).

                * * *

                Конец.

Декабрь 2005 г.

       Уважаемый читатель!
       Я, как и любой автор, отслеживаю прочтение своих сочинений. Опечален тем, что многие читатели моего шуточно-хмельного труда, вылившегося в "Шутливую эротическую поэму", сочинение весьма лёгкого содержания, предпочитают таким серьёзным сочинениям, как "Донское побоище" и "Русский флибустьер". Эти сказания написаны максимально исторически достоверно и, как мне говорили, на неплохом художественном уровне.
       Уж если Вы читаете лёгкую непристойность, то почему бы не почитать сочинения, посвящённые истории своего Отечества?
       Убеждён! Любовь к Отечеству начинается с интереса к его истории.

     Слова, вынесенные в сноски, но не пропущенные редактором, как и эротические иллюстрации:
рафинированный, сарказм, Пегас, штоф, мозги набекрень, дребедень, пятачок, нимфомания, овин, чресья, дышло, цеп, Купидон, малява, огулять, яловая.

                * * *

Примечание
При размещении на сайте “Стихи.ру” редактор не пропускает сноски и иллюстрации.
Эта участь постигла поэмы “Донское побоище” ,в которой 295 сносок, что делало её просветительской, но на сайте она это значение потеряла. Поэму "Русский флибустьер" постигла та же участь.

Автор - Забайкалец 2 (псевдоним)

Адрес электронной почты: ninhamzar@mail.ru

т. 8 (916) 653-24-57 Звоните, если нет желания написать отзыв, хотя отзыв желательней. Под хороший - можно выпить за здоровье автора, т.е. своё собственное; под ругательный - выпить дважды, чтобы погасить огорчение.
Алкоголизм автору не грозит; он знает меру и прожил пока 3/4 века.
"Беда не в том, что мы пьём, а в том, что пить не умеем". Пётр Великий.