отрывок

Говорят, что хуже смерти только пустая жизнь. Но люди, которые так говорят, по крайней мере еще живы.


Я ощущал боль утраты так остро, что не мог себе даже представить, как бы я себя чувствовал, живи я с отцом все эти годы. Царящая вокруг тишина оказалась громче любого артиллерийского снаряда. Она проникала в каждый миллиметр моего тела, не оставляя даже уголку моего сознания хоть какого-то шанса на покой. Мне хотелось забыться сном, да так, чтобы, проснувшись, я увидел другой мир, в котором нет всего этого кошмара, слез и смертей. Но мой сон напоминал скорее полудрем, в котором отдыхает тело, но терзается душа. Перед глазами мелькали лица разных людей, иногда снились совершенно ужасные картины пыток и смертей. Остатки здравого смысла были разрушены и растоптаны, измельчены на множество кусочков, непригодны. Я раньше и думать не мог, что когда-то буду настолько убит горем. Оно буквально пронзило меня насквозь, овладело моим рассудком. Дни сменяли друг друга, слившись в тягостную череду. Я почти ничего не ел, мало спал, постоянно думал. И вот что я помню лучше всего – у меня ужасно болело в душе, прямо огнем жгло. Раньше я был твердо убежден, что нет ничего хуже физической боли. Но физическая боль в моей жизни ограничивалась парой ожогов, переломов, синяков да ссадин. Что касается душевной боли, то ее, по сути, вообще не было в моей жизни до этого момента. Теперь я знаю, что хуже всего - душевные муки, которые терзают тебя изнутри, и, кажется, что еще чуть-чуть, и они разорвут твое тело на мелкие клочья. Я бы избрал такую судьбу, если бы это избавило меня от той тоски, что накрепко въелась в мое сердце, как чернило в белоснежную ткань. Осознание своего полного бессилия еще больше угнетало меня.  Я заметил, что ужасно осунулся. Круги под глазами придавали мне вид мертвеца. От безысходности я рыдал ночами как пятилетний мальчишка, вцепившись зубами в подушку, чтобы никто не мог слышать моих  всхлипываний. Наутро я вновь превращался в призрак с лицом мраморного изваяния. Спустя несколько недель боль немного притупилась. Я стал постепенно замечать людей вокруг себя, прислушиваться к их разговорам. Я не знал, чем утешить себя, чем отвлечься. Каждое утро я просыпался под звуки азана, раздающегося из мечети, что неподалеку, и после этого уже не мог заснуть. В одну из таких ночей, когда я вновь не мог сомкнуть глаз, мой взгляд был направлен на потолок. Только сейчас заметил, что улегся спать в одежде. Я чувствовал, что уже на пределе, как оголенный провод. Мне не хватало воздуха, и я не спеша поднялся с кровати и вышел на балкон. Перед рассветом воздух такой чистый, свежий. Солнце еще не встало, а на горизонте виднелась лишь тоненькая полоска рассвета. Неожиданно для себя я вспомнил о лестнице на моем балконе, ведущей в сад. Стены помещения давили на меня со всех сторон, душили. Я испытывал непреодолимое желание покинуть его, и мне ничего не оставалось, кроме как спуститься вниз. Я присел на деревянную скамейку под яблоней и стал прислушиваться. Я слышал отдаленный лай собак, жужжание сверчков, шелест листьев, растревоженных ветром. В моем подсознании крутились слова молитвы « Аллаhу акбар» - Аллаh велик. Я вдруг почувствовал непреодолимое желание попасть в мечеть. Я встал со скамейки, сорвав сочное яблоко с дерева. «Перед тем, как поесть, скажи бисмиллях»- вспомнил я слова Абдуллы. При воспоминании о нем, невольно улыбнулся. Его нет всего несколько недель, а мне уже его не хватает. Я привязался к нему всей своей душой, насколько смог. Я побрел наугад, полностью доверившись собственной интуиции. Минут через пять, а может и больше, трудно сказать, ноги привели меня к небольшой, но очень аккуратно построенной мечети, чьи минареты, словно одинокие странники, выступали в темноте. Огражденная со всех сторон, она была чистенькой и ухоженной. Мое внимание привлек старик, сидящий на скамье и перебирающий в руках четки. Я заметил, как его губы шевелятся, и он произносит что-то себе под нос. Я решил подойти поближе. На голове у старика был круглый головной убор белого цвета, а седая  борода доставала ему почти до груди.
- Что вы делаете?- спрашиваю я его, сам себе удивляясь. Порой я бываю таким бестактным. Старик поднял глаза, пристально всматриваясь в мое лицо.
- Я читаю зикр,- ответил он,- восхваление Всевышнего.
- Зачем?- не успокаиваюсь я.
- Затем, - отвечает он спустя некоторое время,- что Аллаh сказал в Коране: «Вспоминайте Меня, и Я ,буду помнить о Вас». Это не значит, что Аллаh может что-то забыть, но означает, что если мы будем часто поминать своего Господа,своего Создателя, то в Судный День получим пользу от этого деяния.
- Просто повторяя это вслух? – удивляюсь я.
- Ты  не знаешь, что может стать причиной твоего спасения, - задумчиво произносит он.
- Дело лишь в этом? – интересуюсь я.
- Лишь в поминании Аллаhа успокаиваются человеческие сердца. Это лекарство от всех недугов, как от физических, так и от душевных ран, - ответил мне старик, а затем опустил голову, продолжив свое прежнее занятие.
- Лишь в поминании Аллаhа, - повторил я машинально слова старика, направляясь в саму мечеть. Как странно.
Войдя внутрь мечети, я сразу же почувствовал целую гамму запахов. И цветочный, и ванильный, и запах мокрой травы. Они витали в воздухе, наполняя помещение волшебным ароматом. Я заметил небольшой столик, на котором в ряд стояли маленькие бутылочки с надписями на арабском языке. Я решил рассмотреть их поближе, и, сняв свою обувь, наступил на мягкий, почти воздушный ковер. Взяв в руки ближайшую из баночек, я открутил ее крышку, и автоматически поднес сосуд к носу. Вдохнув, я почувствовал приятный аромат. С виду напоминает ароматизированное масло, которое можно нанести на кожу, покрутив колесико на бутылочке. Я вспомнил, что такими же пользовался Абдулла. Это специальные духи для мусульман, миск, кажется. Интуитивно я провел колесиком по запястью левой руки, оставив на ней пахучий масляный след. Осматриваюсь. Вокруг белые стены, на которых висят картины с арабским текстом, изображение Каабы. В дальнем углу помещения я заметил молодого парня, склонившего голову над книгой, и сосредоточенно читающего вслух. Я уловил арабский язык. Догадываюсь, что он читает Коран. Наконец он заметил меня.
- Ассаламу алейкум, брат. Ты пришел помолиться? – услышал я приятный молодой голос. На вид парню не больше двадцати лет.
- Нет, - отвечаю ему, - просто стало интересно посмотреть.
- В мечеть не приходят просто так, - улыбаясь, говорит парень, - значит, тебя сердце сюда привело.
- А ты что здесь делаешь? – спрашиваю я, с любопытством разглядывая внутреннее убранство мечети. Вообще-то, это первый раз, когда я очутился внутри, а не просто разглядывал мечеть снаружи.
- Я - имам этой мечети.
- Как имам? – удивляюсь я, - ты ведь такой молодой!
- Для этого не нужен возраст, нужна только вера, - спокойно отвечает мне он.
- И что же твоя религия говорит о смерти? – неожиданно для себя спрашиваю я.
- А это разве и не твоя религия также? Присядь, поговорим, - обращается ко мне имам, указывая на место напротив себя.  Я сажусь прямо на пол, следуя его примеру.
- Ты знаешь, - начал он,- что Всевышний Аллаh упоминает в Коране о смерти 164 раза?
- 164?! – я был, как минимум, удивлен, - Почему так часто?
- Каждый раб Аллаhа должен помнить, что жизнь в этом мире – всего лишь обманчивое наслаждение, ведь каждая душа вкусит смерть. Кто-то раньше, кто-то позже.
- И в чем тогда суть? – недоумеваю я.
- Суть в том, что нужно прожить свою жизнь правильно, чтобы тобой был доволен Всевышний. Ведь Он - Создатель всего, что нас окружает. Он дает жизнь, Он же ее и заберет. Мы должны осознавать своим умом, что полностью находимся в Его власти.
- Я уже слышал все эти разговоры о том, что жизнь – это испытание и прочее. А что, если я не хочу умирать? Что, если не хочу, чтобы умирали близкие мне люди? – срываюсь почти на крик.
- Воистину, смерть, от которой вы убегаете, непременно настигнет вас,- уверенным тоном произнес он. - Так какой смысл бежать от нее? Жизнь нужно прожить так, чтобы встретить свою смерть без страха, с распростертыми объятьями. Почему люди не боятся грешить, но боятся смерти? Мусульманин – это человек, готовый встретиться со своей смертью в любой момент, не завтра и не через десять лет, а прямо сейчас, в эту самую минуту. На нас не возложено больше, чем мы могли бы выполнить.
- А что на нас возложено?- с горечью в голосе спрашиваю я,- намаз пять раз делать?
- И намаз, и наше соблюдение повелений Всевышнего нужно, в первую очередь, нам самим. Господь не нуждается в нас, напротив, мы нуждаемся в нем. Пятикратный намаз – это не бремя, возложенное на нас, а ежедневная возможность прямой связи со своим Создателем, обращение к Нему, проявление благодарности. Это успокоение для души, польза, а не наказание.
- Чтобы быть хорошим мусульманином, нужен только намаз?
- Если бы это было так, все бы совершали намаз. Мусульманин – это, в первую очередь, состояние души. Дело не только в намазе, а в правильности твоих поступков.
- Жизнь приходит и уходит, - говорю почти шепотом, - так для чего тогда все это нужно?
- После смерти заканчивается только эта жизнь – дунья, и начинается совершенно новая. И то, как ты проживешь эту жизнь, определит твою дальнейшую участь. Люди почему-то считают себя хозяевами и властелинами собственной жизни, но при этом понятия не имеют, что может случиться в следующую секунду. Наше могущество в этом мире – всего лишь иллюзия, ведь иначе мы не были бы такими беспомощными в вопросах смерти.  В этой жизни человек может отложить срок своего путешествия, экзамена, поездки, чего угодно, по воле Всевышнего, разумеется. А что касается смерти, то в этом не бывает отсрочки. Она придет за каждым.
Я ощутил, как комок подкатывает к горлу. Я стал моргать, а мои веки показались глазам увесистыми горящими покрывалами. Я и сам не заметил, как по щекам крупным градом покатились слезы. Я сдерживал себя столько времени, но сейчас вдруг ясно осознал, что не могу больше прятаться. С меня как будто сорвали маску, полностью оголив мои чувства. Я хотел плакать, рыдать, кричать. Я хотел смерти, хотел забытьcя, лишь бы только не чувствовать эту боль, разрезающую меня изнутри. Я совершенно запутался. В попытках собрать осколки своей жизни, я рассыпался сам. Не успев обрести отца, я тут же его потерял. Я назвал его отцом лишь перед смертью, хотя он так часто об этом просил. Я не сказал ему, что прощаю его, хотя ему это было необходимо. Я поступал настолько ужасно, что мне мерзко от самого себя. Неужели я был таким черствым? Неужели эти несколько слов мне было так трудно произнести? Сколько он пытался достучаться до меня, сколько? Я не посмотрел на то, что он болен, ни на что не посмотрел. И только сейчас осознал, что давным-давно простил отца, еще в тот день, когда увидел его впервые за столько лет. И в глубине души я всегда очень хотел назвать его «бабам», но что-то мне мешало. Гордость, обида, что? Нет в жизни ничего, что бы оставляло в сердце такой след, как разочарование. Как прожить эту жизнь так, чтобы не обжечься? Почему родители вкладывают в нас застывшие прописные истины о добре и зле, но когда мы выползаем в этот мир, подобно муравьям из муравейника, то нас безжалостно давят. Самое мерзкое чувство на свете - это чувство вины. Казалось бы, что страдать? Прошлого не изменишь. Но сожаление жрет тебя изнутри как паразит. И не успокоится, пока не уничтожит, или пока ты не вытравишь его. А что бывает с людьми, которые его искореняют? Они ни о чем больше не жалеют. Они свободны.
- Бабам, бабачигъым,- я закрыл лицо руками. У меня не было никаких сил, чтобы прекратить этот поток слез и внезапно вырвавшейся наружу скорби. Меня лихорадило так, что перед глазами все поплыло. Столько лет я запрещал себе проявление эмоций в любых ситуациях. Единственной ахиллесовой пятой для меня была тема отца. Я - безнадежно потерянный человек. Зачем мы стесняемся своих слез? Пытаемся скрыть их от посторонних взглядов. Да потому, что слезы - проявление слабости. Значит, у тебя есть слабое место, ты уязвим. То, что вызывает слезы, затрагивает самые глубины твоей души. Это то, чего я всегда так боялся. Боялся, что, не дай Бог, кто-то узнает, что и у меня есть слабые места. Скрывать чувства не трудно, если привыкаешь к этому. Труднее выпускать их наружу. Такое ощущение, что из меня поочередно вырывают все органы, я почти физически ощущаю это. Остается только сердце, которое не перестает ныть. Кажется, что его сверлят, тычут в него иглами. Мне так больно, так горько. Я очищаюсь. Очищаюсь, как улицы после дождя. Да, это больно, трудно, но это мне необходимо. Я не знаю, что я могу изменить в этом мире, я даже не знаю, что я могу изменить в самом себе. Одно мне известно наверняка – я буду менять свою жизнь, менять ее навсегда.