Ещё о моих первых стихах. Глава 1
В первый же день занятий выяснилось, что на ту же цель направлены помыслы почти всех сокурсников – и ребят, и девочек.
Помню, меня поразил тот факт, что стихи пишут многие представительницы прекрасного пола.
До студенческой скамьи я мало общался с девочками. Издержки раздельного обучения сказались на моём характере. Я был стеснителен, робок, считал девочек существами высшего порядка. Дело доходило чуть ли не до обожествления.
А уж если девочка интересуется стихами, думал я, то это признак избранности и предмет благоговения.
Помню, ещё в выпускном классе школы мой приятель Володя К., ловелас и циник, вовсю хвастался своим романом с девочкой.
- Она лежала в саду на траве и читала книгу, - рассказывал Володя, - я подошёл и поцеловал её. Она обняла меня и стала отвечать на поцелуи.
В этой истории меня поразили не подробности интима, а тот факт, что девочка читала стихи.
- Какие стихи она читала? – спросил я с замиранием сердца.
- Разве это важно? – удивился Володя. – Мало ли рифмованной дребедени?
Для меня было важно. Я преклонялся перед девочкой, читавшей стихи.
И вдруг выяснилось, что в нашей университетской группе полно девочек, которые не только читают, но и сами пытаются рифмовать. Это было потрясением.
Мне запомнилась самая первая лекционная минута. Преподаватель, войдя в аудиторию, поинтересовался:
- А кто здесь дочка профессора Фёдорова?
Со своего места поднялась красивая темноволосая сокурсница и улыбнулась, да так, что сердце зашлось.
- Как вас звать? – спросил преподаватель.
- Мара, - ответила та.
- Постойте, постойте, - заволновался преподаватель, - это вы и есть Мара Фёдорова, которая часто публикует свои стихи в комсомольской газете?
- Ну да,- ответила Мара,- это я.
- Очень рад, очень рад, - засуетился преподаватель. - Вы очень талантливы. Примите мои поздравления.
Прошло со времени того памятного разговора три года, я стал чуть ли не своим человеком в доме профессора Фёдорова, известного географа. С Марой мы беседовали на литературные темы, читали друг другу стихи. Наверно, я даже был влюблён в неё. Она цвела жгучей восточной красотой и, несомненно, была очень талантлива.
Со временем Мара стала известна всей стране под псевдонимом, который и сейчас у многих на устах.
Я благоговел перед Марой... И всё же однажды сочинил стихи, в которых отозвался о ней очень нелестно. Сознаюсь, что был неправ. Во мне кипела ревность.
Вот эти стихи:
На деревьях зелёные почки,
Льётся в комнату солнечный свет,
Прочитал твои нежные строчки
Молодой и влюблённый поэт.
Посмотрел недоверчивым взглядом
Он в твои голубые глаза,
Жаром в сердце сменилась прохлада,
С пылкой страстью тебе он сказал:
- Я так долго искал этой встречи,
Я твой образ в мечтах создавал.
Этот чудный божественный вечер
Я так часто в стихах воспевал!
Ах, не знал он, несчастный влюблённый,
Что вчера, этой самой порой
Чистотой нежных строчек пленённый
Объяснялся красавец-герой,
Что с таким же восторгом ловила
Ты нехитрый военный рассказ,
Улыбаясь так нежно, так мило,
Как сегодня.
В который уж раз!
Что потом, прихвастнув для порядка,
Без малейших волнений в крови,
В этой маленькой синей тетрадке
Ты писала стихи о любви.
А дело было так.
Когда я пришёл с очередным визитом к Маре, у неё в гостях был молодой лейтенант в новенькой с иголочки форме. Он о чём-то увлечённо рассказывал, бурно жестикулируя руками.
Мара слушала его, затаив дыхание. Мне стало обидно, я сухо попрощался и вышел.
А зря. Молодой лейтенант был участником подавления Будапештского мятежа 1956 года. Я бы мог узнать об этом событии из уст очевидца. Подвела глупая ревность.
От того, что произошло, остались лишь стихи и горечь недоумения.
Мары уже давно нет на свете. Я иногда беру с полки сборник её стихов и читаю, читаю с упоением. И вспоминаю жестикулирующего молодого лейтенанта. Мне и смешно, и больно, и тревожно. И почему-то хочется плакать.
Рафаэль-Мендель
25 декабря 2013г.
Свидетельство о публикации №113122503708