Движение и состояние 1979

               

                1.  СОБАКА-ЯРОСТЬ

Растает лед,
уйдет из сердца скорбь,
но прошлое, уснувшее в сознанье,
вернется  и поманит  за собой,
и в очертаньях
его
увижу я
лицо твое.
Перечеркнуть?
Нет. Никогда.
Пока ветра врываются в чащобы,
пока дожди вплетают провода,
пока по венам  кровь, а не вода,
нет, никогда.
Все сберегу  до  гроба.
Раскатистые гулкие шаги,
вопросы, не достигшие Вселенной.
В минувшей жизни,  маленькой и тленной,
останемся, - но только не враги! –
частицами земного бытия,
как души, не нашедшие согласья,
как руки, не пришедшие к запястью,
как пальцы, не скрепленные в ладонь.
Да будет свет тебе, идущий в ночь!
                пока ветра врываются в чащобы
Да будет кров отброшенному - прочь!
                пока дожди вплетают провода.
Покой душе, иначе никогда
нам не срастись с тобой, моя утрата.
В  себе   сестру,
в  утрате  брата,
дай обрести, иначе  никогда,
пока по венам кровь, а не вода,
Собака-ярость сердце не отпустит.

                2.  БЕЖАТЬ

Листок,  приклеенный к эстампу,
вот  все, что остается при уходе.
Строки  неразличимые разводы,
как если бы чужой руки письмо.
Тяжелая глухая тишина,
надежда на  немыслимое  чудо,
смятение, как если бы война,
ударила   по стеклам  ниоткуда.
Бежать! Одно стремление и крик,
один порыв: лететь, сминая пятки,
куда-то в ночь,
без шапки,
без оглядки,
без направленья,
просто, напрямик;
сквозь лестницы, дома, бойницы окон,
мосты, подъезды, шпили и пруды,
проламываясь ветками  в сады,
проваливаясь арками в барокко;
по перелескам  (где-то должен – лес!),
по отмелям к далеким океанам,
в одном порыве,  горестном и рьяном,
желанья  безмятежности  небес,
лечь бездыханно  грудью в облака,
бесчувственной  от яростного лика,
оглохшей  от разорванного крика,
незрячей  от сгоревшего зрачка.
               
                3.  ПЕЧАЛЬ

Струишься, тянешь шлейф неведомо куда.
Река, кто дал тебе подобное названье?
Ты  ниточкой выходишь из сознанья
и Каспием впадаешь в облака.
Как плод, еще зеленый на ветвях,
срываешь сердце, словно в целлофане,
проносишь на невидимых руках
и топишь в безмятежном океане.
Твои уста  янтарные  нежны,
твой голос слаще звуков мандолины,
твой привкус  золотые  мандарины,
жаль, что всегда отравлены они.
Твои ладони вечно холодны,
накладываешь их на лоб искусстно,
любое убаюкиваешь чувство
на гребне нарастающей волны.
Ни весел, ни руля. Плыви и пой!
Струя светла и сладостно журчанье.
Когда в печаль погружено сознанье,
не слышен  шепот смерти за спиной.

                4.  ОЖИДАНИЕ

Дождь. Глицериновых нитей слюнявая пряжа.
Время. По капле втекает в стекло.
Маятник. Ходит увесисто и тяжело.
Тянет стотонное сердце – поклажу.
Крика! Но ватой к ушам тишина.
Бега! Но тело прилипло к дивану.
Кофе, присохший к стакану,
Нерв – натяженье, струна.
Мысль. Словно лошадь по кругу манежа.
В чутких висках то замрет, то  стучит,
И телефон отрешенно  молчит.
Гибнет надежда.
Семь. На аллее зажгли фонари.
Десять. Сосед возвратился с работы.
Два. Фонари поглотили черноты.
Дальше безвременье, и  до зари.
Пять. Дребезжа покатился трамвай.
Восемь. За стенкой взорвался будильник.
Бледной луны одичалый светильник
Утро стянуло на край.
Дождь. Этих нитей вовек не распустится пряжа.
Время. Оно никогда не вольется в стекло.
Маятник. Ну  до чего тяжело!
Десять, двенадцать.
Когда же? когда же? когда же?

             5.  ПЕТЬ СТРОЙНО

На сумерки нахлынут холода,
ветра на бреющем полете,
кантату угасающей природе
выводят провода.
Но дирижер ( о, как рука тверда!)
мгновенно задержал хорал на коде,
где в терцию две ноты плавно входят,
и парой  улетают в облака.
И сразу, мотыльками трепеща,
листы с деревьев,
до-ре-ми на ветках,
как чья-то легкокрылая душа,
ключом скрипичным открывает клетку.
Вздыхают низко арфы на дождях,
гудят органом  лестниц  переборы,
хоры вступают – меццо, тенор, бас,
и, удивляя дерзостью миноры,
солирует кирпичная труба.

   6. И  МАЕТСЯ  И  МЕЧЕТСЯ МЕТЕЛЬ

Вторые сутки  мается  метель,
вторые сутки  мечется, клубится,
вторую ночь  неймется и не спится,
взбивается ледовая постель,
как до беды,
когда должно случиться;
как до любви,
когда в окно стучится;
как до судьбы,
не миновать потерь,
когда шальная колесница мчится,
и  мается  и  мечется  метель.

Ее бросков стремительная нервность,
хруст оголенных веток на ветру,
ее почти безропотная верность
мгновенно подчиняться слову «вечность»,
невидимому властному перу.
Как будто в голове бушует хмель,
как будто никогда не знать покоя,
есть только состояние такое:
и  мается  и  мечется метель.
               
         7.  НАРИСОВАТЬ ПОРТРЕТ

Сестра, что в имени твоем?
Пустой неровный звук,
тревожный шепот за окном,
фонарный полукруг,
звезды падучая судьба,
не замкнутость дверей,
натянутые провода,
сословье словарей;
шагов  крадучесть  за спиной,
и – прочь! бегом!  назад!
и, ураган за тишиной,
за слепотою  взгляд;
противоречье  голове,
неровность бытия,
печаль и смех через края,
и лишь на дне
комок страданий и страстей,
желаний и надежд,
премудрость тысячи мужей,
упрямость тысячи невежд,
наивность тысячи детей
и ярость тысячи чертей.
Колода всех мастей.
               
    8.  ПРЕДСКАЗАТЬ

Не миновать разлуки,
не миловать любимых,
разомкнутые руки,
все – мимо;
не радоваться встречам,
не упиваться счастьем,
делить, делить на части
всю – вечность.
А поезда  все мимо,
а молодость все дальше,
сединами, сединами
посеребришься, мальчик;
не узнавать, не помнить,
прищуриваться – так ли?
ловить зрачками полными
по капле.
Прорежется в сознанье,
прорвется к сердцу  память.
О, время, вакханалия!
Как рано,
была и миновала
пора солнцесплетенья,
цветные одеяла,
веселый день рожденья,
огней бенгальских искры,
летящий в лето поезд,
всем, кто остался в мыслях
глубокий,  в пояс,
поклон и - до свиданья,
       на дальней остановке;
       О, молодость,  каналья,
       воровка!
       Украдены надежды.
       Бери свой груз на плечи.    
       Душа в холодный вечер
       у полосы прибрежной.
                ------------