История в стиле Превера 1978

                Небо морозное небо холодное небо
                поезд пошел
                на перроне стояли другие
                глаз твоих не было в этой толпе.

          А когда-то падали листья,  сад был  засыпан.
          Мы бродили средь  мокрых  скамеек,
          я говорила о новой поэзии,
          он  говорил о  своем.
          Во второй раз мы встретились в баре,
          я сказала: «Хотела с утра позвонить вам,
          но монету найти не могла».
         
          Иногда он  ко мне заходил на работу,
          и мы отправлялись  обедать.

          Помню, как  пришла в его   дом  первый раз.
          Он сидел за столом  и  пил чай, чай холодный.
          Мы  полдня говорили.
          Он о новой  поэзии.
          Я  о  своем.
          Он просил, чтобы я почитала стихи.
          Я читала, они ему нравились.
          Я  писала  квадратные строки и рифмы.
          Тогда рифма еще не наскучила мне.
            
          Мы  встречались  почти  каждый  день.
          Он говорил  о Гогене,
          я  о манере  Коро.
Мы были счастливы,
мы были вместе,
снимая трубки  телефонов,
друг другу мы еще твердили «вы»,
играя в  недоступность.

В тот дом, куда нас пригласили,
мы пришли с цветами.
В том доме пили только чай,
но в этот раз шампанское открыли.
Когда все спать  легли,
мы долго говорили,
он  о кино,
я  о театре.
Он попросил прочесть,
строку назвал.
«С того прочти мне места».
то были не мои стихи, он  перепутал
но я прочла, и он доволен был.
За окнами  шумели липы,
горели  красочным  огнем  их  опаленные листы,
и, слушая их шепот,
        он, тихонько
        свою ладонь  на пальцы положил мне.
        Мы молча слушали, как шелестят деревья,
        еще не сознавая,      
        что мы уже уходим  друг от  друга,
        что это нас  оплакивает дождь.
        В том шелесте нам было суждено  взаимоединенье.
    
        Проникновенье участилось в нас,
        но постепенно новизна затерлась.
        Когда в  нем  воспаряло  притяженье,
        то  притяженье падало во мне,
        но иногда мы оба воспаряли.

        По вечерам встречались в баре.
        Он говорил о девочке из Праги,
        я  о каком-то чудаке с Гражданки.
        Читать он не просил, но сам   читал охотно,
        он раньше мне не говорил, что пишет.
        Друзья нас приглашали на стихи,
        мы приходили вместе.  Я читала,
        он тоже  пробовал, но быстро охладел.
        Он общество любил,
        восторги, похвалу,
        но с тех пор, как разрушила я свой  квадрат,
        никто  не хвалил  моей  музы,
        лишь говорили: «Весьма и весьма любопытно…»
        и торопились занять  ожидающих  чаем.

   Я продолжала посылать ему стихи.
   Однажды,  его не оказалось  дома;
   мои стихи валялись на тахте,
   на них   был нацарапан  телефон
   и что-то из Превера.
   « а так как мне бумаги не хватило,
    Я на  твоем  пишу  черновике».

    Последний раз мы встретились в метро.
    Он говорил о  Пярте.
    Потом зашли в кафе.
    Он говорил о Кейдже
     и о писателе (не помню, как зовут),
            еще он говорил об Ире,
            с которой познакомился недавно.
            «Она так гениально пишет!»
            Мы пили кофе, он читал из Иры.
            Я указала на его парадный вид,
            смутился: «Мы идем с Ириной в гости».
     Он на прощанье  руку мне поцеловал,
     чего с ним раньше не случалось.
     До поезда осталось полчаса.

                Небо морозное небо холодное небо
                поезд пошел
                на перроне стояли другие
                глаз твоих не было в этой толпе.
         В вагоне
         когда все спали
         всю ночь писала
         я неквадратные стихи.
                -------