34. Это мы, Господи

                БАРСИК

Барсик  умер  сразу  поле  смерти  папы  -
Вот  любовь  какая,  не  чета  людской  -
Парализовало  обе  задних  лапы,
Ясен  пень,  братишки,  не  жилец  такой.

Было  дело,  папу  сильно  он  царапал,
Ну,  так  был  сопливый,  молодой,  щенок,
Но  потом  он  сильно  подружился  с  папой,
А  теперь  вот  спит  без  задних   ног.

С  фронта  поговорку  папа  притаранил:
«Рухнуть  и  уснуть  без  задних  ног».
Рухнул  он  и  сгинул  в  мёртвенном  тумане.
А  без  папы  Барсик  жить  уже  не  смог.
                08 г.

  СОРОКОВОЙ  ДЕНЬ

Это  солнце,  эта  талость  -
Предвесеннее  тепло.
Сорок  дней  как  мы  расстались,
Сорок  дней  уже  прошло.

Сорок  дней  мели  метели,
Снег  валился  с  высоты.
Вот  все  сорок  пролетели.
Лес,  могильные  кресты,

Небо,  ветви,  купол  храма,
Синь  по  снежной  целине…
Ты  теперь  все  знаешь,  мама,
Обо  всех  и  обо  мне.

Вот  сугроб  -  твоя  могила.
Замираю,  шапку  сняв.
Мама,  ты  меня  простила,
Всё  узнав  и  всё  поняв?

Не  кори  меня,  родная,
Что  порою  скрытен  был
И,  тебя  оберегая,
Все  тебе  не  говорил.

Мама,  жизнь  моя  -  сраженье.
А  молчал…    Молчал,  любя,  -
Пораженья  и  паденья
Сокрывая  от  тебя.

И  падений  не  исчислить,
И  уже  не  утаить,
И  ты  знаешь  даже  мысли,
Мысли  грешные  мои.

Верю,  пред  тобою  ныне
Свет  и  райские  края.
И  ты  Господа  о  сыне               
Молишь,  милая  моя.
                26 февраля  07г


                * * *

От  работы  устало  железо,
Да  и  мне  смыть  бы  надобно  пот.
Вот  и  речка,  название  -  Теза,
Эта  речка  из  детства  течет.

Мне  оставили  предки  в  наследство
Деревенские  эти  места.
Теза,  Теза,  как  раннее  детство
И  спокойна-то  ты,  и  чиста.

Птицы  песни  еще  не  отпели,
Трав  июньский  разгул  на  лугу,
И,  как  в  детстве,  березы  да  ели
Словно  сказка  на  том  берегу.

Я  приехал  сюда  неспроста  ведь
На  июньском-то на  рубеже.
Надо  памятник  папе  поставить,
Послезавтра  година  уже.               
                22 июня 07 г. с. Колбацкое.




                МИША
                Памяти  моего  тестя,  отца  моей  первой  жены.

Еврейский  мальчик  сильно  обрусел,
Шпана  -  финкарь,  неслабое  плечо.
И  если  он  в  конце  войны  не  сел,
Так  то  судьба,  и  он  тут  ни  при  чем.

Отец  на  фронте,  их   же  -  на  Урал.
Паек  ржаного  -  для  поддержки  сил.
От  общей  пайки  крошки  он  не  брал,
Хоть  брат  домой  две  трети  доносил.

Шпана… И  мать  пошла  в  военкомат.
«А  мы-то  что?  Мы  можем  лишь  на  фронт.
А  он  сопляк,  сопляк,  а  не  солдат, 
А  финкарем  он  вас  берет  на  понт».

И  тут  салют!  И  над  рейхстагом  стяг!
И  летом  Жуков  принимал  парад.
А  после  парня  взяли  за  шкиряк,
В  теплушку,  и  нескорым  -   в  Ленинград.

Блатным  замашкам  места  нету  тут.
Трудись,  браток,  и  человеком  стань.
А  дальше  были  флот  и  институт
С  распределением  в  Тмутаракань.

Да,  там,  в  глуши,  мощь  Родины-страны,
(Фронтовиков  прияв  за  образа),
Крепили  молодые  пацаны  -
Веселые,  голодные  глаза.

Таким  он  и  остался  до  конца,
По   крови  -  благородным  сорванцом.
И  не  секрет,  что  я  любил  отца,
Хоть  он  и  не  был  мне  родным  отцом.

Гремел  Союза  тягостный  финал,
Он    в  нем  прожил,  как  будто  песню  спел.
И…  ежели  крещенья  не  приял,
Прости  Господь!  -  поверить  не  успел. 
                09.



   МОЙ  ДВАДЦАТЫЙ  ВЕК
                Андрею  Пеплову.

Русь  моя,  горя  и  горечи  чаша.               
Ель  да  береза,  полынь  да  пырей.
Бабушка  Варя  и  бабушка  Маша,
Деды  мои  -  Александр  и  Андрей.

Полная  крынка  студеного  млека,
Хлеба  ломоть  -  то  ли  не  благодать!
Мне  до  конца  позапрошлого века
Проще  простого  рукою  подать.

Проще  простого…  Всего-то  и  надо  -
Прочь  отпихнуть  суетливую  муть
И  постоять,  помолчать  у  оградок
Да  поминальную  чарку  махнуть.

Чарка, что  спичка.  И  вот  оно  -  пламя:
Молоды  деды  и  снова  в  седле.
Алое  знамя  -  белое  знамя:
Черная  смута  на  русской  земле.

Горе  и  горе,  и  горечь  без  меры  -
В  чем  тут  победа?  Над  кем   вороньё? 
И  на  людях  отреченье  от  веры,
И  сбережение  сердцем  её.

Саня,  мой  дед,  ясно,  чай,  не  из  прынцев,               
Да  и  мошны  не  имел  он  тугой.               
В  пятом  году  записался  в  партийцы,
Вышел  в  седьмом  и  назад  ни  ногой.

После  гражданской  пришел  не  калекой,
Грамотный,  стало  быть,  власти  как  раз.               
Только  вот  божьим  он  был  человеком  -
Грамотой  многих  от  гибели  спас.

Русь  моя,  Мать  моя,  рушатся  храмы,
Близкие  люди,  а  что  дикари.
И  онемела  от  ужаса  мама,
Только  учившаяся  говорить.

И  ни  подруг  те,  ни  мудрости  школьной.
Кто  ты,  немая  да  нищая?  Мразь!
Но  на  единственной  колокольне
Колокол  грянул,  и  речь  полилась.

Колокол,  колокол,  колокол  воет,
Будит  незримый: «Вставайте,  сыны!»  -               
И  над  Москвою,  и   над  Невою,
И  над  любой  деревенькой  страны.

Русь  моя,  Родина,  крепость,  отчизна!
Застили  небо  кресты  сатаны.
И  мой  отец  был  разбужен  и  призван,
Чтоб  стать  солдатом  Священной  Войны.            

Брал  Будапешт,  видел  Вену  и  Прагу, 
Материн   крестик  носить  перестал,
Но  орден  Славы,  медаль  «За  отвагу» -               
Братья  Георгиевским  крестам.

Горе  и  горе,  и  горечь  без  меры.
Скука,  газетка,  стакан  да  гармонь.
Но угольки  позатоптанной  веры
Все  же  хранили  священный  огонь.
 
И  не  окончена  русская  драма,
Но  отворены  врата  алтарей,
И  в  многолюдии  Божьего  храма
Снова  стоят  Александр  и  Андрей.
                05г. д.Пантелиха





                * * *
                Папе
Ты  не  утверждал,  что  был  ухарем-хватом,
Но  просто  -  обычным  советским  солдатом,
Да  раз  обронил,  вспоминая  войну,
Что  женщину  силой  не  взял  ни  одну.
                8 мая 08г.  д.Пантелиха



    ЭТО  МЫ,  ГОСПОДИ
                «И  по  причине    умножения  беззакония,
                во  многих  охладеет  любовь; 
                Претерпевший  же  до  конца  спасется».
                Евангелие  от  Матфея,  24. 12-13.
               
Где  пишутся  «место»  и  «дата»,
Там  прочерки  или  нули.
Когда?  Ну,  допустим,  когда-то,
В  деревне  одной  на  Нерли.

Нас  двое.  «Поднимем  бокалы
За  дружбу  -  подарок  судьбы!».               
А  рядом,  ужасно  усталый,
Спал  третий  -  хозяин  избы.

Литр  водки  -  ни  мало,  ни  много,
Салатик  «Весенний  газон».               
Сторонник  высокого  слога,               
Талантлив  мой  друг  и  умен.

Он  даже  красив,  если  честно,
Не  беден  и  в  деле  успех.
Он  пишет  чудесные  песни
И  держит  пошивочный  цех.

Отличная  это  идея  -
Нас  тут  отыскать  вдалеке.
Мы  пили  всю  ночь,  не  хмелея,
А  после  купались  в  реке.

Обычные  два  человека.
История  наша  проста  -
Знакомы  почти  четверть  века,
Дожили  почти  до  полста.

Семейства,  какой-то  достаток,
В  порядке  работа  и  дом.
И  дней  наших  скромный  остаток
Мы,  чай,  как-нибудь  доживем.

А  прочее  -  это  детали:
Заботы,  команды  жены;
Сыны  наши  взрослыми  стали
И  мы  им  почти  не  нужны.

-Да  ладно,  банально  все  это.               
Лишь  рюмка  чуть  дрогнет  в  руке.
Мы  пили  всю  ночь  до  рассвета,
А  после  купались  в  реке.

Конечно,  недаром,  недаром,
Как  в  омут,  нырнув  головой,
Примчался  он  к  нам  без  гитары,
Но  с  водкою  и  со  жратвой.

Порядок  привычный  нарушив,
Метнулся  к  лихому  жилью.
Привез  он  болящую  душу,
Усталую  душу  свою.

Что  значат  комфорт  и  богатство,
Коль  щемит  и  щемит  в  груди,
И  от  нелюбови  лекарство
В  аптеке  попробуй,  найди.

Ай,  пили-то  мы  не  на  тризне,
Ай,  вроде  бы  каждый  -  живой.
Спросил  он: «Устал  ты  от  жизни?»,               
Я  молча  кивнул  головой.

И  с  петель  рванул  наши  двери
Конечный,  вселенский  аврал.
И  было  мне  легче  -  я  верил,
А  он  еще  в  игры  играл.

Стояло  студеное  лето,
И  гром  громыхал  вдалеке.
Мы  пили  всю  ночь  до  рассвета,
А  после  купались  в  реке.

А  рядом  хозяин  жилища,
Усталостью  сваленный  с  ног,               
Спал  друг  наш,  не  менее  нищий,
Чем…  Рембрандт,  а  может,  Ван  Гог.

Я  знаю,  равнять  не  пристало,
Но  рвется  само,  хоть  убей  -
Спал  друг  наш,  такой  же  усталый,
Как…  Дюрер,  а  может,  Гольбейн.

Усталый,  усталый  без  меры  -
Ан  меру  поди,  улови,  -               
Спал  друг,  даровавший  мне  веру
И  жгучую  требу  -  любви.

Не  бражничал  с  нами  на  тризне,
Пока  мы  мутили  умы,
Спал  тихо,  уставший  от  жизни,
Но  как-то  иначе,  чем  мы.

Да,  мы…  Мы  виновники  сами,
Пенять  никому  нам  не  след.
И  Саня  умчал на  «Ниссане»,
И  я  помахал  ему  вслед.

Что  если  мы  вспомним  все  это               
И  скажем,  как  о  пустяке,
Мол,  пили  в  ту  ночь  до  рассвета,
А  после  купались  в  реке.
                06. 06.  06. д. Пантелиха.