Пиблокто

Когда по перволедью рыба, от удушья озверевшая, клюёт,
а наша братия как раз стихов порядочных не пишет,
а грудь покойно и привольно, если не поёт,
то, уж конечно, дышит,
и украшает свежий снег хвостами горностая крыши,
и взгляды радует в ночи его порхающий полёт,
когда наутро тот же самый глаз родной удел не узнаёт,
душа с природой вместе наша мрёт, и засыпает,
и брюхом стелется по пуху снега, как трамваи,
что с остановок долгих в зиму отплывают.

Во сне том пахнет шубками и инеем, и мглою,
поленьев раскалённых смолянистым зноем,
холодной лайкрой от твоих озябнувших колготок,
и кислой шерстью непросохших валенок и шмоток,
и лыжами, и ёлкой, и конфетой,
размокшею в кармане сигаретой,
капризным возгласом твоим: «Когда же – лето?»,
ответом, что от Ветхого Завета,
ни разу не споткнувшись о пороги света,
на помощь мне немедленно идёт:
«Любое состояние во времени имеет свой черёд,
и исключений череде той нету.
Зима, мой друг, конечно же, уступит место лету,
а лето осени; и вот опять своё берёт зима...
Проходит всё. Пройдёт когда-нибудь и жизнь сама.
Когда капризы подожмут, ты непременно вспомни это.