О Егиазарове

СТИХОТВОРЧЕСТВО – ЭТО МОЛЕБЕН

Истинная поэзия – сестра религии.
Вас. Жуковский

В.Егиазаров

Вот один на один со строкой
ты схлестнулся, как велено роком,
и тебе только снится покой,
как замечено некогда Блоком.
К музам вещим почтения нет,
а призвание – это призванье,
и поэтому званье поэт –
очень личное, штучное званье.
Оглянись, континенты и страны
никогда не пойдут за тобой,
где, ликуя, бегут графоманы
на трибуны и сцены толпой.
Бродят звёзды в полуночном небе,
потеряв орбитальный маршрут:
стихотворчество – это молебен,
где молитвы – стихами зовут.
ВОСКРЕСЕНЬЕ. ИЮНЬ.

О.И.
Воскресенье. Июнь. Два денька до зарплаты.
Чем не повод, чтоб лихо, с бравадой, острить?
И, смеясь, сигарету мою изо рта ты
забираешь легко, чтоб самой покурить.
Гладь морская от солнечных бликов парчова,
стайки мелкой рыбёшки выходят на мель,
целый день «Арлекино» поёт Пугачёва,
и вращается в парке весь день карусель.
Жизнь – немерена, дали – чисты, да и сердцу
всё по нраву. Считай, позитивы одни.
Ещё будет достаточно соли и перцу,
а пока у судьбы только сладкие дни.
Мы ведь знаем, что жизнь
может стать к нам спиною,
но пока не исчез этот флёр без следа,
пусть кружит карусель,
пусть, пока ты со мною,
гладь морская парчовою будет всегда..

МЕФИСТОФЕЛЬ
Панорама штормящего моря
за окном надоела зело.
Мефистофель сидит на заборе,
как на троне, и каркает зло.
Дождь холодный то стихнет, то снова
моросит, сам себе на уме;
не находится тёплого слова
для стихов о грядущей зиме.
Что-то сумерки сделались гуще,
что-то потом покрылось стекло.
Мефистофель, забор стерегущий,
спрятал клюв под большое крыло.
Время бег свой замедлило, будто
расплывается весь окоём,
но огнями сигнальными бухта
оживляет пейзаж за окном.
Понимаю – с моралью моею
я банален, но знаю давно,
что иначе я жить не умею,
не могу, не хочу, не дано.

ДО СРОКА
Я неискренность вижу твою,
чую лесть за словами привета,
я обид на тебя не таю,
я плачу тебе той же монетой.
Мы о дружбе с тобой говорим,
обещаем до гроба быть вместе,
нанеся восхитительный грим
от неискренности и лести.
Я, поддав, так хорош в кураже,
ты, под стать мне, порой – просто чудо,
но у каждого где-то в душе
затаился, до срока, Иуда...

ЯЛТИНСКАЯ ОСЕНЬ
Листопад запоздал или,
может, дожди поспешили,
мокнет золото листьев
по скверам, по паркам, в леске.
Море глухо шумит за аллеей платановой или
так сердито рокочет, как будто ругается с кем.
Алгоритм этой осени,
кажется, сдвинут по фазе,
он ещё восстановится, просто давай подождём.
Не по силам сейчас даже
самой изысканной фразе
передать этот миг,
где идёшь ты ко мне под дождём...
Мы бокалы с шампанским
поднимем при сумрачном свете.
Из окна виден рейд, там огни зажигают суда.
Мы уже никогда не забудем о ялтинском лете,
и о ялтинской осени помнить мы будем всегда.
Этот город харизмы магической – наша удача.
Тут свела нас судьба – рок,
как раньше сказали бы, – но
не смотри за окно
так светло, улыбаясь и плача,
улыбаясь и плача –
так осень нам смотрит в окно.
И когда свежий бриз
поразгонит все тучи на небе,
и в созвездье Стрельца
подмигнёт мне моя лишь звезда,
я подумаю снова,
что выпал счастливый нам жребий
потому, что других в этом городе нет никогда...

ЗАБРОШЕННЫЙ ДОМИК
Этот розовый домик нелеп
за чертою депо и вокзала,
и увидишь ты, если не слеп,
как чужая здесь жизнь пробежала.
Вот качели забытые, вот
мальчик бегает – юный очкарик,
тает в небе большом самолёт
очень маленький, словно комарик.
Мальчик здесь не живёт, он сюда
ходит, чтобы наесться ожины;
нити слизней блестят, как слюда,
над фрамугой висят паутины.
Дранка с крыши ободрана, и
двери сорваны в тёмном подвале,
безмятежно поют соловьи,
даже лучше, чем раньше певали.
Возле лавки семейство опят
разрослось, осмелевши без меры,
этот розовый домик опять
постепенно становится серым.
Значит, гаснет закат над горой,
тень её наползает уступно,
и танцует назойливый рой
мошкары возле глаз неотступно...

ВСЁ ОТМЕЧЕНО ЗЫБКОСТЬЮ МИРА
Сад запущен. Скамеечка. Столик.
Лук от зноя на грядках полёг...
Проживал здесь хромой алкоголик
и приезжим сдавал флигелёк.
Трель сверчковая полог зелёный
колыхала, скрипела кровать:
летней ночью интимные стоны
флигелёк тот не думал скрывать.
Всё отмечено зыбкостью мира,
эфемерностью жизненных сил;
полоумный потомок Сатира
у жильцов на похмелье просил.
Шёл он к бухте под кронами пиний,
бормотал: «Не забыл ещё, друг?» –
и плавник появлялся дельфиний
на зеркальной поверхности вдруг.
Не сумел в те мгновенья посметь я
ни окликнуть его, ни спросить,
и качала, как мошек, столетья
паутины серебряной нить...

НОЯБРЬСКИЙ ВЕТЕР
Гнусных дней не бывает,
не люди, поди, видит Бог, –
на рассвете вороны
вещали нам что-то картаво.
Листья ветер ноябрьский
сметает под самый порог
и доносит гул моря, хотя до него два квартала.
Тополя облетели, но держится в сквере платан,
видно, Господу чем-то он
больше сегодня угоден.
Я сижу на балконе в халате махровом, как пан,
я читаю газету, но смысл до меня не доходит.
Ты опять не звонишь,
твой мобильник в отключке с утра,
пальму так растрепало,
как перья и ленты плюмажа;
гнусных дней не бывает,
бывает сплошная мура, –
что ни делаешь, всё –
не по делу, не так, в общем – лажа.
Почему-то все чайки несутся от моря к горам,
сумрак горных ущелий
крадётся бесшумно, как пума.
В эти дни, я подумал:
не надо бы ссориться нам,
и без этого тошно и муторно жить, я подумал.
Но молчит мой мобильник,
а твой вообще онемел,
и уже завожусь я, и,
можешь поверить мне, – круто.
Гнусных дней не бывает,
бывает дурной беспредел,
где не могут друг друга
сердца понимать почему-то.
Вновь, где запад,
горит на закате небес полотно,
и не верить нет смысла
проверенной этой примете:
гнусных дней не бывает,
а грустных, как видишь, полно, –
значит, завтра опять
будет дуть всё ноябрьский ветер...
Ялта


В.Кириченко

Что греха таить! В наше время мы
больше уделяем внимания творчеству
писателей, поэтов, художников, живших
в прошлых веках. А к творцам-совре-
менникам относимся поверхностно,
без должного внимания. Став облада-
тельницей трех поэтических сборников
Вячеслава Егиазарова, я вдруг открыла
для себя поэта-мыслителя, философа,
а в повседневной жизни простого, не-
притязательного, скромного человека,
знающего и любящего окружающий
мир, воспринимающего чужую боль,
как свою.
Стихи поэта живые, все вмещающие:
и ожог от солнца, и озноб от влаги, и блик
цвета на солнце, и блик света на волне, и
звук южнорусского говорка, и постоянный,
ощутимый, но непередаваемый гул реф-
лексии, попыток осмысления мира в себе
и себя в мире.
Хронотоп Егиазарова – это Ялта, па-
радоксально вбирающая в себя Крым, в
кольцевом мифологическом времени-без-
временьи. Ялта-Крым – всегда место, где
одновременно, как над целой планетой,
разверзаются грозы и буйствует солнце,
свирепствуют метели и ползут, как сон,
туманы, сочится сирый дождь, бьют волны
в скалах грозных и стихают возле скал.
Сложный изнутри шар.... И Егиазаров
ли виноват, что шар этот впечатан в нечто
большее?.. «Что за страна такая, Где каж-
дый третий – мент. Законы нарушают И вор,
и президент...»
У хронотопа этого корни под водой.
«Здесь мерцают у дна голубые медузы,
И растут непривычные взгляду сады».
Над ним – «Огромная библейская луна с
балкона дома в небо вдруг шагнула», в
начале его безначального мифовремени
– «Сквозь кроны забрезжила яркая синь,
Пахнуло дыханьем великого Понта», а в
конце «Вороны кричат. Река клубится. Все
безумней птиц во тьме полет. Словно тень
наемного убийцы, Жуть тумана по тропе
ползет». Это из книги «Ветка омелы» –
именно книги. Полный мир настоящего
художественного слова. Вячеслав Еги-
азаров достиг академического уровня
в отдельных стихах, но не заразился
академической отстраненностью, даже
отрешенностью, от малостей и величий
земных. Его стихи – особенный, как
должно Художнику, и живой, сегодняшний
поэтический мир.
Открыв любую страницу сборника «Му-
зыка названий», проникаешь в духовный
мир автора:
А волны громыхают, стонут, плачут,
И я кричу взбесившимся волнам:
– Не надо делать подлостей! Иначе
Они вернутся бумерангом к вам!
Или в книге «Ветка омелы»:
Плыву, как странник Одиссей,
Отважно горести встречаю,
Я на предательства друзей
Предательством не отвечаю.
С какой любовью Вячеслав Фараонович
описывает подводный мир! Хобби поэта –
подводная охота, но в стихах красной нитью
проходит сожаление и чувство вины перед
обитателями подводного мира. Из стихот-
ворения «Сазан»:
Просвечен Днепр лучом закатным,
Лишь рябь скользит, как в тихом сне,
Пока трагедия – за кадром.
Пока – плывет сазан ко мне...
А в сердце ноет, ноет чувство,
Не отпускает все, болит,
Что, если более искусный
Охотник и за мной следит?
Действительно, только человек высо-
когуманный, с добрым сердцем и великим
талантом поэта, мог написать такие строки:
Поэт – антенна, боль и нерв людей,
Всегда готов он жертвовать собою,
Стихи растить не легче, чем детей,
Когда они становятся судьбою...
Да, мы живем рядом с таким замеча-
тельным мастером поэтического слова,
посещаем его незабываемые мастер-клас-
сы. Таланту научиться нельзя. Он дается
Творцом. И это подтвердил сам автор в
сборнике «Бегство талой воды»:
Не хочу и крохи лишней,
Есть вода, и есть кровать:
Чем пожаловал
Всевышний,
Вот чего б ни растерять.
11 декабря у нашего ялтинца, мэтра
поэзии, члена Национального союза писа-
телей Украины, члена Союза российских
писателей, члена Союза писателей Крыма
праздник.
Поздравляя его с Днем Рождения, поже-
лаем ему крепкого здоровья, творческого
вдохновения, долгих лет жизни.
По достоинству оценили его творчество
читатели, коллеги и широкая обществен-
ность. Вячеслав Егиазаров – лауреат
премии им. А.П. Чехова, Премий АРК, на-
гражден Почетной грамотой Президиума
Верховной Рады Крыма. Союз российских
писателей наградил нашего поэта первой
Международной премией им. Владимира
Коробова.