Больничные этюды 7 гл. 5

                5

                Итак, в палате из шести человек теперь были прооперированы все. Мою молчаливую соседку выписали с «хорошим» диагнозом.  Это означает, что в удаленных  вместе с грудью лимфатических узлах не нашли раковых клеток. Нет метастазов – можно обойтись без химии.  Прописали таблетки (та же химия), которые она должна пить пять лет, пока будет состоять на учете у онколога.  Значит,  у нее канцер 2 стадии. Повезло…
                Я видела ее шов, пока женщина переодевалась. Приличная работа. Явно учли возраст. Никаких колдобин, как у меня, нет. Рука не отекла.
                Может, на радостях, что все позади, моя соседка  приняла участие в общем разговоре на самую интересующую для всех тему – о деньгах. Кому, сколько и когда давать «на лапу». Все друг друга живо расспрашивают, но сами о себе помалкивают, и я понимаю так: кто-то уже расплатился, за кого-то это сделали родственники,  кто-то приценивается к ситуации. Как я, например. Я уже выложила за операционный пакет 500 гривень, за анестезию – 720.  До больницы за все анализы и обследование  (плюс еще одна операция, маленькая, но под общим наркозом) мы полиняли с мужем на 1500 гривень. А предстояло еще найти деньги для химии дочке… Так что мне очень хотелось узнать тот минимум, на который я могу раскошелиться. 
                И соседка шепотом призналась:
                – Я дала заведующему две тысячи.
 Спасибо моим друзьям – две тысячи я еще наскребу! Вдохновленная этой суммой, я позвонила мужу, попросила принести денежки в красивом конвертике и приготовилась к подвигу. Никогда таких взяток никому не давала, а как это делается – знала по фильмам. Но для этого мне нужно было отловить  своего доктора где-то на нейтральной территории, чтобы без свидетелей. Отдельного кабинета у него нет, сидит с коллегами в ординаторской, туда не сунешься…
                Пока я обдумывала процедуру вручения «благодарности», в палате  происходили  странные вещи. Например,  вот как выписывали Катю. Ее усиленно опекал наш интерн, хотя операцию делал  хирург с усами. Славик  приходил часто, пел одну и ту же песню:  как много он сделал для Кати.  Явно намекал на благодарность, но Катюша как оглохла. Очевидно, она уже расплатилась со своим оператором.  Тогда Славик стал внушать своей подопечной мысль, что анализ, сделанный на операционном столе, нуждается в дополнительной перепроверке, что-то  в нем  «им не нравится». И лучше будет отвезти «материал» еще и в медакадемию. И пусть кто-то сей анализ туда доставит.
                Катя впервые вышла из своего состояния терпеливицы:
                – Но такой анализ мой зять уже отвозил в больницу Мечникова!  Я ведь живу  в другом городе! Вернее – в селе за Павлоградом! Туда маршрутки не ходят. Ко мне приезжает раз в неделю зять, но он работает!
                – Тогда руки в ноги – вперед! Сами отвезете. Вам расскажут, как туда добраться. Только деньги не забудьте прихватить.
                А мы в палате уже знали, что прихватить надо тысячу двести гривень! Бедная Катя!
                – Но у меня нет с собою денег, – отбивается Катя.- И я не знаю города, я заблужусь!
                – Значит, отказываетесь?  Хорошо, тогда мы вас сегодня же выписываем. Звоните домой, пусть за вами приезжают!
                Славик вышел, и все кинулись давать расстроенной Кате советы. Каждый из нас уже отвозил такой анализ именно в лабораторию областной больницы, и он стоил 600 гривень!  Медакадемия сдирала с несчастных онкологических больных вдвое больше. Откуда у деревенской женщины такие деньги – после всех затрат на операцию?
                – Сволочи, – говорит Валя,  – вымогатели! Эта лаборатория просто делится с нашими врачами! Не давай, Катя! У тебя же до операции брали биопсию?
                – А как же! И заплатила 600 гривень.
                – Вот! А теперь они сделали свой анализ, бесплатный.  Отвезли его в другую лабораторию – ты заплатила один раз, а теперь – второй? За что? Диагноз ведь везде одинаковый?
                Катя растерянно молчит, теребит мобильник, раздумывая, звонить ли зятю. У того своя машина.
                – Катя, какой у тебя диагноз, что говорит врач? – спрашиваю я.
                –  Говорит: все у меня хорошо!
                – Тогда зачем перепроверять? Они не верят себе? Отказывайся, –  советую ей.
                Все, отговорили. Катя идет за выпиской в ординаторскую, а мы дружно возмущаемся, прекрасно понимая, почему именно этой женщине предлагают второй раз оплатить анализ – уже в другом месте.
                Возвращается расстроенная Катя: конечно, выписка не готова, Славик просит ее переночевать, а завтра утром…
                Но Катя уже успела обрадовать семью своей выпиской. И зять пообещал отпроситься с работы и сегодня же ее забрать!
                – Звони домой, Катя! Говори, что перенесли все на завтра!
                Катя звонит, но  шустрый  зять уже в пути и  сердится, что теща ему голову морочит. Не может он каждый  день с работы отпрашиваться!
                Пришлось Кате распаковывать свои вещички… Только к вечеру Катя  успокоилась и даже повеселела при мысли о предстоящей свободе. Она пролежала здесь ровно месяц. Ее душа оставалась с дочкой, внуком и  вполне хорошим зятем.
                – А давайте, девчата, я вам расскажу, як мий чоловик мэнэ кынув!
                Ничего себе – веселенькая история! Но как же здорово Катя ее рассказывает! Сколько иронии и артистизма в этой здоровенной бабе, которой едва исполнилось шестьдесят, а выглядит на все восемьдесят! Только в раздетом виде  Катя представляет эдакий телесный монумент со всеми признаками неумеренно  раскормленной женственности. Лицо – старое, а глаза и тело молодые.
                Узнаем, что Катин муж сбежал к соседке – через два дома. И теперь  этот загулявший дедок мотается туда-сюда навещать внука-подростка. Деньгами не помогает, попивает, как все в селе. История совсем не смешная, но драматизм уходит благодаря  осмеянию рассказчицей всех  «достоинств» бывшего супруга.
                Следующее утро начинается с паники в отделении: ждут комиссию проверяющих во главе  с главврачом  онкологического центра. Большая шишка!
                Прибегает  встревоженный Славик. Выводит  Катю в коридор. Через две минуты та  возвращается:
                – Сказал, чтобы я исчезла из палаты во двор и погуляла там,  сорок минут. Ну, пока будет обход главврача. Он же меня выписал! Койка будто бы пустая. Я не имею права сидеть в палате.
                А во дворе, между прочим,  жарища! И ни одной скамеечки в больничном дворе я не приметила.
 Вот когда стало понятно, что именно Славик и числится нашим палатным врачом. Волновался наш интерн, когда о каждом из больных докладывал полной женщине с официальной улыбочкой на красивом лице.  Но как же вдохновенно врал о каждом! Ведь он нас не знал!  Знал только Катю, которой делал перевязки под патронажем  хирурга, который ее оперировал. Имею в виду усатого  то ли друга, то ли помощника нашего зава. Старший товарищ очевидно,  проводил курс молодого бойца, давая тому уроки выбивания благодарности из пациента.
                – Какие будут жалобы, товарищи больные? – сладким голосом пропела  главврач  Центра онкологии в конце  своего показательного обхода.
                Так мы и разбежались – жаловаться на тех, от кого еще будем зависеть не менее трех недель!
                – Значит, вы всем довольны? – скорее утверждает, чем вопрошает эта чиновница от медицины.
                А я бы на ее месте прислушалась к подозрительной тишине в ответ и выразительным действиям пациентов: каждый норовил залезть в свою тумбочку именно в момент прощания с начальством и что-то оттуда выловить. Никто не смотрел ей в глаза. У каждого в голове  были коварные вопросы, которые мы только что обсуждали.
                Кто удивил своим поведением, так это заведующий! В толпе врачей он больше походил на скромного интерна, который решил «не высовываться». Ни разу не вмешался в ту чушь, что нес Славик,   и убито молчал, изучая взглядом линолеум под ногами. На заведующего отделением он совсем не тянул. Скромен? Хитер? Не уверен в себе? Но ведь все утверждали: он хороший  хирург! И берется за операции любой сложности.
                Комиссия вывалилась, а Катя, как честная женщина, которой обещали прогулку лишь на сорок минут,  вернулась. Но успела столкнуться с высокими гостями где-то в коридоре, чем жутко рассердила Славика
                – Я сказал – гулять! Чего вы тут делаете?! Чего вы приперлись?
                – Я жду выписку из истории болезни! Вы же обещали!
                – Она пока не готова.
                – Но мой зять уже  в городе, сейчас приедет! – запаниковала Катя.
                – Не устраивайте тут истерик! – крикнул интерн, после чего Катя действительно разрыдалась.
 Через минуту выяснилось, что  наш интерн исчез на своей машине, никому ничего не объяснив.  Катя в истерике билась на своей койке. Сестра-хозяйка с валерьяной в руке шипела над нею:
                – Хватит рыдать! Вы все отделение подняли на ноги! Подумаешь, трагедия: не готова выписка! Ну, уехал Станислав, но он же вернется и все сделает!
                – Когда-а?!
                Прибежала старшая медсестра, посмотрела на все, вышла, стала звонить кому-то на мобилку. Через открытую дверь было слышно, как она голосом начальницы требует чего-то.
                И вот проходит два часа Катиных страданий, Славик с выпиской в руке приходит в палату, при всех отчитывает ее за истерику и уходит.
                – Люся, а прочитай мне, что тут пишут! – всхлипывает Катя.
                – А разве тебе врач не  поставил диагноз?
                – Сказав: ничого поганого в мэнэ нэма!
                Пока Катя звонит внуку из коридора, читаю ее диагноз в выписке:  канцер молочной железы. Дальше только цифры, буквы, то есть – зашифровано все, кроме рокового слова.
                Господи, Катя настолько глупа, что не понимает: ничего ХОРОШЕГО в ее диагнозе нет?  Только зачем скрывать диагноз от взрослого человека, если вот тут, в рекомендации написано, что ей предлагается химиотерапия?! Значит,  эта штучка, что выросла между двумя  Катиными грудями, так злокачественна, что требует химии?!  И что – теперь мне предстоит озвучить ужасный диагноз?
                Катя возвращается:
                – Люся, так что там у меня, ты прочитала?
                – Катюша, тут все зашифровано. Думаю, что завтра твоей дочке все и расшифруют, когда будет расплачиваться.
                – Та ладно, не рак – и то хорошо. А мы уже давно заплатили.
                – Сколько? – любопытствует Лида.
                Но Катя только хитро ухмыляется: секрет.

продолжение    http://www.stihi.ru/2013/12/19/6924