Гений
на белом свете жил.
Лишь с белою бумагой
он праведно дружил.
Не сколотив на лире
приличный капитал,
он рисовал в квартире
и Моэма читал.
В его пустом жилище
с навесом паутин
лишь стол стоял для пищи
и стены для картин.
А по ночам художник
точил карандаши.
И заточал в треножник
безумие души.
На поле белом-белом
являлась, как из сна,
и властвовала телом
Она, Она, Она!
И звёздные эскорты,
и звёздные пажи
в волшебные офорты
неслись, как миражи!
Среди палитр и пакли,
краплака и белил
тоску свою по капле
мечтою он целил;
в распахнутой сорочке
ловил он этот бред —
поэму одиночки
о той, которой нет.
Одическим покоем
в окно дышала тьма.
И мог сойти бы Моэм
от зависти с ума.
Но за окном пылала
рассветная заря.
И с нею истлевало
безумство бунтаря.
И — маг цветов и линий —
он видел у холста:
в овале роз и лилий
зияла пустота...
И бедный свой треножник
он в угол убирал.
И пил вино художник,
и снова умирал.
1997
Свидетельство о публикации №113121806071