Пальма и орел

Где храбрость кодексом,
Побудит стремление,
Чтобы убивая неубитым стать,
Принять победу.
Или побеждённых принимать,
 И не хотел  бездушный мир.
Ни смерти, ни покоя,
Велев, господства  захотевши.
Империя хотелось только Риму.
Землю чужую отобрав,
На злости-злобу порождав,
Щадив покорившихся,
Горделивых усмирив ,не думая о том:
Что не много доблести в том?
Чтоб властвовать над теми,
Кто себя и страну свою захватчику отдал.
И уничтожать тех, кто в ярости отчаяния  роптал.
В страну свою чужое войско приглашал,
Встречая освободителя своего.
Наивно думать о свободе у себя,
Когда используют тебя и твой народ,
Для уничтожения других народов,
И вот в конце свобода в рабство обратится,
Империи, рабы ведь нужны,
А остальных стереть с лица земли,
Врагом лишь стал один несчастный человек,
Одолеть решивший  в одиночку Рим,
Свою страну с детства, свою любил он,
И он решил ее спасти, собрал он мало войско,
Для этого решил он хоть горы перейти,
Чтоб быть свободным не рабом.
Он Риму  в сердце прийти решая,
Закончить бой остановив: беспредел господства,
И власти центра и сената большинства.
Кто раздавал свои же договоры?
Кто нарушал коварно также их!
И Рим он грозно говорил: «Все нарушают, но ведь не  ним»
И уничтожает города гордыней, воли его рукою.
Рабов мятежников, распятых недовольных.
Вдоль дорог идущих в Рим оплот всего закона,
Народом без закона как в аде жить.
Здесь путь ворот, идущий к адской Браме!
Разврат, царивший  там и будущий бардак,
Порвет небесную нить, идущую с Млечного пути,
И проклянут его на веки,  как Вавилон, но не сотрут
Всей варварский народ, на лодке в ад возил Харон.
И волей Рима народы покорившей,
Рождав империю, кровавый бес,
Сотворил кузни народы ада,
Потом скидавши в ад с кипящею смолою.
Гори пылай вся грешная земля Италии.
Рождённый враг сожжёт ее,
В призе роднёный приговор.
Родила  в человеке мысль,
Войну с умом неравной силой.
Где шанцы и ставки высоки.
Где человек один положит легионы,
Немевших матерых войск собою.
Но с грозною крестьянскою толпою,
Врага стального победит,
Там хитростью, успехом путь.
Сильнее  молнии она,
Хитрою слугой фортуны,
Ударом молнии разрушит храм победы.
Имевший шанс один из десяти.
А Рим врага ничтожным почитав,
Горденей битвою пройти,
Убеждённый человек уверен в силе правоты,
А в угол загнанный готов в отчаяние пойти.
Кровавой схваткой последней.
Истерзанным кровавым зверем,
Он силен духом и нечего  ему терять.
Зажжёт отчаянным фортуна свет,
Стоя на поле человеку.
О да на озере, как та адская засада ждет.
Одевала на голову венец и смерть  врагам,
Врагов гонявши фуриею страха,
Создав шамана-мага победы?
Варившего кровавый суп врагов к котле!
Шаманивший, на костях врагов своих.
Вершивший Елеонский суд, судьбою их,
На их земле с врагом, как всадник на коне.
Создавший им могилу там.
Им, перебивши кучу легионов,
За это враг лютей станет.
Отвергать условия твои он  будет,
 Но  дан тебе тот шанс, покончить с ним.
Но ты их волей пощадил,
Разрешив их механизм, понять.
Структуру их решил убить,
Убить в зародыше, империю с внутри,
И раскроить по части, кучею союзов, марионеток годов.
Победу при каннах получив, но, не сломив тот Рим,
Последняя великая, стала  твоя она,
Нагнавший страх, на целый забубенный Рим.
Вдруг тактика твоя неверна станет,
Сгорит победа великая твоя,
Врага серьёзного, не превзойди, лишь хитростью своей,
Против принципа, политика бесила.
Врага тени от тени, твоей породила,
Создала ум победы, весь в другом,
Подобному тебе почти, забытому, но молодому.
Поставив точку в разговоре,
Слепой фемиде марионетке в  зле обиде,
Спасителем коварный Рим  путь себе выбьет,
А потом как тряпку им вытрут,
Не нужен будет спаситель, народу своему,
Так честь твоя, ими забыта,
Триумф вершит в себе,
Ты чествуешь и чествуешь победу.
Во снах ты ведёшь схватку равному себе,
Все силен Рим и стойкая уверенность победы.
Но не союзом, созданный одним,
А тоже одним  великим человеком.
Решившим море перейти,
Отчленяет ядом, Капую ядовитый Рим,
Да растворился Этрурия? как в вине яд!
Так исчезла вот, воля народа.
Предательством Мицеллу открыться.
Непобедимей город Архимеда.
Он разорил его, а ты убил его за это,
Но дальше, идет время победы,
Оставивших тебя, почти самого.
Где коренное войско, где твоя подмога?
Осталось на полях болотах,
В аду не рабстве, а в свободе.
Ковал себе суровый миг,
На наковальне мира иллюзий,
Переговоров предан, городом своим,
Нанял ты армию людей других,
Где те кто были от начала, до конца собою.
Но ты умело ими управлял,
Пока так было, враг не древовал,
Забрало в тень, домом твоим,
Братьев твоих случайность победила,
Оставив в мире сиротой.
Все увенчалось лихою судьбой,
Двойник в сердце твое вошел.
У города старого того, чтоб путь твой повторить,
И вот суровый час наставшей,
Час истины, карового гадания расклада,
Где не хитростью, а победить расчетом,
Призвал гордыню, дьявольским мечом.
Сошелся  ум в двух гениев победы,
Расчет расчетом победить, долг долгом закрасит.
И славу победителю вручая.
А над  побеждённым, поражение соблаговоляет.
Сказав ему: «Пока приносишь ты победу,
Врагам ты другом  станешь, а поражение получишь-то,
 Отвернутся от тебя друзья».
Но вот твой клон, безумный брат тебе,
Он стал тобой, а ты стал им.
Он скажет: Как благороден враг,
Что сделал все что мог.
Но уступая, не тебе досталася фортуна.
Он пощадил, являя  благородство.
Дальновидностью, не варварством своим,
Он размышлял  пользе, покорённого народа,
Не сжег города пожаром,
Оставив свет лишь для себя.
Он благородным врагом стал,
Стерев имперские мотивы, власти,
Хотя Рим, хотел тот город сжечь?
Диктуя коварные условия победы.
Хоть пятьдесят мира лет и кабалы,
Хоть жить чем, сразу умереть.
Мудреный выбор без конца?
Забавный выход без конца,
Но выбор был невеликий.
Узнавши будущее с Римом, поступил иначе б,
Смирился ложью, унижен был бы ты?
Путь храбрости, путь воина ты избирав,
К победе славе и покое, и не в забитее.
Ты врагом стал, в народе племени своим,
И вечным страхом Рима,
Ты город спас, и ты уплыл,
Подальше от него ты  помощи искал,
К врагу врага твоего!
Чтоб повторить на Эльбе встречу.
Чтоб усмирить, имперский Рим.
Когтями  пустивший метастазы,
И Грецию теперь он, захватил,
Шло время, друг твой замедлил,
Уплыла, растворился, мечта твоя,
И не слушав он тебя,
Над победой ним взяла та тень,
Все лютой ненавистью, божиться Рим.
Загнавший в кут тебя?
Ты в ярости кричишь, что нужно вам, от старика?
 Смертью, настигав себя,
И в этот миг, тень умерла твоя.
Оболганная, забытая, больна.
Перед смертью, она прокляла город свой,
Республика рождение-империя конец,
Слуга республики, почетный тот погиб.
Когда тот Цезарь авантюрист,
Империю с кусков, руками  соорудил,
А сам никчёмный полководец,
Лишь Галлию к рукам прибрать сумел.
 Прикарманив достижение других,
А Рим тот долго их не помнить,
Боятся,  дрожать и вспоминать.
Как город сей обняла паранойя!
Ганнибал у ворот!
В страху варварства, узколобым плебеем, породит:
«Ведь Карфаген, он должен быть разрушен?»
Разрушится и превратится в Трою,
В огне зародился, в огне исчезнет он,
Народом, не из Дунаем пришедшем точно?
И будет день когда-то, как погибнет,
Троя Высокая, древний Приам погибнет.
И народ копьеносца Приама.
 Родивши новы города.
Новы  империи создавши,
Ящики Пандоры открывая,
Создала сила, и сила разрушает их.
И сейчас их снова создает,
Создав США и нового орла.
И новый империализм американский.