Смерть старика

Умер батя. В белом теле он лежит теперь в гробу.
Сыновья осиротели, разделив одну судьбу.
Все приехали проститься, заглянуть могиле в пасть
Не затем, чтоб опуститься. Чтобы порознь не пропасть.

Разводили дети двери, не крестя ни пуп, ни лоб.
Угодили еле-еле до того, как в землю – гроб.
Далека была дорога, много планов смещено,
Чтоб у отчего порога вдруг запнуться ни с чего.

Где жара и снегопады? Где метели и гроза?
В доме тихие лампады да святые образа.
Богомольные старушки у печи, что не камин.
Чай, не гости на пирушке, а собрались на помин.

Ни хулы, ни укоризны нет кончине на Руси.
Составные русской тризны – оборонь да упаси.
Коли долог путь да труден, так порадует и медь.
Все там были, все там будем, что ж посудой-то греметь.

Преклони, живой, колена. Помяни, сынок, отца.
Там, где надо бы смиренно, не стяжайте с мертвеца.
Он отжил свое на свете и оставил то, что мог.
Ну, а вы где были, дети? И почто теперь шумок?

Погодили бы немножко, чьи вас дьяволы трясут?
Чай, поминки – не дележка, в вечность проводы – не суд.
Не покрошишь горе в гальку с полномочием истца.
Все мы, дети, не под кальку, хоть от общего отца.

Богомольные старушки пели благие чины.
Упокоенный на стружке был своей величины.
Дули ангелы в свирели, вторил ангелам хорал.
Там, где двое не сдурели, третий разум потерял.

Так иного нечисть душит, что до судорог в руках.
Это чадо всё порушит, а не будет в дураках.
Если что кому и надо, то не в виде пирамид,
Что неправедное чадо вырвать с мясом норовит.

Тяготит ли нас утрата, коль исчислены срока?
Пусть и совестно за брата, да не бить же дурака.
Мертвый рот не открывался, чтоб недужного унять,
Что у гроба порывался больше нужного умять.

Нес тот лишнее, конечно, видя козни да обман.
Помогла бы тут конюшня, плеть бы выбила туман.
И какой-то умный с виду окатил, как из ведра:
Дескать, люди, эту гниду уберите от одра.

Завернули братья брата: с миром, милый, не шути!
Отрезвляет нас пора та, где кончаются пути.
Выше мелкой заварушки быть должны на свете мы.
Благонравные старушки пели вечные псалмы.

Это, видимо, покойник положил всему предел.
Кто-то влез на подоконник, кто-то с улицы глядел.
На дворе курили братья, не поладивши в избе,
С кровью смертные объятья разнимая на себе.

Вот теперь они из детства вышли будто налегке.
Что им батино наследство? Разве счастье в сундуке?
Им прижаться бы друг к дружке, а про их казнящий кнут
Хлопотливые старушки богоматери шепнут.

Всё у братьев отложилось: там – дела, на сердце – боль.
И старушек вечных живость успокоила их, что ль.
Что-то их оповестило, не впустило в душу зло.
И как будто отпустило, и как будто отлегло.

В ритуал уже готовый не внесли они грозу.
Даже самый непутевый отложил свою бузу.
Завтра будет шум и драка, ты прости уж это, бать…
А теперича, однако, надо тело погребать.

Ждали водка и закуски там, где с молью шифоньер.
Все по-нашему, по-русски, на естественный манер.
Зазвенят стаканы, кружки и не будет кислых мин.
Богомольные старушки тоже выпьют на помин.

2013