Выпивоха и др

Выпивоха

Выпивоха за стеною
хрюкнул, как животное -
всю неделю пил спиртное,
а сегодня рвотное.

Куряка

Соседи давятся
отвратными дымами,
вдыхают яд.
Куряке нравится,
что дым - клубами,
палит подряд,
сосёт губами
и хвалит самосад.
Соседям - ад,
куряка - как в Майами.

Красотки

Есть много красоток - та лучше, та хуже -
и каждая ищет богатого мужа.
Увы !  Не для каждой подружки найдётся
добыча, к которой лелеет охотцу.

Критика

Идёшь, бывало, день не плох,
дорожка не узка,
но псам на привязи - тоска,
и всюду грозный брёх.

Невольно вспомнится тебе
твой критик - злобный спец,
всё ждущий, что твоей судьбе
придёт лихой конец.

Невольно станешь вспоминать
разбуженный дурдом,
и в мировую благодать
поверится с трудом...

Дурная псина, нипочём
покоя не ценя,
старается, чтоб с каждым днём
всё злее шла грызня.

Настырный критик тьму людей
считает за глупцов.
По нём лишь скудный свод идей
бывает образцов.

Злобнейший пустобрёх рычит,
а тот, что пошустрей,
бубнит, как спец и эрудит,
то будто иерей.

Когда заядло нападёт,
неся заумный вздор,
за ним охочий мелкий сброд
спешит во весь опор.

Бегут святая простота,
включившись в гнусный гон,
и злыдень, в ком была мечта
изгнать кого-то вон.

Кто зубы загодя точил,
кто пакостил забор
мазками дёгтя и чернил, -
смелы в составе свор.

Другие ж, не любя войну,
и кто не бестолков,
спешат отвесить брехуну
увесистых щелчков.

В итоге, получив отпор,
настырный критикан,
потом бежит в кусты, как вор, -
зализывать щелбан.

Что ж ! От него и польза есть.
Во всяком шапито
его друзьям воздастся честь:
там видно, кто есть кто.

Да помнится во мгле веков
весь этот мудрый сейм
любителей - штамповщиков
сплошных дегтярных клейм !


Нацист

Нацисту в маске патриота,
когда побуйствовать охота,
любой чужак - заклятый враг.
В итоге первая забота
у записного обормота,
зажав для крепкости пятак
сомкнуть и занести кулак -
и начинантся работа:
на каждый чих в ответ тумак.
Чем злей русак - тем злей кунак.
И бьются тысячи корчаг.
Где вместе ели бешбармак
шумит разбойный кавардак
и пышет пламенем кишлак,
и города кричат сторото.
Грохочут танки, прёт пехота.
И льётся кровь, а не арак.
Бурчат эстонец и литвак,
грузин, чеченец и поляк,
отчаянный киргиз-кайсак
и весь порушенный Гулаг,
и все поклонники Пол Пота.
У нас не раз бывало так:
то не в ту степь, то на болото.
Нам алкоголик подал знак -
плевать на дали и широты,
где пали праведные роты,
где пролито немало пота,
чтоб всех согрел один очаг...
Бурлят, поганят чистый стяг,
включаясь в мировой бардак,
вздымают фюрерские фото.
И вот, в один злосчастный день
сбираются кому не лень
и обольщают Украину
скорее взяться за дубину -
в сраженье тащат за чуприну,
чтоб кол вогнать собратьям в спину.
Один правитель был так прост,
что отдал вековой форпост,
забыв кровавые рекорды,
что ставили чужие орды.
Ну, что ж ? Давай поговорим,
в каких руках надёжней Крым.


Kодорковский
(В огороде бузина, а на губке - пчёлка).

Kодорковский - наш Мандела,
Монте-Кристо и Тото,
храбрый - будто Жак Кусто.
Говорят, сидел за дело;
говорят, что ни за что.
Одарённей Пиранделло,
гениальней, чем Кокто.
Он - известнее Отелло,
даже Агнии Барто.
Вдохновенный жрец Кибелы,
удалой герой Севелы,
закадычный друг Самвела -
он в работу очумело
залезал, как долото.
То, что слаще, чем чурчхела,
что милей картин Ватто -
деньги - грёб осатанело
и резвей, чем пёс Арто.
Род ведёт он от Семелы,
но родители карелы,
и в родне его мингрелы
да какие-то саркелы.
Будь все предки лишь картвелы,
смог бы править оборзело
на Руси да в Ивето.
Воланд, вместе с Азазелло,
с ним играли бы в лото.
Жаль, он, в паре с Лепорелло,
лопухнулся как никто.
Мир воззрился осовело,
как сажали их в авто,
выдворяя за пределы
фешенебельных шато.
Он мечтал, как лучник, смело,
будто где-то в шапито,
рассылать шальные стрелы,
чтоб попрыгал кое-кто.
Суд составлен был умело:
мог впаять ему лет сто
но не били озверело.
Вместо штатского пальто,
дали ватный клифт на тело.
Солнце в беличьем манто
плоть отчаянную грело
через сито-решето...
Голова в тюрьме седела -
поседела, полысела...
Вдруг Европа преуспела,
преуспела, порадела:
"Богатырь" идёт в Марто !
Он - как Цезарь Бирото.
Будто прав во всём всецело,
рвётся в драку одурело.
В пляс пошли Цицинатела,
Сакварела и Кето,
да старуха Кабато.


Финал

Я уймой ценностей играл.
Знал толк, годами собирал.
Потом любой алмаз и лал,
желая выручить семейку,
в беде сбывал ни за копейку.
Растаял редкий капитал,
пришёл неласковый финал.
Потом, когда я унывал,
утратив свой былой запал,
так сам себе всегда шептал
бодрящую мой дух идейку:
Я обладал !  Я обладал !

Руте Марьяш

Иные думают: поэты -
как эфемерные цветы,
и дай им бог дожить до лета
в росистых рощицах мечты.

Иные думают: поэты
рождаются на краткий срок,
а те дарят в ответ на это
жемчужины бессмертных строк.

Иные думают поэтам
достаточно одной весны,
а те лучатся вечным светом,
когда ненастия грозны.

Иные думают: поэту
пора замолкнуть в должный час,
а он - по древнему завету -
сплетает кружева из фраз.

Иные думают: поэты
покладисты и не вечны,
а те о судьбах всей планеты
в раздумьях мучиться должны.

Иные говорят: приспела
твоя осенняя пора,
но мысль жива, и нет предела
для искр из нашего костра.


Россией правили поэты...

Россией правили поэты -
плели романсы и сонеты.
А как в эпистолярном стиле
властители блеснуть любили !
И Грозный был славнее всех -
забыть о нём - тягчайший грех.
А что за чудо мемуары
плели цари и комиссары,
какие были тары-бары !
Писал без всяких модных трюков
крутой военачальник Жуков.
Творил, оставшись без корыта,
блаженной памяти Никита.
На счастье нам, меж певчих стаек
писак-скромняг и всех зазнаек,
творцов стихов и разных баек,
был эпохальнейший прозаик:
между просфорок как кулич
сияет Леонид Ильич.
Бурлила лютая пучина.
Мерзела топкая равнина.
Вверху сверкала, как вершина,
Великая Екатерина !
Какой правитель в нашу пору
похож на этакую гору ?


Скворцы да зяблики

И в море и по воздуху
шныряют корабли -
туда-сюда без роздыху,
ища, где Пуп Земли.

Летят скворцы и зяблики
по направленью в Крым;
воздушные кораблики -
в Париж, в Нью-Йорк и в Рим.

Мечтаем да завидуем,
что сладкий чупа-чупс
захапал индивидуум -
нахальный Главначпупс.

А за спиною Родина,
любезная страна:
рябина да смородина
и первая весна.

Летим, гонясь за дальностью,
а дух опять смущён
открывшейся реальностью,
догнавши лживый сон.

Примчимся в иностранщину -
а Пуп Земли - не там,
скорее он в Рязанщине,
хоть с горем пополам.

А Главначпупс с подручными
и сонмом прихлебал,
и с тощими, и с тучными,
повсюду правит бал.

Он всюду добирается
к источникам всех благ,
и льнёт к любой красавице,
и выпить не дурак.

И всё побольше вытрясти
повсюду норовит,
вздувая в жадной хитрости
свой волчий аппетит.

Куда-то мчат кораблики.
Скрипит тугая снасть.
Летят скворцы да зяблики
в разинутую пасть.