Прихрамывая...

Прихрамывая, чувствуя себя зябко,
Шел и думал – боец или тряпка я.
Отчего так качает?
*****! Это – наледь! Банальная наледь.
Оступишься и – шандец.

Все эти соображения
О силе и немощности
Мешают движению к конкретной цели.
Оставь сомнения.
Хоть и прихрамывая, но тащись.
Волочи за собой воз
Принадлежностей канцелярских,
Карандашей, писчей бумаги пачки.
Пусть, по накатанной мчатся тачки,
А ты топай своею тропой,
вляпываясь, периодически,
в лошадиный навоз недовольства
своего и всеобщего.

Мои перспективы заминированы.
Сплошные подрывы и фейерверки.
И на пути к вечности
Я, то и дело, теряю конечности.
Новые вырастают долго и неохотно.
С тех, что канули
никто не снимает мерки
и, потому, те, что взамен появляются,
моими, едва ли считаются.
Но я и к ним привыкаю.

Вот, с кем бы поговорить о дачах,
Каминах, внедорожниках,
Об отдыхе на ГОА?
О новых джинсах не за две,
А тысяч за пять поболтать.
О ресторанах, о винах, о сервисе,
О полотенцах махровых,
Халатах до пола, о мыле ароматном,
Туалетной воде «Армани»
Побеседовать тоже было б приятно.
Вот с кем бы, не в душе по-быстрому,
А расслабиться в ванне.
Да, что там - в ванне, сразу в бассейне
Подогреваемом.
Вылить на плечи масла репейного незатейливо,
Растереть ладонями, чью бы спину?
Что там еще из массового хотения-то?
Сыры камамберы, оленина на завтрак,
Икра, шофер в форме и,
чтоб обязательно секси на белом таком Лексусе.
С кем бы мне пообщаться на тему роскоши?
Яхты, личные самолеты, веера паспортов.
И чтоб все, все это было у человека
На самом деле, а не жемчугом было, россыпью слов.
Чтоб борец, прям. Мощный, накаченный.
С улыбкой кристальной. С иголочки весь.
Чтоб ужин был тысяч на сорок.
Причем, мною оплаченный.
Чтоб на последние деньги, а дальше – жесть.
Или нет?
Ведь, он научит, покажет, что значит –
Быть сильным, красивым, уверенным.
Эдаким Карениным до того, как Анна с ума сошла.

На *** все эти намерения.
Аж, тошно стало.
Прихрамываю.
Волочусь.
Чему-то иному учусь.
Локти кусаю, срываюсь, невнятно молюсь.
Боюсь показаться тряпкой.
А, что такого страшного в слабости?
Ах, да. Слабыми в крематориях топят.
А потом они становятся пеплом, Историей.
Эти бревна, поленья людей.
И Вертинский потом рыдает Пьеро.
Я берусь за перо и на белом листе вывожу:

«Мы живем, то и дело, взлетая,
То и дело, ныряя на дно.
Суждено умереть, но и жить суждено.
Сильный, слабый? Какая херня!
Коль, любишь, прощая,
То и примешь, что Богом дано,
Ничего, кроме веры своей не желая,
Ничего, никогда у Судьбы не прося...»

17:45. 16.12.13.