быль

Детство, так детство.
  Поезд. Мне 12-ть. И мы едем в гости к маминой сестре, в далёкую Сибирь.
А за окном январь. Каникулы. Окошки заледенелые. Узор заманчив, замысловат и потрясающ - глаз не оторвать. Мелькают полустанки, масенькие деревушки, огромные города, радующие разноцветием фонарей и от этого
манящие, загадочные, кажущиеся сплошным праздником. Мелькают реки и речушки, поля и перелески, горы и холмы. И лица, лица, лица... Как же я любила эти лица. Я и теперь их люблю.
 Едем.
Какое же это счастие - езда в поезде! Лежишь на верхней полке и бездумно взираешь сверху. Ты лицезреешь мир,  а он - этот летящий мир, едва ли, успевает зрить тебя, но ты-то уверена, что зрит..., непременно зрит.
Но это сейчас неважно, а тогда, в детстве, было очень важно.
   А колёса - ту-дух, ту-дух, на стыках рельс, ту-дух, ту-дух. А на столике парящий чай в подстаканниках и ложечки чайные в такт этому тудухканию - дзынь да дзынь, дзынь да дзынь. Боже! Какая симфония случается. Музыка странствий и путешествий.
На всю жизнь она поселилась в душе моей и её, эту симфонию ни с какой другой не спутаешь. Кто ездил в поездах, тот меня поймёт.
  Едем.
Разговоры. Задушевные разговоры и просто ни о чём, и интересные..., всяческие, но всегда от сердца идущие. Тем и ценны. Не одевают человеки маски в поездах. Лица и души распахнуты. Сла-а-а-авно! Так мы нигде боле, и никогда не изливаемся
посторонним или малознакомым людям, только в дальнем пути следования и в хорошей компании. с приятными попутчиками. И это я уже тогда поняла. в свои 12-ть.
 Так вот, ехала с нами в купе потрясающая женщина - изумительная рассказчица, уверена, что вы эдаких знавали. Что бы они не повествовали, всё становится интересностию и все их слушают, в буквальном смысле, разинув рты.
 Вот такая история от неё врезалась мне в память.
Они с подружакой (так она кликала свою ровесницу Зинку), будучи младыми и сопливыми ФЗОшницами (были ранее эдакие учебные заведения, навроде наших училищ), жили в общаге. Времена были непростые, а когда они случаются простыми-то?
И девчушки перебивались с хлеба на квас, а с кваса на макароны с консервами. И вот в один непрекрасный денёк, они ими и траванулись напару, со всеми оттуда вытекающими последствиями в виде страшенного расстройства кишечника.
А оказались они в это самое время, ну, как на грех, в центре города, где, как вы сами знаете, отхожих мест днём с огнём не сыщешь.
Рисуете себе картинку, да?... Что делать? Куды бечь?... Посередь ценру не сядешь. И тут, на их счастие случился  рядом быть старый дом, идущий под снос. Аллюром туда. А в подъезде тьма-тьмущая, хоть глаз коли. - УРЯ! - мелькает мысль у обеих.
Они  рядышком падают, с облегчением вздыхают: - Успели, не припозорились на народе.... Рано радовались оказалось.
Твердь под ними зашевелилась и почуяли они неладное - чуют, лап их кто-сь по голой пятой точке... Ка-ак взвизжали наши подружаки!... Ка-ак засиренили скоропомощно... Двумя пулями, выпущенными дуплетом, выпорхнули они из оного подъезда. Оклемались,
глянули друг на друга и... давай хохотать, как ненормальные. До слёз нахохотавшись, успокоились, а любопытство-то распирает - что же сие було? Решились-таки возвертаться и понять причину. Крадучись и подпихивая друг друга, идут назад, запаливают спичечку и...
шо же вы думаете они там зрят, а? Аха. Догадались?... Лежит там какась-то пьянь и уся с ног до головы умыта, сами понимаете чем...
 Купе наше всё выпало. Все, буквально, катались по полу и хохотали до колик в животе. Да и я не припоминаю, чтоб сильнее, чем тогда
веселилась в жизни.
 Вот такие случаются жизненные реалии. Вот такие детские воспоминания.
Шокированы? Да?... Это я понять могу, но ничего не могу поменять в своём повествовании. И коль это быль, так вот она такая и есть - вся правда жизни, может и некрасива в отдельном взятом случае, ну, звыняйте, иных красивостей не воспомянулось, а именно эта хистори запала в мою детскую душу.