Горько, мама

Я была бы не женщиной – сажей,
отработанным шлаком была,
если б только позволила лажу
допускать и в строку, и в дела.

Предала бы и память, и веру,
и, наверное, даже мечту,
если б письма писала не нервом,
если б горло рвала в пустоту.

Но хочу я и снова, и снова
достучаться до ваших небес!
Я устала быть скрипкою «соло»,
и устала – валильщиком в лес!

Мне, как многим, хотелось быть в круге:
средь любимых, родных, дорогих…
Но дорожки засыпаны вьюгой –
я одна, одинока, без них…

Уходя, ты, наверно, забыла
дать наказ им – друг друга любить.
И теперь до твоей, до могилы
мне сто лет – не дойти, не доплыть!

Не окликнуть прошедшее время.
Не сидеть за вечерним столом…
Я – чужое семейное семя.
Я – лишь прошлое, а не «потом».

А за что? По какому раскладу?
До сих пор мне неясен мотив.
И обида першит самосадом.
И истерла я ноги в пути.

И не знаю – какими словами
разбудить можно брата с сестрой…
Заковали меня… заковали
и опять прогоняют сквозь строй.

Участь золушек мне не угроза --
я сама отвечаю за все!
Только в этих трескучих морозах
замерзают и подлость, и зло.

Только мне ничего и не надо.
Пусть у них будет все хорошо.
А тебе рассказала я правду.
Расскажу через время еще…