Ветер, часть 1

Он шел, оставляя город, ему он не был дорог. Шел дальше и дальше, в тоске своей пьянящей. И выйти бы к морю, да только впереди горы, поля и просторы, и нет среди них ни причала, ни дома. И шел он хмурым по дороге в тот день понурый, и думал, как здорово было бы коснуться воды, она стерла бы грусти следы, и смыла печаль. И он шел, он молчал, говоря сам с собой, уходя за своей судьбой. Но стерта карта этой дороги, и только немногие могут идти по ней. Он видел счастливые лица детей, и тех, кто с пути свернул, а он не пытался их вернуть, и видел, как они блуждают, уходят и пропадают. И он не чувствовал жалости или злорадства – лишь слабость, когда нет сил пытаться менять окружение, он чувствовал только притяжение соленого воздуха, как наваждение.
И шаг за шагом мир все больше казался адом, как много он видел, узнал, испытал и пережил, аккуратно и бережно храня воспоминания. Но никогда не отказывался от желания пересечь пески, покорить вершины, лишь бы избавиться от тоски, лишь бы ощущать себя единым, а не разбитым, растерзанным в клочья. У людей есть позвоночник, а ветер хребта не имеет, он то теплеет, то холодеет, то радуется, то мрачнеет. И люди в толпе теряются, а ветер всегда опасается стать частью циклона, смерча, тайфуна – быть массой гула и шума, в которой несет стихия, не зная характера, имени. И обезличивая, подчиняя, она ведет за собой, увлекая, бросая, и ветры снова разлетаются, отходят и успокаиваются.
А Ветер шел по дороге, смотрел под ноги, гоняя пылинки, мусор, былинки, тончайшие ниточки паутины и песни мотивы, у которой не помнил начала, и помнил лишь, как пели её на причале. В нежный голос вложили слова, и Ветер кружил, а песня не знала конца, и рассказ вдруг ожил. Моряки обнимают новых и новых, и страсть сближает полузнакомых,  но утром нового дня у них не хватает огня, и зажжется новое пламя в других объятиях, и снова идут под заклятием, позволяя быть одурманенными, кладя сердце на наковальню. И каждого зовут Ветер, и нет на этой планете того прекрасного идеала, которому они верны или рады. Многим хочется славы и сцены, и жаждут они перемены, и гордые, одинокие, они ласковы и жестоки, и рвутся вперед, улететь как можно выше, только никто никогда не услышит их возглас Икара – никого не окажется рядом. А есть и другие, которые Ветром никогда и не были, их уши – глухие к вкрадчивым словам, мольбам отправляться на край света, достаточно им силуэта, своей тени на родной земле, но каждый из них все же видит во сне как летит, и полет его унесет к лучшей доле, просыпаясь, о ней он не вспомнит, и, возвращаясь к жизни, не стонет – ведь всё – пустое, есть лишь реальное и земное.
И Ветер увлекся песней – какие же люди интересные. Ему захотелось жить, веселиться – потянулся за певицей. Она же смотрела на воду, меняющуюся природу, колыхающийся простор и блики, слушала чаек крики и радовалась нежному бризу. Жаль, что кончается виза, и надо лететь домой. Пыталась понять прибой, но не достаточно слуха, чтобы проникнуться духом морского залива, и даже чистым мотивом вводился в пейзаж диссонанс. Здесь недостаточно фраз, и в них потребности нет; как жаль, что куплен билет и надо бросать этот рай – заждался уже родной край. И губы её замолчали, обстоятельства жизни прощая, с солнечным днем прощаясь – а можно уйти, возвращаясь? Гладкая раковина в руке обещала стать воспоминанием, и сохранить желание вернуться сюда еще раз – разве кто-то мечту предаст? И Ветер в этом ларце перламутра оставил дыхание утром, в окаменелость вложил шум прибоя, соленую свежесть бескрайнего моря.
А путница однажды вошла в крепость многоэтажную. Как жаль, невозможно дважды войти в одну и ту же воду – такая задумка природы, и каждый отрезок времени имеет стремление никогда больше не повториться – людям этого не добиться. Беспощадное окончание не спрашивает о желаниях, и ни одно впечатление не поднимется в ранг исключения. Но девушка помнила свежесть, морскую безмятежность, куда бы путь не лежал, ей кто-то на ухо шептал обрывки звуков песчаного пляжа, как будто они сохраняли важность. Как просто в память окунуться, прикладывая к уху домик моллюска. Переступила порог дома, и все здесь казалось знакомым, таким дорогим и вечным, что хотелось вот так, беспечно, всё взять, закружить и объять. Просто, как воздух, считать: «раз, два, три», такт вальса стал фрагментом игры, а музыка громче и громче – теперь не уснуть этой ночью. И в этом танце с Ветром нет ни догм, ни запретов – Ветер портрет нарисует, но все, что было, сдует, останется лишь пустота истинно чистого листа. И никогда, уж поверьте, Ветер не будет в ответе.