Сицилийские цикламены

Когда он откинул с бровей свои густые чёрные волосы,
Когда она приподняла копну своих волос, закрывавших
                её глаза и собрала их на затылке в узел,
- О, какое страшное безрассудство!
Когда они почувствовали, что их лица обнажены, неприкрыты
                перед небесами, их глаза распахнулись.
Когда они почувствовали, что небесный свет,как острым
                ножом режет беззащитные глаза,
Вонзается клинком в лица, отражаясь в морской глади,
Средиземноморские дикари:
Когда они предстали с лицами, открытыми небесам,
                свободными от нависших косматых волос,
Впервые
Они увидели крохотные розовые цикламены, растущие
                прямо под ногами,
Где медлительные жабы сидели, предаваясь размышлениям
                о прошлом.
Медлительные жабы и листья цикламенов,
Клейкие, излучающие вечный призрачный свет,
Льнущие к земле.
Листья цикламенов
Подёрнутые дымкой, переливчатые
Прекрасные
Филигранно отточенные морозом
Покрытые пенистой грязью
Перламутровые, как раковина улитки
Низко клонятся.

Вид колышашегося моря
И беззащитное неприкрытое лицо человека
И цикламены, сдвинувшие назад свои ушки.

Длинные, тонкие, остромордые щенки грейхаундов
Не от мира сего, ещё не подросшие,
Тянущиеся на свет из земли
У его ступней.

Рассветно-розовые
Не слишком радостные, рождающиеся из камня
Цикламены, юные цикламены
Изгибающиеся дугой
Пробуждающиеся, навострившие ушки
Подобно нежным юным грейхаундам
Полураскрывшиеся, неопытные
В веренице дней,
Безмолвно свернувшие свои лепестки-ушки.
Грейхаунды
Задумчиво склоняющие розовые мордочки,
И тихо дышащие, нежелающие пробуждаться
                к новому дню.
Всё ещё не слишком радостные.
Средиземноморское утро, утро сотворения мира!
Далёкие средиземноморские утра,
Открытые лица пеласгов,
И нераспустившиеся цикламены.

Вдруг зайчиха взбегает вверх по холму
Бдительно заложив свои длинные уши.
А вверху на мертвенно-бледных, отступающих
                от моря каменистых склонах
Розовые цикламены, исступлённые вестники!
Цикламены, цикламены с красноватыми мордочками,
Сбившиеся вместе подобно заячьему семейству
Соединив мордочки, ушки на макушке,
Шепчущие заклинания
Будто женщины у колодца, у истока.
Греция, и утро мира
И мраморные статуи Парфенона всё ещё питают
                корни  цикламенов.
Фиалки
Языческие фиалки,
Осенние
Рассветно-розовые,
Рассветно-бледные
Среди припавших к земле, по-лягушачьи скользких листьев,
                окропляющих росой ещё не рождённые
Мраморные изваяния Эрехтейона.



SICILIAN CYCLAMENS

When he pushed his bush of black hair off his brow:
When she lifted her  mop from her eyes, and screwed it in a
         knob behind
- O act of fearful temerity!
When they felt their foreheads bare, naked to heaven, their
         eyes revealed:
When they felt the light of heaven brandished like a knife at
          their defenceless eyes,
And the sea like a blade at their face,
Mediterranean savages:
When they came out, face-revealed, under heaven, from the
          shaggy undergrowth of their own hair
For the first time,
They saw tiny rose cyclamens between their toes, growing
Where the slow toads sat brooding on the past.

Slow toads, and cyclamen leaves
Stickily glistening with eternal shadow
Keeping to earth.
Cyclamen leaves
Toad-filmy, earth-iridescent
Beautiful
Frost-filigreed
Spumed with mud
Snail-nacreous
Low down.

The shaking aspect of the sea
And man’s defenceless bare face
And cyclamens putting their ears back.

Long, pensive, slim-muzzled greyhound buds
Dreamy, not yet present,
Drawn out of earth
At his toes.

Dawn-rose
Sub-delighted, stone-engendered
Cyclamens, young cyclamens
Arching
Waking, pricking their ears
Like delicate very-young greyhound bitches
Half-yawning at the open, inexperienced
Vista of day,
Folding back their soundless petalled ears.

Greyhound bitches
Bending their rosy muzzles pensive down,
And breathing soft, unwilling to wake to the new day
Yet sub-delighted.

Ah Mediterranean morning, when our world began!
Far-off Mediterranean mornings,
Pelasgic faces uncovered,
And unbudding cyclamens.

The hare suddenly goes uphill
Laying back her long ears with unwinking bliss.

And up the pallid, sea-blenched Mediterranean stone-slopes
Rose cyclamen, ecstatic fore-runner!
Cyclamens, ruddy-muzzled cyclamens
In little bunches, like bunches of wild hares
Muzzles together, ears-aprick
Whispering witchcraft
Like women at a well, the dawn-fountain.

Greece, and the world’s morning
Where all the Parthenon marbles still fostered the roots of the
        cyclamen.
Violets
Pagan, rosy-muzzled violets
Autumnal
Dawn-pink,
Dawn-pale
Among squat toad-leaves sprinkling the unborn
Erechtheion marbles.