Баллада о рабе

Сон мне был, будто я в преисподней миров
заточен в беспросветное рабство,
и что нет мне спасения, я на век заключен
в услужение дьявольской касте.

Я сижу на галере, я прикован к веслу,
подо мною зловонная яма
источает свой смрад, навевая тоску
мне на душу, где властвует Дьявол.

Мы в безбрежной пучине человеческих бед
и грехов заплутали как дети.
Все ладони в мозолях, на запястьях кровь,
и мы ждём, как спасения, ветер.

…
Но вот, вдалеке, рябь повздыбилась вдруг,
я узнал, там, вдали белый парус.
Боль из мышц уходила и натруженных рук,
даль надеждами вся пропиталась.

Я гляжу исподлобья, пот мне градом в глаза,
а надсмотрщик хлещет по спинам,
ускоряет свой ритм барабанщик: «Раз! Два!»;
мы гребём во всю мощь, что есть силы.

Ветер в то же мгновение свой усилил порыв,
заскрипела у судна оснастка,
а с кормы настигал нас разбойничий бриг,
он уже в расстоянии залпа.

Вот на лицах я вижу весёлую злость,
кровь кипит в предвкушении схватки,
замерцала надежда вдруг в душах рабов:
смерть, свобода ли, что будет раньше?

Но не в каждом светился отваги задор:
нет в невольниках единодушья;
ну а схватка уже набрала оборот:
ядра рвались, кромсая тел туши.

«Нет! Я молод! Не хочу умирать!
Пусть к веслу я прикован, но всё же
я надеюсь увидеть ещё свою мать!», -
восклицал раб, что был всех моложе.

«Что мне ваша свобода, когда жизнь дорога!?-
продолжал он, сбиваясь сквозь слёзы,-
я до смерти готов ползать в шкуре раба,
лишь бы видеть сияние солнца».

Но его оборвал тут же голос другой,
он на парня накинулся с рыком,
объясняя, что крысам дорога за борт,
и что слабость синоним могилы:

«Замолчи! Полно слюни пускать!
А не то сейчас выпустишь кишки!
Хочешь вечно, как червь, по земле пресмыкать?
Раболепствовать за коврижки?!

Этот бриг, как спасение, в нашей судьбе,
а ты хочешь пройти мимоходом?!
Если нам суждено, ляжем все тут на дне,
или снова добудем свободу…»

Он сказать не успел, бомбы грянул разрыв,
и меня обдало его кровью.
Судно пламя объяло, один борт накренив,
оно шло, пеня синюю воду.

Меня взрывом отбросило в море, за борт,
я с обломком весла и в оковах
чертыхался в солёной воде среди волн,
кровью алою обагрённых.

Тут же рядом, в воде, за рангоут держась,
тот парнишка, что страхом объятый
трепетал, в руках смерти едва находясь,
обдавал небо лавой проклятий.

Я глядел на него, он был ужаса полн,
и, солёной воды наглотавшись,
клокотал, обезумев до крайности. Он
убивал себя, только что спасшись.

В нём душевная хлябь и распутица чувств
забирали остатки сознания.
Я прорвался к нему, из последних сил грёб,
чтобы парня спасти от отчаяния.

…
Но вот, стихло кругом, слышен был только плеск,
галеон наш был в море потоплен.
Мы вдвоём среди волн, нас жёг солнечный блеск,
мы от мук изнывали и мёрли.

И, казалось, мучениям не будет конца,
и, казалось, страдания вечны.
но, я вдруг, услыхал позади голоса:
«Справа! Кабельтов! Два человечка!»

…
Я вернулся в сознание на борту корабля,
когда нас из ведра окатили.
Впились в нас, изучая, чужие глаза,
нас пираты вокруг обступили.

В этих лицах прогарых, от ветров и боёв,
развесёлая ярилась злоба.
Только что был богатой добычи улов,
и теперь они жаждали крови.

Это пьяная свора бывалых вояк
обдавала нас хохотом страшным,
было им интересно, кто первым из нас
теперь богу свою отдаст душу.

Вдруг, пиратские вопли замолкли в момент,
и из этой бесившейся свары,
сделал шаг нам навстречу один джентльмен,
я узнать в нём сумел капитана.

Это был человек благородный на вид,
с очень смелым, задиристым взглядом,
он глядел на меня, как, быть может, глядит,
хищный зверь на издохшую падаль.

Он стоял предо мной, руки в боки вперев,
и смотрел леденящими душу глазами:
«Что же раб ты молчишь? Ты свободы хотел?
Забирай, сколько сможешь, руками!»

«Ха-ха-ха!»,- раздалось по всему кораблю;
«Хо-хо-хо!»,- гоготала орава.
Этот гогот меня жёг, подобно огню,
а парнишку испепелял он.

Он был жалок и бледен, и от страха дрожал,
и, казалось, не выдержит больше,
к нам вплотную почти подошел капитан,
и промолвил сквозь зубы: «Жить хочешь?

Что дороже тебе: просто быть или стать
победителем в этой пучине?
Что от жизни ты хочешь: существовать,
или жить, точно ястреб, паря над вершиной?

Жизнь даётся один лишь единственный раз,
и прожить её пресно так глупо!
В жизни должен быть перец и жгучая страсть!
Хочешь, я рецепт дам этого блюда?»

Капитан усмехнулся, услышав в ответ
в голоске своей жертвы внезапную смелость,
он кивнул на меня и вложил пистолет
в его руку, сказав: «Ты ведь знаешь, что сделать?»

Я запомнить не смог выражения глаз,
тех, что в грудь мою целились вскоре,
хоть мгновение пред смертью сходило за час…
Грянул выстрел,
......................и пламени всполох.

…
Я проснулся в поту, громко, часто дыша,
и в груди моей точно зияла
от прострела навылет большая дыра,
сердце, будто бы, остановило.

Я лежал неподвижно, долго думав о том,
что свободой нельзя утолиться.
Что дать цену свободе, сможет, кто был рабом,
но осмелился освободится.

Не судите ж о людях
                свысока,
                сгоряча,
в каждом может быть жив
                и святой,
                и преступник.
Жизнь пройти без ошибок
                возможно
                едва ль,
и лишь та жизнь ценна,
                где есть место
                поступкам.