Елань. Void
Зябкая ночь - стылая болотная трясина. Русалки в ней безмолвные, бледнокожие, в бусах из тусклых огоньков. Сидят на деревьях полуприкрыв тёмные веки, тихо шурша чешуёй, и готовят паутину к бабьему лету... И кажется, наступит оно лет через сто, если вообще наступит... Медленно размешивает вязкий воздух ленивое веретено... Сплетает липкие нити, манит белёсым сиропом... Мы дышим временем. Скатертью тонких волокон оно же сплетается в кокон вокруг и внутри, и уже никуда не деться из этого мягкого плена. Льётся оно из-под нежных русалочьих рук невесомой бесцветностью... Незаметно сжигая...
Камыши в тумане как зёрнышки в тополином пухе... Лёгкое макраме всё плотнее кутает... Ночь удивляет прохладой и траурной монохромностью. Глянцево-плоская, принт на живой поверхности. Хрупкое белое фото июня на чёрном гранитном зеркале. Стелется призрак тепла жемчужными дымными гребнями, волнами мороси... Память о лете - легенда, рождённая топью во имя Великой Иллюзии - силы, в которой едва ли есть смысл, и вот это "едва ли" ещё держит на плаву наш дрейфующий остров на пути к недостижимому сентябрю сквозь непролазную полночь. К чистым ручьям по прозрачному воздуху. Там под паучьими лапками время становится видимым. Нам бы пройти по его потаённым тропам. Где-то внутри, между формой и содержанием... Мы же ведём своё тело от люльки до гроба. Ровный отрезок. Бездумная дань традиции. Чёрным по белому вбиты в тома законы. Что-то родное под коркой и над страницами. То, что ищу, после выдоха, перед вдохом.
Назови пустоту, придумай ей имя, и страх перед ней отступит. Так делали все великие умы, все великие самообманщики, тихие психи, добрые сказочники, мудрые странники... Смиренно скитаясь вне рамок земных реальностей, столбили дороги для тех, кто не любознателен. Стелились стежками пути под пытливыми взглядами... И в звуках преданий ничто становилось чем-то... А нам бы вернуться к тому, что словами не связано, да только в усталых глазах не хватает света... Сколько осталось на этих дорогах следов бестелесых путников... Вспышек и огоньков в хронотопной путанице... Время ныряет в себя, мы идём по линии.. Чёткой прямой на большом и красивом глобусе.. Кто-то летит над толпой, кто-то тонет в пропасти... Кто-то скользит в облаках, покрываясь инеем. Чёрная лента реки и шоссейные полосы, тёплые рельсы в метро, городские артерии - всё лишь упавшая тень от объёма на плоскости. Хочешь сойти? Сейчас это проще. Тем проще, чем выше скорости.
Русалки на ветках сидят, сторожат бессонницу. В клетке из боли мудрость цветёт мимозами. Бархатный взгляд, так незыблемо успокоен, выдержит натиск любого межмирного шторма. Вьются незримые вихри с неистовой злобой, время всё так же невидно течёт рекою. Мавки его уберут в сундуки к рассвету, спрячут до осени, крышкой укрыв резною. Будут лежать до тепла сентябристые паутинки... Вот бы доплыть, вот бы выжить и не заблудиться.
В собственной голове, в своих загнанных страхах-мыслях. Сотни потерянных скоро начнут охоту.
Воет где-то в лесу одинокое что-то... Тихо вздыхает еловая ветка под чьим-то тяжёлым взглядом... Сплетается над головой, оживая, промозглая чаща... Не обойдёшь стороной и не спрячешься - примешь участие. Не нападёшь, будешь глухо держать оборону. Все против всех, есть ли шансы, найти соратника? Где-то среди баррикад? Нам бы быть по одну сторону... Мне бы остаться с тобой по одну сторону...
Жизнь - иллюзия. Смерть - утопия. Истина где-то между. Зубы стучат до болючего скрежета. Шею свело, так чудовищно сжаты челюсти. Шипасто впилось напряжение в мышцы упрямой спины. Шпагаглотательно прямо. Лица и лица. И жадный пожар в невесомости. Волны одной параллели врываются с треском в другую. Сосны бесстрастно застыли, секунда и лес содрогнётся...
Дикая пляска потоков, слияние разных ритмов. Жаркое месиво плотности в мрачных ходах лабиринта. Все потаённые комнаты настежь распахнуты, двери открыты. Лес - колизей. Лес - бушующий амфитеатр. Плещутся толпы шипящими водами Тартара. Тонут торжественно стены святой Атлантиды. Стоны заблудших полны первобытной радости. Сладкой свободы беспамятства жаждут рабы корриды. В ведьмином круге поляны замерли гладиаторы. Правильной формы арена.
Займите свою орбиту.
Займите свою орбиту.
Займите свою орбиту.
Маски срывает холодный огонь в глазницах. Больше не спрятать себя под уютным лучём софитов. В каждой любимой душе мы рискуем найти убийцу, каждый, кто ищет убийцу в любимой душе - убит. Что после этого ты назовёшь любовью?
Зеркало бито. Расколото на шестигранники. Раньше не видели, нынче - зачем скрывать. Все, кто прикован - пожизненно ищут сокамерника. Бьются корыта, сменяются рост и масть. Плачут и плачут, и каются, каются, каются... Молятся, режутся, рвутся в хрусталь небес. Зеркало бито. Мы полубессознательно ловим своё отражение и попадаем в лес...
Видим зрачки в раскрошившейся ртутной призме. Взглядом себя же порой обращаем в камень. Кто-то найдётся в религии, кто-то - в расизме. Кто-то начнёт исцелять слепоту руками...
Множество ликов в зеркальном калейдоскопе. Есть ли во тьме отражений ещё хоть кто-то?
Чья же улыбка так ласково зубоскалится в этом осколке такой гармоничной формы?
Так же, бывает, с испугом смотришь на карлика... Так же, поёжившись, руку целуешь мёртвому. Так же пугаешься воплей из окон больницы. Древние страхи под гладью бездонного омута... Можешь ответить, кого ты всё время боишься.
Там в глубине невесомо и холодно холодно холодно
Капля - прозрачная сфера, повисшая в воздухе
В капле мелодии снов сплетены унисоном
Мерно качает туман всеединая тоника.
Вне метрологии.
С колкой печалью гадалки глядят на карты... Трепет, восторг, уважение и обречённость... Взгляд исподлобья, спокойный, зверино-покорный... Зверино-подавленный... И превкушение общей финальной бойни ломится в грудь молотком и под свитер втекает фреоном... По позвоночнику вдоль замогильным шёпотом...
В этой ночи каждый из нас бездомен.
Каждый из нас обнажён до тотальной искренности.
Маршем спокойных шагов в резонанс камертону
Cиним пунктиром чернил по спине биссектрисы
Двигаюсь. Верю, что к свету, может быть - к чёрному.
4/09 - 19/11
Свидетельство о публикации №113121006183