Пастораль

Младшенькая
Марии-Терезии
Была наиприятнейшей
Женщиной:
Безудержность -
Редкий дар,
Пусть даже только в туфлях,
Подолах и кудрях.

Милая Ева,
Утро –
самое страшное,
если оно не проходит в пути.
Вам безумно
идет эта складка ватто -
Ампир
не сделал бы
ваши плечики хрупче.

Бездумно солнце полудня.

Штучна

Его благосклонность.

Сызмальства поучали:
Внешняя вовлеченность –
Самый распространенный
порок.

Будь же хорошим мальчиком,
Не играй с воздаянием.
Не удержался.
Не смог.

Когда я посадил на кол
Своего первого,
Просто из интереса
К углу наклона,

То все вдруг пошло хорошо.

И дело тут не в угле
И не в мести,
А в красоте
Равновесия.

И нет ничего безгрешней

моих увлеченностей.

Невинней могли быть
только горшочки из глины,
пластилиновые
жирафы
и лунные девочки
с еще не затвердевшими
пальчиками
и с беспокойным биением
венок
над сердцем.

Ева,
Все что я трону,
Я сделаю золотом,
Лишь оттого,
Что мне очень хочется
Слышать
Ваш смех.

Внешняя вовлеченность – самый распространенный грех.

А как была
Хороша 
Медуза горгона
В своей мимолетной
Взволнованности,
Особенно если взволнованы
были
Волосы,

Но и она
Пострадала от дурновкусия
Греков, 
От страха их
Впасть в безмятежность
Камня.

Какое дикарство -
Лишь от любви
К чрезмерной
Болтливости
Портить
Точёные
Шеи.

Милые-милые
Стейно
И Эвриала,
Несвоевременность
Ваших жалоб
Раздирает мне сердце.
Не будьте столь безутешны.

Я не удержался.

Я обещаю
Забавы
Вашим
Обеспокоенным локонам.

И будет их много

и вовремя.

Ева,
Всё, что я сделаю,
Станет серебряным
Лепестком
На диадемке
Изысканно-лунной девочки
С язычком
Белого
Собачонка.

Верное
чувство юмора –
самое сложное
из всего, что возможно
в себя вобрать.

Древние греки -
слишком серьезны
в своих животных
поползновениях.

Что не красит.

Да видишь ли, Ева,
Не сказать, чтобы мир изменился.
 
Ни одно существо
не является недостойным
огромного
личного
армагеддона.

Разве что -
танцующие
неуклюже
лунные девочки
с непослушными
и секущимися
ощущениями
правильной меры,
с чистейшей
Верой
В звонкость
Айсбергов
В моем имени
И, конечно,
С невинной
Пушистой
Душой
Голодного
Белого
Медвежонка

С жадным до первой добычи носиком.