Не способная убить

Кто-то подошёл со спины к её подруге, она плохо разглядела, мешали кусты… Этот подошедший в советской форме майора лезвием разрезал горло ей… Увидев падающую подружку, она затряслась, ноги подкосились, в глаза хлынули слёзы. Со всей силы она сжала рот ладонями, чтоб не выдать себя и не завопить: «На помощь!»
А что же пистолет в кобуре на поясе? Да, она его вытащила, придя немного в себя, даже затвор передёрнула, даже обеими руками прицелилась во врага… Но дрожь в руках была настолько сильна, что ни о какой стрельбе нет речи. Курок не нажимался, в зрачках туман… Она боялась диверсанта, от ужаса её пальцы искорёжились, отказались подчиняться. Затаившись в кустах, она на грани сумасшествия наблюдала за тем, что происходило там.
А диверсант зашёл вовнутрь медицинской палатки, хладнокровно зарезал врача и двух больных. Никто не оказал сопротивления. Только и послышалось: «А-а!» – резко оборвалось. Средь бела дня убивали её товарищей, а она так и не сумела выстрелить во врага, хотя в обойме полно патронов. Страх парализовал, она не способна ни кричать, ни бежать. Встреча с убийцей один на один испепелила её дух...
Это резкое движение псевдо майора ножом по горлу подруги, густая кровь из разреза, вызвали у неё спазм дыхания, она задыхалась с широко раскрытым ртом, а в её голове один кошмар вызывал другой кошмар. В тот момент её можно было бы зарезать без сопротивления…
Напоследок гитлеровец настороженно обошёл, без спешки, палатку вокруг, осмотрелся, и канул в глубине леса. Когда пришли наши и стали осматривать убитых, прочёсывать лес, наткнулись на неё, но слишком поздно. Она сошла с ума: с её губ выплёвывалась пена, в тёмных волосах белели пряди, пальцы рук скрючены, в стеклянном взгляде застыл ужас, дышала импульсивно…

                Записано со слов фронтовички
                Оксаны Антоновны Чадровой