Безысходность

«Варя, Варя, твой дом разбомбило!» – кричала в ухо соседка. Варя, как стояла в испачканном комбинезоне возле токарного станка с грязными руками, так и рванула стремглав к дочурке. До конца не верилось, что 2-х этажного кирпичного дома нет… В мыслях только одно: с дочкой что? Что с тобой, моя кровиночка? Неужели ты оставишь свою маму… Возле руин уже копошилось несколько человек, которые пытались вручную вытащить из завала кое какое барахло. Поодаль стояли любопытные дети из соседней округи…
В запачканной рабочей спецовке мать подскочила туда, где дымились останки её комнаты со 2-го этажа. В воздухе летал пепел от сгоревшей бумаги, материи. Она стала призывно кричать: «Ксюша, Ксюша». И вдруг, нет, она не слышала ничего, сердце подсказало – её ноги сами вознесли тело по разбитому кирпичу наверх. Сердце остановило её возле чёрного отверстия из обломков. И оттуда голос дочки: «Мама, мне больно… Спаси меня, мамочка…»
Женщина тут же принялась малосильными пальчиками по кусочкам расчищать завал. Помощи ждать не откуда. Взрослое население на работе, а здесь одно старичьё и дети. Какая от них польза? Даже если кто из соседок находился бы рядом, то они сами  на заводе оставили последние силы, и потому – не помощницы.
Разодрав пальцы в кровь, Варя всё-таки смогла углубиться вниз на полметра. Ей не верилось, что Ксюша обречена. После той мольбы дочки о помощи из глубины завала больше не вылетело ни слова. Но молодая мать продолжала спасать дитя. Только в кромешной темноте она упала на битый кирпич, и так пролежала до утра, не в силах приподняться. Утром к развалинам подошли подруги по работе, все они молчали в глубокой скорби. «Пойдём, Варя… уже ничем не поможешь…» – позвали они её,  их ждал завод… Разбомблённый дом не скоро разберут… после войны…

                Записано со слов труженицы тыла
                Веры Никифоровны Сретиной