***

На овощных рядах шум и крик. Смуглый толстый мужчина непонятной национальности  распинает худенькую зарёванную девчушку, которая осмелилась попросить зарплату за отработанный месяц.

- Какая может быть зарплата? Ты ведь на весах работаешь, - на ломаном русском, вставляя непонятные слова, кричит владелец овощной точки.

- Мне жить не на что, - рыдая навзрыд, еле выдавливает девушка.

- Да мне какое дело? А у тебя ещё и недостача.

- Да откуда? Я же всегда до копейки. Сколько продала, столько отдала.

- Вот именно. А надо сколько отдавать? Уволена. Всё, убирайся.

 Девчонка стояла и ревела, размазывая по лицу слёзы. Мимо туда-сюда сновали равнодушные люди. Какое им было дело до чужой боли.  А мне почему-то вспомнилась  другая история…

  Мне было тогда семнадцать лет. На нашей улице жили вьетнамцы. Они занимали целое общежитие. Ходили всегда большой шумной толпой. Как только в магазин завозили тазики, вёдра, кастрюли – всё это вмиг разметалось. Говорили, что вьетнамцы переправляли  покупки  на родину.  Такой у них был бизнес, ведь у нас это стоило очень дёшево. Зимой вьетнамцы ходили, закутавшись в одеяла, в детских ярких шапочках, стараясь не задерживаться долго на улице. У них была своя жизнь, у нас своя.  Мы не пересекались, пока не случилась эта история.

  Я зашла в автобус. Прошла почти до самого конца в надежде найти свободное место. Но мне не повезло. Все места были уже заняты. В самом конце сидели вьетнамцы. Они были настолько маленькие и худенькие, что их помещалось по двое на одно место. Я поставила сумку на пол. Ехать мне недалеко, в соседний городок. Пассажиров больше не было, и автобус тронулся. Постепенно на заднем сиденье начал подниматься галдёж, смех всё усиливался и становился язвительнее. Вьетнамцы говорили на своём языке, но по взглядам, мимике я поняла, что разговор идёт обо мне. Особенно изощрялся остряк по центру.  Меня осмеивали, а я делала вид, что ничего не понимаю. Я была худенькой и невысокого роста, но на каблуках,  в сравнении с миниатюрными вьетнамочками, стала самой себе казаться неуклюжим жирафом. Хуже того, на меня стали оборачиваться люди.  Это было невыносимо. Господи, скорее бы уже мой город. И опять наглый взрыв злого презрительного хохота. В этот момент поднялся самый обычный, ничем не приметный парнишка. Он подошёл к заводиле.

 - Рот закрыл! – спокойно, но уверенно командует парень,  и  моментальная тишина устанавливается на заднем сиденье. Кто-то усиленно рассматривает пейзаж за окном, кто-то свои ботинки.

  - А на будущее запомни: в нашей стране мужчины воспринимают как личное оскорбление, если в их присутствии не боятся обижать женщин. Понял?
 
 Притихший остряк кивает, не поднимая глаз.

  Не было елейных похвал и аплодисментов, как в современных американских фильмах.  Но мужчины в автобусе сразу как-то подтянулись, а женщины подняли головы и расправили плечи.
  А я ехала и думала: « Как же всё-таки хорошо, что я живу в ТАКОЙ стране, где есть ТАКИЕ мальчишки».