Роман Божественная любовь

      ДВЕНАДЦАТАЯ  ЧАСТЬ

МАКСИМ  В   ТЮРЕМНОМ  ЛАЗАРЕТЕ

Максим лежал в тюремном лазарете.
Очнулся он внезапно на рассвете.
Не может полностью в себя прийти,
Не может шевельнуться, чтоб уйти.
Предметы все чужие окружают,
И силы тело вовсе покидают.
Пытается умом он осознать,
Кто уложил его сейчас лежать,
И почему не видит он прислугу,
Да добрую, любимую подругу.
Сознанье вскоре снова потерял.
В бреду метался и порой кричал.
Через неделю полностью очнулся,
Без помощи других перевернулся.
Он понемногу стал всё вспоминать,
Потом врача к себе на помощь звать.
Когда явился врач, он удивился,
И со словами просьбы обратился:
«Священника покличьте для меня,
К нему большие у меня дела».
"Вы очень слаб, чтобы решать проблемы.
Оставьте в стороне свои дилеммы.
Сейчас вам нужно сердце подлечить,
Чтоб на суде смогли вы говорить.
Священника пришлю к вам чуть попозже,
Когда оставите своё вы ложе.
Когда вы сможете на нём сидеть
И без моргания в глазах смотреть.
У вас сейчас высокое давленье.
Ни о каком не думайте стремленье,
Гоните напрочь, мысли от себя,
Тогда заступится всегда судьба".

Немного врач Максима успокоил.
Через минуту сам себя расстроил:
Он стал события упорно вспоминать,
И о вердикте страшном представлять.
«Присудят мне пожизненную кару,
Оставшаяся жизнь пройдёт на нарах.
Я только бегством жизнь свою спасу»,-
Так думал, засыпая на ходу.
Ещё три дня проспал довольно крепко.
Весь организм за жизнь цеплялся цепко.
И постепенно стал Максим ходить,
Спокойным голосом со всеми говорить.
Он каждый час просил у всех прощенье
За свой обман, за зло, за оскорбленье,
За то, что многие в тюрьме сидят,
А многие давно в земле лежат.

Но больше всех просил у Тимофея,
За сказанную ложь и у Сергея,
У Риты, дорогой своей жены,
Чтобы при родах беды обошли.
Теперь он чаще думать стал о службе,
О их прекрасной юношеской дружбе,
Каким был крепким их тогда союз.
«Я подкачал, явился, словно флюс.
О если б смог начать я всё сначала,
Тогда  б толпа меня не проклинала.
Я смог бы уваженье заслужить,
И званье депутата получить.
«Теперь, израненный, как та пичуга,
Спасёт ли бывшая меня прислуга,
Или надеяться на них нельзя?!
Да в стороне остались и друзья».
Чтоб навсегда развеять свои страхи,
Максим решил пойти тотчас в монахи       
Коль, если церковь защитит его,
Не отречётся паства от него,
Он станет Бога прославлять вседенно,
Заветы соблюдать все ежедневно,
Готов навеки церкви он служить,
Послушным, преданным ей вечно быть.
Максим просил прислать к нему монаха.
Пришёл тот, выполнил свой долг без страха.

Когда собрался, было уходить,
Максим тут слёзно стал его просить:
«Пусть церковь встанет на мою защиту,
В свидетели пусть не допустит Риту.
Придётся скоро женщине рожать,
А ей нельзя сейчас переживать».
Всю просьбу выслушал монах учтиво,
Ответил вмиг ему красноречиво:
«Убийц не ходит церковь защищать,
Могу одно тебе я подсказать.
Коль будешь с чистою душой молиться,
И перед каждой жертвою виниться,
Гляди, и Бог тебя тогда простит,
Твою вину загладит, аль скосит.
А церковь только лишь благословляет,
И только Бог один, поверь, решает:
Грех отпустить, аль строго наказать,
А может жизнь ненужную отнять.
Как говорят: на Бога ты надейся,
Но над бедой своею ты не смейся.
Что ты посеял в жизни, то пожнёшь,
И урожай один свой соберёшь.
Никто тебе, поверь мне, не поможет.
А, если совесть ежедневно гложет,
Значит не всё потеряно ещё.
Осталось что-то светлое твоё».

От этих слов не легче ему стало.
Надежда силу сразу потеряла.
Теперь надежда только на «авось»,
Она в душе торчала, словно гвоздь.
«Сам виноват. Утратил всё на свете.
Не слышал по ночам, как плачут дети.
Ради чего богатство я копил,
Копейкой каждой очень дорожил.
Жизнь проводил в распутстве и разврате,
Не думал о родных и своём брате,
Не думал о семье и о жене,
А только думал о самом себе.
Ведь мог бы жить достойно и красиво,
Как Тимофей, Сергей творят лишь диво.
И оставляют память о себе,
И не чета, Максим, они тебе».
Максим стал рассуждать довольно часто,
Как вёл с народом недостойно, властно,
Да столько горя людям он принёс:
Богатство их к себе всё перенёс;
Не протянул руки в минуты горя,
Добавил им страданье цело море.
«Меня наверно спутал сатана.
Лишил меня божественного сна.
Теперь всё чёрное я вспоминаю,
И уходить из жизни не желаю.
Готов всё до копейки всем отдать,
Готов с нуля я жизнь свою начать.
Простите! Пощадите! Пожалейте!
Ещё раз в жизни мне моей поверьте!
Могу хорошим человеком быть,
И много добрых, славных дел творить».
Он каждый день молил, чтоб  пощадили,
Чтоб непутёвого его простили.
«Свою» молебну слышал только сам.
« Свой капитал готов отдать весь вам,
Но только жизнь мою вы не губите,
Пожизненно меня вы не садите».
Но приближалось времечко суда,
И от него не скрыться никуда.


   Продолжение следует.