Опишу всё как есть. Терзаю, авторучкою

Опишу всё как есть. Терзаю, авторучкою лист, убого.
Ночь была, тишина такая, позади почти вся дорога,
Было грустно от дней прожитых, потому и заехал, к чаю.
Ты сидела, вином налита, с кислой миной принцессы майя.

На моё появленье, сразу, язык шпагой: «Давай бутылку».
Поперхнулся, сильна зараза, уколовшись губой об вилку.
«Что ж, возьмите, между сиденьев» - И гепарды так не летали.
Я кислился плохим вареньем, подавиться которым дали.

Ты, отрыжкой хваля напиток, наезжала: «Чего ты хмурый?».
А что радости? Лишь убыток, надо ж было связаться, сдуру.
Но допили, засобирался, надо ехать уже до хаты.
А ты ведьмой: «Чтоб поломался, и остался на ночь разврата».

Заводиться. Молчит железо. «О, мать женщина, что же это?
Да, ты явно не мать Тереза, и, по виду, не так одета».
«Ха-а! - в ответ: Нам бы выпить снова», я спонсирую это дело.
Мне не светит родного крова, да и так уж всё надоело.

Что сажу тебя на колени, и, с обрыва как вниз, целую.
Что такое, весь на измене, как в семнадцать стояк у х.я.
Вот те раз, мне б воды напиться, но ты держишь меня в объятьях.
Может быть всё мне это сниться, но кому лезу я под платье?

Ты спорхнула на пол: «Поехал» - И, с Сусаниным, я по трассе.
В ужас улиц, мне не до смеха, ты ж сама, от себя, в экстазе.
Раздобыла питьё и, розой, мне в кабине его открыла:
«Но ведь это экстракт дихлофоса, закрывай, ты меня отравила».

Все нас ждали, усугубили, не понравилось, зло рыгали.
И барыгу вовсю клеймили, и по-всякому называли.
Полночь прёт, пол компашки в лю-лю, как для нас, в коридоре, стыло.
Я, на счётчик скрутив две дули, включил плитку, чтоб натопила.

Растелились, прохладно всё же, успокоила, жарко будет.
А я весь захожусь, от дрожи, и пытаюсь поймать за груди.
«Ты что, дикий, не видел бабы, что запутался в двух коленах?
Обними, поцелуй хотя бы, и не корчи тут Гуиплена».

Этот вечер начался мило, только видно шлёт Бог наказанье:
«А тебя где с п.здой носило?» - Попытался найти оправданье.
«Что такое? – налилась кровью. Где взялась в сорока килограммах?:
"Что ты здесь называешь любовью?" - Моя плешь побелела от срама.

Участь трудную, бедного детства, изложил я в твою развилку:
«Это всё мне Хрущёва наследство» - Чую, гладишь меня по затылку.
Я смелее: «Пойми терзанья, когда сердцем никто не любит.
У тебя, вижу, есть пониманье, кроме страсти, которая губит…».

«Неужели учить решили? – Кобры взгляд, прикури от взора.
В ужас яйца мои застыли: «А ну лягай-ка, без разговора»…
Что-то путаться мысли стали, так туманно, что было дале...
Коль за это награды давали, то до задницы мне медалей.

С петухами поднялся, шатало, ты искрила помятым мехом.
И такая ещё чтоб дала… Я не помню как в дом доехал.
Отходил, нету слова, долго, от похмелья, от тощей страсти,
Но, с повтором, потом, заехал. Повстречала, гортанным: "Здрасьте..."