Дикий сон

Он  в  водку  верил,  как  в  Христа  и  был  ей  верен  до  самозабвенья,
И  хоть  давно  уж  за  полста,  но  до  сих  пор  искал  в  ней  радость  вдохновенья!
Он  верил,  что  она  несет  приливы  сил  и  мудрость  озаренья,
Уверен  был – она  дает ему  свободу  ясного  мышленья,
В  края  фантазии  ведет  и  будит  по  ночам  его  воображенье!
Он  превращался  на  глазах  ( здесь  нужно  уточненье –
- в  своих,  заплывших,  глянуть  страх )  в  столпы  эпохи  Возрожденья,
И  в  винно – водочных  парах  летал  в  астрале  искушенья
Стать  признанным  в  пивных  кругах  кумиром  пьяного  движенья!
О,  как  велик  он,  когда  пьян,  как  на  Олимпе  Боги,
И  Дионис,  ну  как  пацан  ему  слугой  в  дороге
К  еще  неведомым  мирам,  в  эфиры  наслажденья,
Где  с  нетерпеньем  ждали  там  его  лишь  появленья!
Когда  он  рюмку  поднимал,  то  за  спиной  казалось
Крылатый  Ангел  вырастал  и  все  кругом  склонялось
Перед  талантом  и  умом  его  великой  силы,
И  все  преграды  нипочем – мощами  он  не  хилый!
И  Мельпомена  перед  ним  расстелит  путь  игривый,
Наложит  на  бомжиху  гримм,  придав  ей  вид  смазливый
И  сам  коварный  Херувим  закончит  образ  лживый.
О,  что  порою  мы  творим,  он  в  омут  страсти  к  милой.
Расстелит  Млечный  путь  у  ног,  введет  в  дворец  хрустальный,
Наполнит  за  невесту  рог,  ах,  если  б  в  этот  миг  он  мог
Итог  узреть  печальный,  реальность  двери  разомкнет,
И  вот  картинка  предстает:
Пожар  внутри,  чужой  порог,  какой – то  бомж  дневальный
На  закусь  притащил  пирог  из  урны  привокзальной.
На  тару  сесть  ему  помог,  чтоб  не  страдал  морально,
Охрипши  выцедил  предлог  за  статус  свой  опальный:
- Ну,  что  держи,  давай  браток,  и  дернул  моментально
Сивухи  жбан т на  посошок,  все  на  глазах,  реально,
Затем  синявку  приволок  из  номеров  подвальных,
- Здавай  на  женщину,  игрок,  смотри,  как  сексуальна!




Матрона  в  беззубой  улыбке  скривилась,  к  нему  соблазнительно  так  наклонилась,
Что  дряблая  грудка  ее  обнажилась.
Под  глазом  большим  фонарем  засветилась,  как  буд – то  Венера  из  пены  явилась! 
За,  что  же  больному  с  небес  эта  милость?
Иль  дверца,  что  в  Ад  перед  ним  уж  закрылась?
В  головке  похмельной  тут  все  помутилось,
Похмельная  правда  в  красе  всей  раскрылась!
А  донна  с  подбитым,  светящимся  глазом: - ты,  что  обещал  тут  намедни  зараза?
Мне  Млечный  дарил  в  предкушеньи  экстаза,
Венчаньем  сулил  с  полной  флоксами  вазой,
Банкетом  грозил  на  элитнейшей  базе,  ну,  что  гомодрил,  не  твои  ль  это  фразы?
Смотри,  Чингачгук,  утоплю  в  унитазе!
О,  слава  Всевышнему,  тут  он  проснулся,  на  мягком  диване  кой – как  повернулся
Дрожащей  рукой  до  вина  дотянулся,  хлебнувши  лекарства  слегка  ухмыльнулся,
Но,  вспомнив  про  сон  он  в  душе  содрогнулся,
От  стопки,  манящей,  завыв  отвернулся,  во,  как  бедолага  судьбы  шуганулся!
С  тех  пор  верь,  не  верь – к  пойлу  не  прикоснулся!
Так  крепко  засела  картинка  Морфея,  что  жить  научился  уже  не  хмелея!
Тут  надо  заметить,  не  каждому  снится,  что  снилось  ему,
Потому  пьянка  длится!