черепашки

ищу черепашки слов яхонтовые с сердоликовыми глазами
натыкаюсь на агатовых змеек с рубиновыми
красиво неиссякаемо - только не совсем то

Я ела вишни с твоей ладони
Ты весь закапал вишнёвым коврик.

Я уходила сквозь лучик пыльный,
Ты оставался смешной и милый.

Это реакция моментальная на стихотворение я помню чьё, первые две строчки всегда, дальше переписывается сто раз и ещё не получилось.

И пятна яркие собрали пчёл
И время длилось, и не при чём
Мои обиды на то,
что было,
Но ты же видишь,
мне ещё больно...

От тихого ускользания за дверь и больше никогда невстречи, до её оборачивания на его оклик, почему-то - Аня!
На шёлке серебряном её платьица
Выстрел вишенкою раскатится.
Потом он мечется, звонит, приезжают, уносят те ло, обводя контур мелом. Но он этого не видит, потому что его увели раньше, просто знает.

Словесный кич - бархатный клатч. Бессмысленная штучка совершенно ненужная - просто красива своей никчемностью.
Он сказал - я люблю послевкусие всего - картины, еды, женщины - скотина.
...дальше я пишу-стираю всего километры, там и о том, как я просыпаюсь на коврике, на полу у знакомой со странным именем Сталина, ей по виду сто лет сегодня, а вчера ничего была ещё вёрткая энергичная старушка. Она упросила меня остаться, стонала и хватала меня за руки, у неё был сердечный приступ, вызывали скорую, она боится, но я чувствую, что она боится не смерти внезапной, а своего племянника, что зачем-то приютила, он вышел, да, он вышел на свободу, на оперативный простор и дрыхнет ужравшись. Когда я просыпаюсь, он стоит, покачиваясь, надо мной и смотрит вниз. Я лежу на полу, в пыльном углу, потом он идёт в совмещённый ( дебильная мода) санузел, Сталина шепчет - все стены залил, скотина, Сталина помешана на чистоте. Надо уйти и никогда сюда не возвращаться, добром это закончиться не может. Но я проваливаюсь в сон и просыпаюсь вновь с этой в уме растекающейся вишенкой под сердцем у золотоволоски. Племянничек убил свою девчонку, за что и сидел. Но всё было совсем не так, как в моём кинематографичном сне. Они ворковали-нарковали, и докуролесились. Где-то на улице в грязи она была забита кулаками, потом ногами, маленькая серенькая никакая пташка, тоже намечтала себе голливудов и платьев, а ходила в том, что осталось от умершей от рака мамаши, на два размера больше. Он ничего не помнил и "вовсе её не трогал".
Пятнышко вишни или вина, или крови на серебряном шёлке растекается. Вот у меня лоскут шёлка, ещё есть золотистый, стального цвета, бежевый, я капаю разным, растекается с разной скоростью, некрасиво, если слишком сладкое - медленно. Винная капля мне нравится больше других. Иногда пятнышко идеально круглое, иногда если неровно лежит ткань - складка или неровная поверхность, пятнышко странной формы.
У каждого на памяти миллион историй.
Я бы не хотела, чтобы дети бегали и ловили хамов - "Стопхам", мне за них страшно, бросаются под колёса - да, ну её эту правду. Маленькие, прячьтесь. Я маленькая спряталась. Мне пишет рецензию буйная девушка или дама на "Праздный разговор" - "праздными разговорами ничего не изменишь". Ща пойду сердце фак елом из груди вырву. Освещу потомокам путь в будущечноеся.
Не тронь меня я на лоскутках шёлка пятнышками любуюсь. Не тронь, уйди "злая, злая осока".
Я вишни ела с твоей ладони,
Ты весь закапал вишнёвым коврик.
А я в глаза твои смотрела пьяно,
Я опьянела не от вина, нет.
Плисецкую надо поругать, воскресить (2.5.2015), наказать, арестовать, запереть вместе с Щедриным, Бизе, Проспером Мериме. Сколько дур из-за них нарвались на нож, изображая Кармен. Такой статистики нет. Она невозможна. Спускается дорого на вертолёте Земфира и стонет красиво - молодец! "Я выбирала жизнь, стоя на подоконнике". Другие хотят блестеть переливаться стонать взрываться извиваться красными шелками платьев блеском украшений. Витая лестница. И они всё спускаются, спускаются, шурша тканями и воркуя коленями, как горлинками. На течение ручья можно смотреть бесконечно, слушая его голосок. Не иссякай, пожалуйста