***

Ночь, Луна.
Кругом тугая тишина.
Аллея и садовая скамейка.
На ней он и она,
Возможно, в будущем семейная ячейка.
Вдруг из ячейки голосок:
«О чём, мой милый, ты умолк?
О чём ты думаешь так долго?
Куда впадает наша Волга?
Так я скажу, проверь у мамы,
Она впадает в речку Каму.
А ты подумал, в Каспий-море?
Ах, неразумное моё ты горе.
Я разрешила твою думу?
Или еще чего надумал сдуру?»
Так неожидан был вопрос,
Что он в скамейку сразу врос.
Молчал.
Но отвечать настало время.
И начал он как бы несмело:
«В столь поздний час,
Когда никто не видит нас,
Когда луна и звёзды светят,
Одна сорвалась, небо метит,
А мы вдвоём сидим так близко,
И дерево склонилось низко,
И на душе пока тепло,
А станет вскорости светло…
Мои желанья не скромны,
И так сильны и неуёмны,
Скажу без лишней суеты –
Я думаю о том, о чём и ты!»
Она ему в ответ сердито,
Вся возмущением залита:
«Какой бесстыжий и нахал!
Мой слух такого не слыхал.
Я о тебе мечтала лучше,
А ты, оказывается, худше.
Ах, ты негодник, ах, злодей!
Жаль, не имею я когтей.
И только как тебе не стыдно!
За нашу дружбу мне обидно.
Меня хотел ты опозорить.
Молчи!
Тебе со мной не стоит спорить.
Вот расскажу я всё мамашке,
Про твои подлые замашки,
Чтоб знали все в деревне нашей
Какой сынок у тёти Глаши».
И долго так она шумела,
Пока ему не надоело.
Он встал спокойно и пошел.
И так, наверно б, и ушел,
Если б она, схватив за руку,
Не начала с тоской и мукой:
«Куда же ты пошел, родной?
Не заставляй мне быть одной.
Не слушай возмущения девичьи,
Мы ж думаем одно, а не в отличье.
Он рядом сел…
 И с этой ночи,
Смотря всю жизнь друг другу в очи,
Читали мысли наперед
И ни полслова поперёк…
Они приходят к той скамейке,
Сидят на ней большой семейкой,
Резвятся внуки на аллейке...
Устал рассказывать. Налейте.