Квартирный вопрос

 Документальная поэма

Светлой памяти отца

Жилая квартира – она, ведь, живая,
Я видел много разных квартир…
Знакомый каменный дом, отдыхая,
Во сне однажды меня посетил.

Его рассказ взволновал мою душу,
И мне запомнился странный сон –
Казалось, призрак покой мой нарушил,
При этом был слишком реальным он!

Семейный очаг, городской муравейник;
В домах наши души невольно растут –
Влюбляясь, ругаясь до слез из-за денег,
Соседи и близкие рядом живут.

Глядят на прохожих стеклянные окна,
Машинам знакомым кивают они,
По вечному принципу «око за око»
Мелькают в их жизни упрямые дни.

Встречаются здания слишком больные,
Предметы ломаются в них и гниют –
Жильцы выселяются, люди чужие
В домах этих прошлое рубят и жгут.

Мой дом был из тех, что до старости крепок,
Приснился он мне с сединой на висках –
В одной из моих замечательных кепок,
Когда-то забытых случайно в гостях…

1932-1945

Построен был дом этот в юных тридцатых,
Пилсудский тогда создавал свой «фашизм»,
Боялся он русского красного брата
И тех, кто поверил в идейный нацизм.

Потомственный врач, человек был семейный,
Он сделал гнездо для потомков своих,
Мечтал он, как в старости встретит детей,
Но…
Остался один – среди множества книг.

Жена умерла, дочки прочь улетели,
Сын стал офицером и рвался служить –
Продать новый дом они дружно хотели
И честно наследство свое разделить.

Советская Власть в грозном тридцать девятом
Вернулась в опухший от сна городок,
Свой дом польский врач отдал русским солдатам,
Он думал, что сыну поступком помог…

Попал его сын в плен под Брестом-Литовским,
Их часть отступала от немцев,
Но в тыл
Ударила рать «комиссаров Московских»,
И СССР очень многих пленил.

Когда под Катынью тела раскопали…
Наследник вернулся с оружием в строй –
Его в Польской армии «короновали» –
Погиб он под Ленино,
Как герой.

Ту дочку, что слишком влюбилась в еврея,
Убили во Львове Украйны «сыны» –
Так в жизнь воплотилась земная Идея
О том,
Что друг другу мы все не равны!

Тем временем в доме жил вежливый немец,
Служил он простым офицером СС,
Носил он простую фамилию Леммен
И искренне верил в арийскую честь.

При нем в городке не осталось евреев,
Но освободились две сотни квартир,
И бедные жители,
Словно немея,
Поверили в страшный разрушенный «мир».

Победа, казалось, была на ладони
Немецкого гения скорых побед –
Его подвели Бранденбургские кони,
И снова История молвила: «Нет!»…

Уехал из дома старик в сорок пятом –
В родной и знакомый ему Белосток,
Где младшая дочь танцевала когда-то,
Но после бомбежки осталась без ног.

А в каменный дом поселилось начальство –
Улыбчивый парень из НКВД
И предисполкома.
Они все хозяйство
На два этажа разделили – за день.

*** 

«Ты знаешь – гость вспомнил, запнувшись, былое, –
Какое-то время я тоже служил:
Командовал строем солдат на постое,
Больных офицеров советских лечил.

Во мне ночевал генерал с санитаркой –
Своей боевою походной женой,
Украли они мое кресло-качалку,
Зачем-то на фронт прихватили с собой!»

Дом мне усмехнулся, добавив:
«Не жалко!..
Меня же фашисты чуть не разнесли –
Подвал заминировали «под завязку»,
Но красноармейцы все мины нашли.

Тогда, – он сказал, –
Время плыло рекою:
Колонны, машины, военный обоз…
Но местные жители новых героев
Встречали уже без цветов и без слез.

Из леса пришли и ушли партизаны –
Их распределили по спецлагерям,
Откуда на срочную службу призвали…
Гостей я встречал по армейским часам.

Когда канонада под Гродно затихла,
Все люди в округе взялись за метлу;
Я помню те ранние пыльные вихри –
Простой деревенский победный салют».

1946-1953

И новая жизнь началась…
В огороде
Трудились веселые жены «коллег»,
А два коммуниста сражались с народом
За то, чтобы счастье построить «навек».

В те годы в лесах и деревнях «чудили»
Борцы за свободу «достойных» людей,
Но «два коммуниста» врага победили
Невольною правдой одной из Идей.

Так  было – так жили.
Так в будущем будет.
Идеи, как здания, в душах растут;
Но нет, и не будет придуманных судеб,
Которыми люди счастливо живут!..

Его проклинали, боялись, любили –
Железной он Партии был рулевой –
Как первосвященника, боготворили
Того,
Кто звучал над великой страной.

Портрет его в доме висел, как икона,
На площади памятник мрачно сиял…
Но люди смеялись у тихого дома,
Который, как крепость, над ними стоял.

Когда Сталин умер, в округе вздохнули,
Как будто закончился мрачный кошмар.
А в доме и свечи, и мысли задули –
Соседний с ним храм без огня умирал…

И каменный дом молча стал атеистом
И кладбищем старых потрепанных книг,
И даже заслуженным местным артистом –
Кружок театральный в нем как-то возник.

Жена коммуниста искусство любила,
Подруга
Ее от доносов спасла –
Идея о равенстве в доме прижилась,
И словно уменьшилось качество зла.

Оплот МГБ – комсомол встал на ноги,
Бандиты и «братья» лесные сдались,
Их к этому времени было не много –
Не любит соседей ушастая рысь.

И жизнь потекла, заструилась, как Неман,
Спокойная Котра желтком зацвела,
Краснело закатами робкое время…
А в доме гордыня начальства росла.

И два коммуниста сошлись в частной схватке
За каменный «сказочный» полуподвал,
Один был из Пскова,
Второй – из-под Вятки,
Характером каждый был – будто кинжал!

Как это случилось, дом точно не помнил,
Но дружба соседей рванула по швам;
Они уже жили довольно нескромно –
По жалким уездным советским чинам.

***

«При Сталине каждый чиновник знал место,
Но грамотных нам не хватало вождей –
Повсюду звучало:
«Служи, сука, честно
И бойся воспитанных Властью детей!

В те годы к портфелям пришло поколенье,
Которое знало одну лишь Любовь –
На красных знаменах
Маркс, Сталин и Ленин
Вели их в последний решительный бой.

Что Наш не закончил, то сделает Мао –
Его хунвейбины Китай разнесут;
А Сталину было покорности мало –
Готовил соратникам страшный он суд.

Пример с него брали вожди рангом ниже –
Они все,
Как крысы, дрались за кусок…», –
Казалось, дом мысли хозяйские слышал
И вынес из прошлого ясный урок.

Так было – так жили. Так есть и так будет.
Гордыня и зависть – две тайных сестры,
Они ходят рядом,
Перечат и судят –
Всегда изворотливо злы и хитры.

«Что взять с дураков?! – размышляя, сказал он, –
Не ведают люди, что в жизни творят!
Хлеб власти по-своему горек и солон –
Об этом все знают, но не говорят!»

1954-1961

Все кончилось тем, что обоих вдруг сняли,
Один переехал на родину жить,
Второй же остался при полуподвале –
С начальником первым райкома «дружить».

Доносы текли, анонимки летали…
Хрущев, злую правду открыв,
Не признал.
А в жизни Окраин скрипели детали,
И дом, постепенно взрослея, ветшал.

Его ремонтировал новый хозяин –
Он занял второй – над чекистом – этаж,
Был он коммунистом без воинских званий,
И в городе люди вздохнули: он – «наш»!

Был скоро построен завод «Автопровод»,
Военный расширился аэродром;
Ведущим райцентром стал маленький город,
И символом власти
Стал каменный дом.

Родился в нем первый, но поздний ребенок,
Счастливым отцом стал суровый чекист,
А следом за ним и начальник райкома
Спустился с младенцем по лестнице вниз.

Соседи друг друга с улыбкой терпели,
Совместно беседку в саду возвели,
Качели под липой столетней скрипели,
А груши и яблони дружно цвели.

Дом вспомнил свои предвоенные годы,
За стены его возвратилось тепло
Семейной уютной душевной свободы –
Как будто духовным болезням назло.

Неспешно со скрипом жизнь в горку катилась,
Колхозы вокруг и совхозы росли,
Казалось,
Что злая судьба изменилась,
И счастье народное зреет вдали.

Боль жизни в сердцах словно зарубцевалась,
Народ приспособился верить в мечту,
И праздников новых всеобщая радость
В космическую вознеслась высоту.

Когда приземлился бессмертный Гагарин,
Поверили в будущее старики –
Упал перед ним
С постамента сам Сталин,
Простились кровавые жизни грехи.

***

И дом замолчал, вытер добрые слезы,
С улыбкой печально взглянул на меня…
«Тот день, – он сказал, – в моей жизни дороже
Любого минувшего сна, то есть – дня!»

Голодного века стальная эпоха
И десятилетья смертельной тоски
Вдруг канули в прошлое…
Выстрелом в Бога
Для многих стал взмах космонавта руки.

И этот шнурок!..
По ковровой дорожке,
Как будто знакомый наш летчик прошел!
Нетрезвый чекист сказал сыну:
«Сережка,
Все будет на свете теперь хорошо!»

И сын-пионер в злое счастье поверил –
Нет Бога, и ладно –
Грядет коммунизм!
Все будет бесплатно, откроются двери
Туда,
Где исполнится каждый каприз.

Старинное зеркало треснуло в раме
Уже через несколько радужных лет –
Разбился о Землю полковник Гагарин,
Оставив на небе космический след.

«Да-а!.., –
Дом почесал поседевшую крышу, –
Приметы сбываются с каждым из нас,
Случается – падают звезды и свыше!..»
Он горько вздохнул и продолжил рассказ…

1962 -1971

Играли все дети тогда в космонавтов,
А взрослые люди боялись войны –
По будням не верилось в светлое завтра
Великой,
Но плохо одетой страны.

Когда в октябре эскадрилья из Мигов
Над островом Куба в полет поднялась,
Буржуям Хрущев предложил «скушать фигу»,
Но бомба в Америке
Не взорвалась.

Об этом комдив рассказал по секрету
За щами домашними секретарю:
«Защиты от наших ракет у них нету –
Я это тебе, как мужик, говорю!»

Он многое знал как участник событий
И как боевой генерал ВВС,
Служивший у самой советской границы,
Но спившийся с возрастом здесь.

Гремели воздушные Миги над домом –
Учились над Африкой «асов» сбивать,
Рос город заводом и аэродромом,
Женил на красавицах-«польках» солдат.

А дети росли,
В грязной луже купались –
Военные в речку спускали мазут…
Качели под липой однажды сломались,
И липу спилили,
Но вырыли пруд.

Карасики в нем завелись-поселились,
Их дружно ловили на хлеб и червей…
Дома в центре города
Так изменились,
Что жизнь сразу стала безлико бедней.

Старинные все кирпичи побелили –
Под многоэтажные блоки домов,
И прошлое города похоронили
Без громких речей и обиженных слов.

А дети ходили в две русские школы,
Зубрили историю царских побед,
Как будто не знали их матери горя
И кровью отцовской пропитанных лет.

В столетие Ленина дождь из медалей
Впервые пролился на лучший район –
Год этот так радостно все отмечали,
Что дом не запомнил, каким же был он!

*** 

«Забыл ты, наверное, или не знаешь –
В то время Советский Союз богател,
Америка корчилась во Вьетнаме,
С улыбкой на мир
«Добрый» Брежнев глядел.

Косыгинцы вышли из кабинетов –
Осваивать тысячи новых дел,
Росло производство и хлеба, и света,
Живая работа кипела везде.

Спортсмены советские побеждали
Своих олимпийских друзей и врагов,
Медали заслуженно ярко сияли
На новеньких лацканах пиджаков…

В районе два раза сменилось начальство,
Один за другим
Выезжали жильцы;
Я помню язвительное зубоскальство –
Все больше у власти ценились спецы!

И люди, закончившие институты,
Возглавили в городе новую жизнь –
Казалось,
Часы превращались в минуты;
Совхозами ширился социализм.

Но те же ежовые рукавицы
Охальников гладили по головам –
В соседнем районе для них психбольницу
Построили
С печками на дровах!»

1972-1981

Народ так устал от лишений и тягот,
Что люди сказали:
Пусть дети живут!
Счастливое детство – советская радость,
Последнее детям у нас отдают.

Сплошной дефицит, бесконечная юность…
Наш социализм стал
Такой развитой,
Что гордое русское пьянство проснулось
Над трезвой доселе и скромной рекой.

В пивные подростки пришли
Узким «строем»,
Под славные марши запил комсомол –
Достойная смена погибшим героям
Уселась
За ленинский праздничный стол.

Застолья из дома
В служебных машинах
Уехали в бани колхозных дворцов;
Исчезли хорошие добрые вина –
В багажниках честных партийных дельцов.

Дом тоже пьянел  –
В Новогоднем угаре
До старого праздника хлопал дверьми,
Смеялся у елки он в самом начале,
А после
Бодался с хмельными людьми…

Вдруг выросли дети,
Но не повзрослели,
Как их партизанские злые отцы –
Они хорошо и достаточно ели,
Но взгляды их были идейно пусты.

Стучали их мысли, как те барабаны,
С которыми шли они в детском строю,
Но зрели в тех мыслях –
Привычка к обману
С бездумной мечтой оказаться в раю.

Казалось им:
Рай где-то рядом – за домом,
И он состоит из красивых вещей,
Мелодия рока была им знакома –
Без праведных слов и столетних идей.

Работать, где надо,
Они не хотели –
Трудиться их в детстве никто не учил,
Советские души в откормленном теле
Искали свободу от классовых сил.

Ушли комсомольцы по знаньям
И блату
Из старого дома в распутную жизнь,
Страна не была в их судьбе виновата –
В домах все ступеньки спускаются вниз!

*** 

«А знаешь, что к нам приезжал сам Машеров?
Его накормила хозяйка борщом…
Он был в безрукавке, но с галстуком серым», –
Сказал мне вдруг с гордостью каменный дом, –

В народе его, уважая, любили
За честность, достоинство и простоту…»
«О чем на обеде тогда говорили?» –
Взглянул я на газовую плиту.

Но гость на вопрос мой ответил не сразу:
«Да так… ни о чем –
О детишках спросил
И сразу про то, что баллон с жидким газом
У печки голландской стоит,
Пошутил».

«И все?..»
«Нет не все:
Говорит, мол, спасибо,
Окажетесь в Минске – прошу в гости к нам!
Они, дескать,
С мужем и выпить могли бы
Но надобно ехать – по разным делам!»

«Я думаю,
Просто жильцы постеснялись
С Машеровым поговорить за столом,
А, может,
Понравиться перестарались! –
Добавил стареющий каменный дом, –

Тогда мой хозяин был скромен и молод,
Райкомом недавно руководил…
Когда же Машеров погиб,
То весь город
Шептал, что его КГБ устранил!»

1982-1991

Заглавную цель – коммунизм –
Проморгали
Строители самой могучей страны,
Одну лишь Америку мы обогнали –
В Афгане, и то…
Лишь – с другой стороны!

Отец мой с семьей в старый дом переехал –
На лучший – второй –
«Персональный» этаж;
Признался мне дом через годы со смехом,
Что сверху глядел он сначала на нас.

В то время учился я в пединституте,
И в эту квартиру невесту привез –
Казалось нам:
Жизнь лишь смеется и шутит,
Что долго не будет ни горя, ни слез…

В семье у чекиста свершилось проклятье –
С пороком сердечным родился их внук –
За  то, что когда-то
Детей «лесных братьев»
В спецдом отправлял он, сажая «подруг».

Недолго с соседом мы в шашки играли –
Он умер с улыбкой на сжатых губах,
А внука его за границей спасали –
Он смерть перерос с черной болью в глазах.

Один за другим умирали генсеки,
Над каждым из них
Исполняли балет,
Эпоха советского человека
С ухмылкой плевала покойникам вслед.

И вот он пришел –
Реформатор без Бога
В пропитанной лозунгами голове –
И так повернул-перестроил дорогу,
Что та затерялась в житейской траве.

За несколько лет опустели прилавки,
В толпу болтунов превратился народ –
И в злой толчее,
И в бессмысленной давке
Лихой комсомол устремился вперед.

Вожди его «знали», что люди хотели,
Они понимали,
Зачем нужна власть,
И ГКЧП словно заживо съели –
Затем,
Чтобы к Пьяному в ноги упасть.

Жильцы дома сутками в телеэкраны
Смотрели, как будто Горгоне в глаза –
История часто сидит на диване
С бесстрастным лицом,
Обернувшись назад!

*** 

«Задумайся только:
Куда все пропало?! –
Сказал дом, с насмешкой взглянув на меня, –
Рабочих же рук на земле не хватало,
Росла урожайность,
Как дым без огня!..

Начальство награды едва успевало
Друг дружке
По праздничным датам вручать,
Героев труда тоже было немало,
В отчетах царила одна благодать.

Хотя, может быть,
Только в нашем районе
Строительство и производство росли?
А как же в Кубани – при их черноземе?..
Куда все продукты «враги» увезли?!

В моих огородах росло все, как надо,
Не буду я и на соседей плевать!
Отец твой
Свои заработал награды,
И честно трудилась до старости мать».

Не знал я, что доброму дому ответить –
Он дольше меня в нашем городе жил,
И многое помнил
И видел на свете,
И разным хозяевам в жизни служил.

Я лишь промолчал, пожимая плечами,
Что, дескать, в политике я не знаток,
Что лучше меня вы все знаете сами,
А этот вопрос –
Мой «домашний урок».

1992-2001

Страна по свистку развалилась на части,
В пыли утонул небоскреб СССР –
Весь мир поразился такому
Злосчастью;
А каменный дом тяжело заболел.

За долгие годы он людям поверил –
В их общую глупость,
Но все же – мечту!
Теперь же открылись границы,
Как двери
В бессмысленность прошлого и пустоту.

Квартиры страдают от пьянства и лени,
Дома – от поступков несчастных людей…
За Сталиным канул в безумие Ленин –
Сердца поразили
Осколки идей.

Заботливый отпрыск былого чекиста
Награды отца иностранцу продал,
Жена его вдруг оказалась баптисткой,
Сын бабушку
«Дурой советской» назвал.

Мой брат стал заносчивым и слабовольным,
Женился,
И не прекратил выпивать;
Я жизнью столичной казался довольным –
Тревогу родных не спешил понимать.

Когда экономика вслух отказалась
Простому народу покорно служить,
Отец,
Презирающий лживость и самость,
Решился уехать и должность сменить.

В квартире остался жить брат.
Он развелся
И запил по-черному в тихом аду,
Однажды проездом
В дом старый зашел я
И понял, что брату помочь не смогу.

Отец наш не принял душой перемены
И умер от рака,
За ним – через год
Не стало и брата, который мгновенно
Упал без сознания –
Сердцем вперед.

И бедная мама пустую квартиру
Морскому бродяге в слезах продала –
Он был капитаном,
Ходил он по миру…
Два года квартира бродягу ждала.

Уже протекала бесхозная крыша,
Уже прохудился кленовый паркет,
Уже в старом доме голодные мыши
И голуби грязный оставили след…

***

«Лихое холодное лживое время
Калечило бывших советских людей,
Законы его принимали не все мы –
Но жизнь состоит из обычных вещей.

Скорее всех поняли это бандиты
И те,
кКому было на все наплевать, –
Дом выглядел хмурым и даже сердитым, –
О многом не хочется и вспоминать!..

Ты знаешь, что брат твой с чужими деньгами
Однажды поехал курьером в Москву?»
«Да, помню, – сказал я, – в него там стреляли,
Но я почему-то не верил ему».

Гость так посмотрел, что я сразу смутился.
«Он – брат твой родной! – дом с укором сказал, –
Ты в церкви потом перед ним извинился?»
Я мрачно кивнул, и старик замолчал.

Он знал, что на деньги того капитана
Я в Минске квартиру себе приобрел
И тоже развелся, как это ни странно,
И смерть свою тоже едва не нашел…

Прости меня, брат!..
Извини меня, мама!..
Еще ты жива – я ругаюсь с тобой.
Отец, я такой же, как в детстве, упрямый,
Но все-таки… часто бываю другой!

2002-2011…

Прошло десять лет, как мы с домом расстались,
Живет он в четвертой по счету стране;
Виски с сединой – это вовсе не старость,
Увы! – поседели они на войне.

Моряк, поселившись в нем, быстро женился,
Хозяйку из Минска в райцентр перевез –
Любви их нежданной дом не удивился;
Под новою крышей он даже подрос.

Свидетель общественных катаклизмов,
Сейчас дом прогнозом погоды живет
И смотрит на юную нашу Отчизну,
Когда она в школу учиться идет…

Морской капитан занялся садоводством,
Участок его – словно маленький юг
С лозой виноградной,
 Его «пароходство» –
Картошка, капуста, редиска и лук…

Дом знает и ценит вниманье соседей –
Коттеджи в округе растут, как грибы,
Но старый знакомый мой тоже не беден
И нет у него до сих пор бороды.

Для дома столетие – это не возраст,
Есть в городе здания старше него
И выше намного, казалось бы, ростом,
Но знаю о них я – почти ничего!

Дом рядом со мной и в искусстве и в жизни,
Я с ним говорю о природе вещей –
О том, что казалось нам социализмом,
А было одной из всемирных Страстей.

В райцентре моем победил «обыватель»,
Он – это простой белорусский народ,
Который живет от зарплаты к зарплате
И эту зарплату себе выдает.

Вступили мы в новое тысячелетье,
И новые слышим мы с домом слова –
И кажется:
Все изменилось на свете,
Но зрелая память о прошлом права!

Во все времена лишь одно постоянно:
В изменчивом мире растет человек,
Но к тем же ошибкам стремится упрямо
В свой Богом отпущенный маленький век.

***

«Так сколько же ты наблюдал поколений?
И сколько увидел хороших людей?»
Ответил мне дом:
«Для меня вы – как тени
И воспоминания прожитых дней.

Я помню,
Как люди друг в друга стреляли –
У каждого правда болела своя,
И помню,
Как рядом сады вырубали,
Насилием трезвость в округе «творя»…

Как сверху спускали приказы, что сеять,
Когда начинать убирать урожай,
Как всех вас учили не думать, а верить
В Великий Октябрь и пламенный Май.

Я помню:
Впервые, когда я был молод,
Услышал, как добрые люди поют…
Хорошие люди построили город,
В котором я рядом со школой стою!

Эпоха моя – это ваше движенье
По вечной спирали –
Дороге к Творцу;
Взгляни,
Каким стало твое поколение –
Поставь с благодарностью свечку отцу!

Увы!..
Самолетов в районе не стало –
Разобран и продан был аэродром…
Но Время когда-то,
Я помню,
Взлетало!» –
Закончил с улыбкой мой каменный дом.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Проснувшись, я с болью подумал:
Быть может,
Мне в образе дома приснился отец?
На час опоздал я
У смертного ложа
Проститься с покойным,
И вот наконец…

Был дан Небесами мне способ увидеть
Того,
Кто мне жизнь и любовь завещал.
Я молча вздохнул –
Так мне стало обидно,
Что в призраке дома отца не узнал!

Как часто случается с нами такое –
Ты хочешь признаться кому-то в любви,
Но что-то мешает,
Когда вас лишь двое –
Как будто язык твой гвоздями прибит.

Я верю, что нету для любящих смерти,
Что слышат и помнят родные нас Там –
Я в этом уверен,
И вы мне поверьте! –
Что судят нас лишь по хорошим делам.

Боль жизни права –
Оттого и страдаем,
Что учимся мы в этом мире любить –
И только тогда
Землю мы покидаем,
Когда без любви нет желания жить!

5 декабря 2013 г.