Летать

Он понял, что может это, еще в детстве.

Как-то на него наорала мать, отмахнулся отец, обдала холодным презрением сестра-подросток. А у него рвалась на части маленькая, детская душа. Мама утопила в ванной котенка, которого он так и не смог пристроить никому из знакомых. И велела его закопать. Сверточек из тряпки с мокрым тельцем. Ослушаться было невозможно.

Как всегда, он выполнил материнскую волю. Прямо в их дворе, за забором детского садика, в мелкой ямке. Благо, был выходной и кругом царила тишина. Как и положено на погребении.

Но когда он шел домой, когда ноги не несли его в подъезд, где — он знал — ждали не его самого, а лишь доклада об исполнении приказа, он полетел.

Странно: он видел себя с высоты, себя, понурившегося на лавочке у подъезда, далеко внизу. Так далеко, что потерялась связь между душой и телом. Почему опущены плечи, почему в глазах лужи, почему дрожат испачканные землей пальцы, — воспарившее сознание полностью отреклось от земного. Он летел сквозь теплые и мягкие облака, его слепило ласковое солнце, он расправлял ладони и чувствовал, как сквозь пальцы струится ветер. Он обнимал небо, и оно дарило ему покой. Он был счастлив и знал, что это состояние теперь с ним навсегда.

Во второй раз он полетел, когда был в армии.

Постылость казармы, тупость бытия, сослуживцы, которым было бы лучше вовсе не рождаться, крайняя усталость и боль от побоев однажды привели его в транс. Он сидел в душной и вонючей сушилке, пытаясь отогреться после разгрузки вагонов, слушал чужую гортанную речь за дверью, и снова полетел.

Наркоза от этого состояния в первый раз хватило на годы. Второй полет облегчил душу лишь на месяцы. Потом он летал еще, но каждый раз все короче, все менее остро испытывая чувство полной свободы и облегчения. Он даже стал думать, что почти не нуждается в умении летать.

Другие же не летают. И ничего – живут…

Все изменилось, когда он умер.

Свечи в изголовье воняли. Гроб был жестким и тесным. Разговоры родственников — как всегда ни о чем. Она плакала искренне, она… Но он сам уже не принадлежал к этому миру. И не хотел оставаться здесь.

У балкона курили. Он вместе с сигаретным дымом выскользнул за створку форточки. На воздухе расправил плечи и хотел устремиться ввысь, как тогда, у подъезда…

Падение было страшным. Достигнув земли, он не разбился. Он проваливался сквозь своды подземелий, они расступались под ним одно за другим. Ему не было больно. Ему даже не было жутко. Ведь он не знал главного.

На каком-то подземном этаже его катастрофическое обрушение закончилось. Он увидел зал, гроб, в нем — свое тело. И увидел, как в него входит он сам. И понял.

Путь закончен. Душа умерла. А мертвые… они не летают.

Февр 2010