К людям

Я Александр, но я, увы, не Пушкин,
Арапской капли  крови нет во мне.
Мой голос среди миллиардов тонет,
На этой богом проклятой земле.

Где брат на брата, а сестра на маму,
Готовы за полтийник нож поднять.
Где доллары и евро – цель для жизни,
И свое  благо через распри умножать.

Где на призыв порвать кадык у Власти.
Стяг  родины своей готовы растоптать.
Вознесть к Олипму ловких пид…ов,
Которым интересна только Власть.

Не интересна  кровь, что будет литься,
Им интересен лишь гемоглобин,
Давно уже отлитый и на экспорт,
Отправленный, для их же гильотин.

Но отрезвление придет, увы, все поздно,
Сгорел и дом, и церковь, и сарай.
А у погибших местом для погоста,
Останется одно лишь место – Рай.

А может быть и Ад, кому как светит,
Невинным – крылья, виноватым – плеть.
Но почему, такая жизнь Вам претит,
Как будто бы боитесь не успеть.

Пожить спокойной жизнью и в покое,
Растить детей, построить вечный дом.
Любить родных,  сообщество мирское,
И выбрать правильно себе кем был ведом.

Но нет, давайте хлеба, зрелищ, воли,
Свободы слова, камням, кулака.
Огня побольше, ненависти, боли,
И жизни, что не стоит и венка.

Вперед! На мины! На ОМОН!  На танки!
Власть не дают – берут, под топот ног.
Вот так идут на запахи обманки,
На свой погост, под скрип хоронных дрог.

И ничего – ни памяти, ни слова,
Вы не оставите другим, сгорев в печи.
Завоют на просторах  Ваши вдовы,
Но только если выживут они.

А может быть и в Лету канут дети,
Что Вы растили на убой Властей.
А может, ожидают деток  плети,
В усладу махозистов всех мастей.

И будет Смерть тогда казаться избавленьем,
Не Ваша – их, но только поскорей.
А сил уже не будет и никто не спросит,
Свободы слова, кулака, камней.

Защелкнется ярмо, и кандалы повиснут,
Сбивая четкий шаг, и ясной мысли ход.
История свершится ныне присно,
И речка летописи свой покинет брод.

Я Александр, но я, увы, не Пушкин,
Неслышен голос мой среди толпы.
Беснуется народ в огне разрухи,
Еще не начинавшейся войны.