Мартовские иды

Город стучит в меня голосом – жжёным, больным –
только дотронься – как вспыхнешь, как тонкая спичка!
Лёд не надломится, верь мне. Не надобно сил:
мартовских ид дожидайся, а дальше – привычка,

город – рывком! – по кифаре! – стянуть, закричав,
тогу собрав на груди в помертвевшие складки…
Что, помогла тебе Веста, помог ли очаг,
хочешь ещё ли быть первым средь явственно равных?!

Здесь у нас – небо, а здесь догорают огни:
нет, замолчи и ладоней ко мне не тяни.


С каждой страницы – твой голос: и видится мне
тело на площади, улицы – каменной пастью!
Властолюбив, говорю: только я – как во сне,
может быть, лучшее -
в форум – в бессмертие -
пасть бы,
ринуться рыбкой,
усилив меж нами разрыв,
здесь не бывает того, что поистине страшно!

Кто там? Антоний? Скажите, что он говорит,
что он твердит о нём? Впрочем, и это неважно.

Истина только лишь в том, что безумье горчит:
нет, умоляю, теперь, после смерти – молчи.


Рим – лишь гробница. Я понял всё это давно.
Плачет Антоний,
плебеи безмолвствуют в дыме…
Цезарь, ты умер – зачем же стучатся в окно
тонкими пальцами – бледные тени Эриний?
Цезарь, ты умер! Я помню сверкнувший кинжал,
чёрную сталь, что задела взметнувшийся локоть…
Слышишь, Антоний – ведь ты же мне руку пожал
рядом с убитым!..

Ну что же, зачем это помнить.

Помню лишь голос, а дальше туманы и ночь:
мартовских ид никому уже
не превозмочь.