Перелётные острова

СТИХИ ИЗ СБОРНИКА ( 1997 - 2004)


***

Отгнездилась здесь крачка малая
и у чаек любви пора.
Подыму, словно листья палые,
два пера.

Остров "Долгий" - он мне на память,
а "Подкова" - тебе на жизнь.
Нам любовь, как веслом, табанит -
не случилось бы, окажись?!

...Провожала меня до станции -
не корила, была права:
всё, от жизни что мне достанется -
Перелётные острова.


РОДИНЕ

Если, правда, с тобою проститься
довелось среди ясного дня -
диким голосом раненной птицы
прокричу: это я, это я!

Через все рубежи и границы
я прошу, умоляю, любя:
если мне не дано возвратиться -
прокляни, только помни меня.


ЧУЖБИНА

В этом баре пустынном за столиком
отрешенно стакан подниму.
Я не то, что бы стал алкоголиком,
но приходится пить одному.


***

Я чувствовал на расстоянии
и ясно видел дни твои,
не выходя из состояния
предсмертных судорог любви.

Я знал, как стрелки переводят
ополоумевшей судьбе
на этом страшном переходе
души в ничто, в небытие.


***

Прожитое - на слом.
Начинаю сначала.
И табаню веслом
у чужого причала.

Перекошенным ртом
за себя отвечаю.
То, что чую нутром -
то я и получаю.


ДЕПРЕССИЯ

Хлопает дверь - обрывается сердце.
В этом провале тягостных дней -
воспоминанием не отогреться.
Что происходит в жизни моей?

Надо (всего-то) почувствовать снова,
как родники на заветной реке,
вкус первородного русского слова
на онемевшем моём языке.


НОСТАЛЬГИЯ

Ностальгией не болен по родине
и под нос не пускаю соплю:
письмецо прочитаю - вроде бы,
как любил её, так и люблю.


ПОНИМАЕШЬ

...Что жизнь не проходит,
а уже прошла,
понимаешь, не едва дыша,
а в какие-то пятьдесят два -
понимаешь, дыша едва.
Понимаешь, что оставленные книги
уже не прочитаешь.
И не приедешь в город, где родился
и прожил полгода.
И если бы даже удавился -
не стал бы кумиром
своего народа.
Понимаешь, что утро померкло
и не свежее дня.
Всматриваешься утром в зеркало -
и не обнаруживаешь себя.


ФЭРРИ

Паром, гудя, отходит утром рано
и Стейтн-Айленд брошен, и забыт,
когда плывёт навстречу панорама,
вмещающая мира габарит.

Как хорошо довериться обману
и полагать, что это ты паришь
там, где над выходом к простору океана
летит, как птица, Верразано бридж.

Швартовый 'обнял кедровую сваю -
ступаю на Манхэттен, как на ринг:
причалив к У'айтхолл, сразу попадаю
в кубы и полусферы Б'оулинг-Грин.

Как хорошо - меня никто не знает
и мне по фене инглиш, как санскрит:
ни ихний бык меня не забодает,
ни индекс Доу-Джонса Уолл-стрит.

Родимый город, можешь спать спокойно.
Хотя Манхэттен чудо из чудес,
я искушенья выдержу достойно -
Антония покруче путал бес.

Всё хорошо - судьба играет в прятки:
как маленькая девочка в слезах,
идёт вперёд без страха и оглядки
и видит всё с повязкой на глазах.


ДЕЛЁЖ УЛОВА

Когда под осень зреет полнолуние
и к берегам подходит "батэр фиш",
на грани озверенья и безумия,
как ни старайся - ты не устоишь:
уже идёт разборка по понятьям
и ревностный, неправедный делёж,
и мордобой, и подлость, и проклятья,
и рядом бомж хватается за нож...
А днём, когда всё пропито и продано -
на пирсе братство, мир и благодать.
И этот пирс мне сладостен, как родина.
Но будет ночь - вражда придёт опять.


ТРЕПЕТ СТРЕПЕТА

У подсолнуха — конопля
за околицей.
Лёт пошел на поля —
видно, горлица.
Как на просо косарь:
тянет-вытянет —
это только сизарь,
но не витютень.
Станет лес чесучу
кроны стряхивать —
по подлескам "топчу"
птицу вяхиря.
Время поздних опят.
Трепет стрепета.
А вдогонку летят
гуси-лебеди...
Это было — ушло.
Было — кануло.
Всё теперь хорошо.
Неприкаянно.
Только память скользит
тенью кроншнепа.
Мой охотничий реквизит —
весь из прошлого.


"НИ ДНЯ БЕЗ СТРОЧКИ"

Я хожу, как по стеклу босиком -
косяком пошли стихи, косяком!
А потом хожу, как по стеклу муха -
целый месяц ни гу-гу, глухо.


КАЛИГУЛА

Посреди распада и разврата -
алчет крови жертвенный алтарь.
Отложи любовь свою на завтра,
"лучший раб и худший государь".

Без вины всем тем, кто виноваты -
протяни вперёд своё кольцо.
Предьяви народу и сенату
страшной власти бледное лицо.

Нет, не ты, Калигула, в ответе
ни за нравы, ни за времена.
То ли ещё будет на планете.
Бедный мальчик. Дикая страна.


АНТРОПОЛОГИЯ

Превратился объект в субъект
на исходе двадцатого века:
есть искусственный интеллект!

Нет искусственного человека.

На дворе двадцать первый век -
взяты новые рубежи:
есть клонированный человек!

Нет клонированной души.


***

Господи! Этой зимой -
от Рождества до Крещения -
падают на аналой
слёзы любви и прощения.

Господи! Я не святой,
не преуспевший в Учении.
Что же ты делишь со мной
хлеб и общение?

Господи! Это же - я,
ополоумевший в тщании
тайну постичь бытия
через слова покаяния.


***

Пока живу ещё, пока
ещё живу я, в самом деле,
и слово бьётся у виска,
как новорожденный в купели,
пока тяжёлая рука
неотвратимого недуга
меня не обняла, как друга -
всё бьётся слово у виска...


***

доченьке

Ты свежий, целебный с горчинкою сок
в берёзовой роще весенней.
Свернувшейся крови он гонит поток
по венам в моём средостенье.

Возьми моей жизни последний кусок.
Без родины, видишь, озябла как.
Ты - ранний, морозом прибитый цветок.
Я - позднее, зимнее яблоко.


ХОРОШИЙ СОН

Мне снился сон, что ты ушла из дома,
что ты ушла неведомо куда.
Искал тебя я, спрашивал знакомых -
хоть ты во сне являлась иногда.

Больная, старенькая, худенькая мама.
Ты говорила: "Вышел, видно, срок.
Мы прожили так много и так мало...
Ты не ищи, забудь меня сынок".

А я всё шел и звал тебя, и плакал -
надеялся услышать твой ответ.
Кончался сон и явь была расплатой:
я понимал - тебя на свете нет.


ПЛОХОЙ СОН

Я приехал, а здесь никого уже нет -
будто не был я в городе тысячу лет.

Где мой дом? Где моё дорогое окно?
Здесь живут незнакомые люди давно.

Всюду тени и призраки прожитых лет
одиноко стоят и глядят мне во след.

Только мамы могила узнала меня
и зовёт корневищем засохшего пня.


***

Когда к пыткам воды и огня
поведут меня адскою ночью -
не волнуйся, ты скажешь, сыночек.
И собою заменишь меня.


***

Домик рыбацкий на том берегу.
Смолят баркасы, штопают сети.
Самое лучшее место на свете -
только доплыть до него не могу.

Сколько я не был в этих разливах?
Вот и вернулся на круги своя
криком прощальным и сиротливым
вдаль улетающего журавля.


***

Молча меня проводила до пристани.
Помни, сказала - и весь разговор.
Что же ты смотришь долго и пристально,
смотришь - как будто в укор.

Я оглянусь уже там, за излучиной -
как на себя оглянусь.
Всё, что тебе не ответил - заучено
мною теперь наизусть.

Дальше от берега - ближе к фарватеру.
Ты мне почти не видна.
Чёрною пеной, как лава из кратера.
брызжет вода от винта.

Помни - как будто бы всё подытожено.
Помни - как будто держись.
Я получу ещё то, что положено -
хватит на целую жизнь.


* * *

Весна была холодной, поздней,
какой-то рваной — без надежд.
И я не знал, что будет после
её расхристанных одежд.

Я разлюбил её и бросил.
И не скрывая свой обман,
я вспоминал былую осень,
как неоконченный роман.


РОМАНС

Чего-то жду - печаль такая.
Опавший листик подниму.
Господь ли душу отпускает,
или душа летит к нему?

Чего-то жду, когда светает
и ветер ветку гнёт к окну,
и в синих сумерках сметает
надежду в горсточку одну.

Ладонь, как нищенка слепая,
я к этой горсточке тяну.
Чего-то жду, как вспоминаю,
но только вспомнить не могу.

Чего-то жду, а что - не знаю.
Куда глаза глядят - иду.
Молчу. Предчувствую. Внимаю.
Чего-то жду. Чего-то жду.


НЬЮ-ГЭМПШИР

Нью-Гэмпшир, Фрост.* Леса. Озёра. Горы.
Индейский мир, английские просторы —
американский северо-восток.
И родины берёзовый упрёк.

Нью-Гэмпшир. Здесь рукой подать до зоны,
где обитают б'афало — бизоны,
чей нрав, хотя когда-то был суров —
сегодня добродушнее коров.

Нью-Гэмпшир. На любой из здешних троп —
весной кленовый варится сироп.**
Здесь Хронос не бежит, а протекает,
как Стикс (для образованных — метафора такая).

Нью-Гэмпшир. Путь, как «из варяг и в греки»,
точнее — в янки. Лес. Озёра. Реки.
Я не читал в оригинале Фроста,
но здесь подстрочник — ясно всё и просто.

* Нью-Гэмпшир — небольшой северо-восточный штат США. Во времена колонизации эта территория входила в состав так называемой Новой Англии.
Роберт Фрост — один из крупнейших американских поэтов XX столетия, живший в этих местах.
** Весенняя варка кленового сиропа из сока сахарного клёна — старинный промысел Нью-Гэмпшира, сохранившийся до наших дней.



ЭТОТ ПОЕЗД

Проснусь чумной, как от запоя.
Уйду под скрип чужих дверей.
Пустой вокзал. Почтовый поезд.
Ночной перрон без фонарей.

Как звери ходят к водопою -
уеду прошлому вдогон.
Куда бежишь ты? Что с тобою?
Зачем ты ищешь мой вагон?

На всякий случай - нож за пояс,
но нет за пазухой камней.
Куда несётся этот поезд
без пассажиров и огней?

Вернусь, как с полюса на полюс.
Прижмись ко мне и обогрей.
Куда несётся жизни поезд
без остановок, всё быстрей?

Судьба дописывает повесть.
Не так осталось много дней,
когда прибудет этот поезд
к конечной станции своей.


***

Этот дар не по росту мне природа дала.
Гениальное просто, как чужие дела.
Пахнет родиной воздух у реки поутру.
А вернуться не поздно, даже если помру.
У чужого погоста пару метров займу.
А вернуться не поздно - было б с чем и к кому.