Ему давно уж некуда спешить...

Ему давно уж некуда спешить,
И заводя будильник по привычке,
Откроет он дряхлеющей рукой,
Альбома пожелтевшие странички.

Хозяина постарше «фолиант»,
Потертый переплёт из мягкой кожи,
В нём галерея судеб, редкий бриллиант,
И каждая судьба в отдельной ложе.

Здесь вся история его семьи,
Взгляд предков с потускневших фотографий,
Но есть пустые ложи, в их тиши,
Расстрелянные тени биографий.

Фамилия его не по  отцу,
Хотя от деда и отца не отрекался,
Но хлёстко били непокорных по лицу,
Он с материнскою фамилией остался.

А жизнь текла, как будь-то неспеша,
Историю преподавал, не запирая душу,
Но мнимой демократии ревущая волна,
Разбила его флот, он выброшен на сушу.

И снова нужно все менять
Подстраиваться, чем-то поступаться,
Он до сих пор не может мир понять,
Зачем о грабли дважды запинаться.

Ведь ложи снова могут опустеть,
И «фолианта» галерея может оборваться,
И будет некому, и не на что смотреть,
Альбома жёлтые страницы растворятся.

А лица с фотографий его в ночи манят,
След деда не нашёл в архивах на Лубянке,
Не верит он давно в житейский банкомат,
И некому отдать нули в швейцарском банке.

Вот так и затихает его расстрельный род,
Не выдержав удара с государством в стычке,
На сколько же бесправный и обманутый народ,
Будильник он заводит всё так же по привычке.