Новогодняя ночь Пятый рассказ про Марту Амвросиевн

Марта Амвросиевна давно разлюбила праздники. Она одинаково неуютно чувствовала себя и в свой день рождения, когда получала неизменные пожелания здоровья и «прожить до ста лет», и восьмого марта, потому что в этот день уже давно никто не дарил ей цветов. Но особенно тягостно в последние годы проживалась новогодняя ночь.

Сверкающая, поющая, танцующая, эта мандариновая ночь когда-то пролетала в одно мгновение, вспоминаясь наутро мимолётным видением. Тогда, в детстве, да и в юности, пожалуй, тоже, её всегда было мало, а наступление каждого первого дня каждого нового года сопровождалось ощущением ускользнувшего чуда. Но почему-то верилось, что уж в следующую новогоднюю ночь долгожданное чудо непременно случится, оно ворвётся в дом и в жизнь ярким салютом, и останется там навсегда!

Марта Амвросиевна подошла к окошку, облокотилась на подоконник и засмотрелась на сверкающий город.  Стёкла у неё всю зиму не замерзали, лишь возле дерева рамы покрывались тонким ажурным слоем льда. К процессу утепления окон на зиму Марта Амвросиевна всегда относилась серьёзно, она долго и тщательно конопатила старой, слежавшейся ватой каждую щелочку на стыке рам,  проталкивая её лезвием небольшого ножичка в глубину. Результатом этой кропотливой работы являлась возможность всю зиму, и даже в самые её морозные дни, быть в курсе дворовых событий, и неизбывная зависть Васьки – Василисы Петровны, живущей тремя этажами ниже. Ваську, тучную старуху, прикованную к инвалидной коляске и в любое время суток маячившую в окне, за глаза именовали не иначе, как Справочное бюро. Но на зимний период Марта Амвросиевна с удовольствием узурпировала это звание у соседки, потому что  соцработники к работе своей относились халатно, конопатить окна не умели, и с наступлением морозов Васька могла наблюдать только за появлением новых снежных узоров на стёклах своего окна.

Зато Марта Амвросиевна видела всё. Казалось, что у неё вдруг открылось  много глаз – так отчётлив и многомерен был мир за стеклом! Небо в звёздах, как в гирляндах; снег на крышах домов – искристо-белый; многоцветные квадраты окон, за каждым из которых непременно угадывается островерхий ёлочный силуэт… Улицы и дома сверкали радостными огнями, а Марта Амвросиевна лицезрела всё это великолепие, стоя у окна в комнате, погружённой в темноту.

Где-то на антресолях, упакованная в картонную коробку, лежит ярко-зелёная искусственная ёлка, 50 сантиметров высотой. Марта Амвросиевна купила её лет 10 назад, в тот год, когда оказалось некому принести в дом настоящую, живую ёлку. Она долго читала приложенную к покупке инструкцию, затем насаживала на палку (ствол, стало быть) четырёхлапые, похожие на знак «плюс», пластмассовые ветки. В собранном виде ёлка имела непрезентабельный вид, словно кто-то над ней поиздевался, выстриг пушистость.  Поэтому Марта Амвросиевна особенно тщательно украшала её, надевая на неколючие ветки стеклянные шары, занавешивая прорехи тонким блескучим дождиком, обматывая длинной гирляндой. Шары были новые, а гирлянда старая, привезённая Мартой Амвросиевной из родительского дома. Большие, с ладонь, узорные колокольцы, когда в них загорались разноцветные лампочки, отбрасывали на потолок и стены причудливые тени.

Несколько дней Марта Амвросиевна тогда ходила вокруг украшенной ёлки, пытаясь привыкнуть к ней, поверить в её новогодность. А за сорок минут до того, как начали бить куранты, она деловито сняла с неё все украшения и споро разобрала на запчасти, уложив их снова в коробку. С тех пор Новый год Марта Амвросиевна встречала в темноте.

Уличный подоконник её окна был завален пушистым снегом. Неожиданно откуда-то сверху, судорожно махая крылышками, на этот снег спикировал маленький взъерошенный воробей. Он провалился в сугроб на подоконнике, из которого виднелась теперь только его головка с испуганными бусинами глаз и раскрытым в крике клювом. Марта Амвросиевна предполагала, что клюв был раскрыт в крике, самого крика за двойными, плотно закрытыми рамами, она не слышала. Зато видела, как воробей безрезультатно пытается освободиться от снежного плена, подпрыгивает, бьётся, взметая снежинки. И тут раздался громкий звук: БОМММ! Это старые напольные часы из своего пыльного угла возвестили начало последних мгновений уходящего года.

Воробей словно услышал этот громкий звук, он замер, съёжился. БОМММ! Марта Амвросиевна прильнула к стеклу – жив ли воробей? БОМММ! Лёгкое веко  - вверх, вниз, быстро-быстро. Жив! БОММ… Марта Амвросиевна схватилась за ручку, повернула её и дёрнула раму на себя. БОММ… Ах, ведь здесь две ручки! Поворот, рывок … БОММ… Спрессованная вата длинной сосиской упала на пол, ручка на второй раме повернулась с натугой… БОММ… Вторую ручку пришлось несколько раз ударить ладонью, чтобы она сдвинулась с места…БОММ… смахнула выпавшую вату, чтобы не мешала… БОММ… рывок… в лицо впился морозный воздух…  БОММ…  обеими руками сгребла застывшего в шоке воробья и вместе со снегом втянула в дом …БОММ… захлопнула одну раму (стекло уже матово блестело, покрытое тонким слоем льда), другую, и, словно ноги отнялись, опустилась на пол рядом с батареей …  БОММ!

Воробей чистил мокрые пёрышки, растаявший снег тонкой струйкой стекал с подоконника на пол. А в небе загорались новые яркие звёзды – это огни праздничного салюта взлетали под счастливые, чуть пьяные, а потому бесшабашные, крики людей. Там они цеплялись за невидимые облака и светили, светили, светили… Их свет сквозь стекло проник в квартиру  Марты Амвросиевны и  яркими вспышками разрисовал полотно потолка. Теперь здесь не было темно.
27.11.2013    в  01.23 - 05.25