Сара Тисдейл. Сын плотника

Рассвет был короток, а днём
Земля, как будто бы огнём,
Раскалена.
И вечером прохлады нет,
И сумрак лёг на Назарет,
Как пелена.

Горячий воздух в мастерской
Пах свежеструганной доской
И дотемна
Пила вгрызалась в дуб, а тот
Стонал, так словно сердце рвёт
Ему она.

Был узкой улочки проём
Заполнен бранью и враньём
И вширь, и ввысь.
Там крики римлян, египтян
С наречьями заморских стран
В одно слились.

А иногда правитель сам,
Спешащий по своим делам,
Являлся тут.
Тогда, по сторонам теснясь,
Чтоб под копыта не попасть
Спасался люд.

Мальчишки, отбежав скорей,
Глазели, стоя у дверей,
Как пилят брус
Иосиф с сыном; шум затих,
И, труд окончив, мимо них
Прошёл Исус.

Он шел, не поднимая глаз,
Чтоб участь ту, что в звёздный час
Ему дана,
Там, в той неведомой дали,
Из чаши неба и земли
Испить сполна.

Остывший ужин на столе.
Мария, словно постарев,
Всю ночь ждала,
Где он - без пищи и без сна...
Но лишь на Западе луна
Свой серп зажгла.

И вот он тех ворот достиг,
Где сонм убогих и калик
Его встречал,
И он ступил за тот порог
Где мрак, безветрен и глубок,
Спокойно спал.

Глазами звёзд смотрела мгла,
Туман струился, и легла
На плащ роса.
И сквозь безмолвия покров
Он тайных дум услышал зов
И голоса.

Они всё разрастались в нём
Неутихающим дождём,
Из всех округ,
От всех печалей и скорбей,
К нему в надежде и мольбе
Простёртых рук.

Тем крикам не было конца,
Из уст калеки и слепца
Был клич един -
От тех, кто сир и угнетён,
Одно лишь слово слышал он:
"Приди!"

Внимая этим звукам, он
Стоял, луною освещён,
И вдруг с высот
Гром прокатился, как сигнал,
И смолкло всё...теперь он знал,
Что он пойдёт.

И в свете молнии, как днём,
Увидел он свой отчий дом,
И Назарет -
Седой Иосиф в мастерской
Один хлопочет день-деньской
Остаток лет.

Сгущалась тьма над головой,
Поднялся ветер штормовой,
А дома - мать
Слезами встретила рассвет,
Тех странных голосов вовек
Ей не понять.




THE CARPENTER'S SON

THE summer dawn came over-soon,
The earth was like hot iron at noon
In Nazareth;
There fell no rain to ease the heat,
And dusk drew on with tired feet
And stifled breath.

The shop was low and hot and square,
And fresh-cut wood made sharp the air,
While all day long
The saw went tearing thru the oak
That moaned as tho' the tree's heart broke
Beneath its wrong.

The narrow street was full of cries,
Of bickering and snarling lies
In many keys--
The tongues of Egypt and of Rome
And lands beyond the shifting foam
Of windy seas.

Sometimes a ruler riding fast
Scattered the dark crowds as he passed,
And drove them close
In doorways, drawing broken breath
Lest they be trampled to their death
Where the dust rose.

There in the gathering night and noise
A group of Galilean boys
Crowding to see
Gray Joseph toiling with his son,
Saw Jesus, when the task was done,
Turn wearily.

He passed them by with hurried tread
Silently, nor raised his head,
He who looked up
Drinking all beauty from his birth
Out of the heaven and the earth
As from a cup.

And Mary, who was growing old,
Knew that the pottage would be cold
When he returned;
He hungered only for the night,
And westward, bending sharp and bright,
The thin moon burned.

He reached the open western gate
Where whining halt and leper wait,
And came at last
To the blue desert, where the deep
Great seas of twilight lay asleep,
Windless and vast.

With shining eyes the stars awoke,
The dew lay heavy on his cloak,
The world was dim;
And in the stillness he could hear
His secret thoughts draw very near
And call to him.

Faint voices lifted shrill with pain
And multitudinous as rain;
From all the lands
And all the villages thereof
Men crying for the gift of love
With outstretched hands.

Voices that called with ceaseless crying,
The broken and the blind, the dying,
And those grown dumb
Beneath oppression, and he heard
Upon their lips a single word,
"Come!"

Their cries engulfed him like the night,
The moon put out her placid light
And black and low
Nearer the heavy thunder drew,
Hushing the voices . . . yet he knew
That he would go.

A quick-spun thread of lightning burns,
And for a flash the day returns--
He only hears
Joseph, an old man bent and white
Toiling alone from morn till night
Thru all the years.

Swift clouds make all the heavens blind,
A storm is running on the wind--
He only sees
How Mary will stretch out her hands
Sobbing, who never understands
Voices like these.