фараон

Рысисто, каменно, не звонко
струится белая клеенка
из летних влажных облаков
легатам лета побасенка
от юго-западных ветров.

залив томится полной чашей
и, перелившись через край,
бросает волны, чаек в лето,
пугаясь в чреве рыбьих стай.

расхожесть города прекрасна
в дневной и рьяной суете
есть света светлые мгновенья
и роды курицы в яйце.

сереют камни построений
Нева им пляшет по воде
плеская солнечные искры
на пристань к трапам и толпе.

но в этой африке пространства
вода опять черным черна
посмотришь глубже, что чернила
лишь белогубы девы  дна.

На галереях торг уместен
купцы вне гильдий и товар
прикупишь саблю из железа,
муляж из шпаги и букварь.

не рыцарь ты, Джон Дона помня,
и как сипел во льду твой нос,
когда зимой морозом славным
ты с пивом в усе здесь замерз.

но это вовсе побрякушки
бездельность слов и ветра шум
бывают славные пирушки
и пира наш просторный трюм.

похулиганить можно, нужно
наддать  египетским богам
и этим кошкам, сфинксам важным,
смотрящим слепо что болван.

они так город раздирают
когтями крепкими как сталь
они со львами в прайд играют
с янтарным небом в киноварь.

Слепая, страшная столица
провинциальная изба,
лорнет из кости с перламутром
упавший с царского стола.

в твоих строеньях обобщений
вся измеримая молва
молись, прохожий, проходимец
на купола и острова.

прими залив своих русалок
канавки зимние княжен
кресты упрямых арестантов
а рогоносцы верных жён.

Я воспою пивную смуту,
я воспою пивной закон
и стану пить всенощно, денно
твоих убитых поминать
плясать, смеяться под закатом,
что убирает время вспять.

Восстал, изыди, игемон,
дорог надчертанных безделок
верховный жрец и фараон
бог солнца, рабства и кормлений
всего и всем распределений
учета строгого закон.

ты пребываешь в вечном мире
за саркофагом, где растлили
земную плоть на радий в иле
всем грохотав про твой закон
колонн, парадов и скуфеек
линеек, граблей и ливрей
надгробных памятных скамеек
и ДНК в кружках семей.

Дополню, радиопространства
и с альфой в мозге оборванства
прослушек мыслей, ртов, ушей
дозора славного на воле
от пэвм в большом фольклоре
где люди лают на людей.


Воров, конечно, меньше было
но также гнали всех взашей
к парадным лестницам над илом
под блеском солнца и мечей.
но слава Богу, вроде сгнило
оставив маски для смертей
но тяжела чужая лира
aux revoir, мой Бармалей.