Диптих На перекрёстке века
I
Двадцатый век ушёл и вместе с ним
Ушли известные и позабытые поэты.
Теперь они за гранью где-то,
А мы о них всё говорим и говорим.
И вспоминаем тех, которых многие забыли,
И тех, которых в школе проходили:
Талантливых, добившихся признанья,
Трагичных и достойных состраданья.
Мы память о поэтах сохранили,
Но разучились, видимо, любить.
И время виновато, может быть,
Что к ним сочувствия уже не ощутили.
Что стали чаще забывать стихотворенья,
И путать имена поэтов имярек.
Кого из них признает двадцать первый век?
Кого забудет в жажде обновленья?
Сегодня мы рвёмся к признанию сами.
И судим, и пишем, и ставим акценты, где надо.
Хрущёвскую оттепель нервно назвали бравадой,
Серебряный век заболтали пустыми словами.
Мы судим, а время сужденья итожит,
Но тяга к признанью его забавляет.
Все пишут стихи, но никто не читает.
Коль много поэтов, поэзия выжить не может.
Она стремится к обновленью,
Когда меняются вожди и поколенья.
Бывает вероломна новизна.
И часто новые безлики имена,
Такие же, как их стихотворенья.
Ноябрь 2008
II
Сегодня новый век сменил приоритеты.
Оценки и сужденья круто поменял.
Теперь другой товарищ правит бал.
И в шуме бала, суеты и света
Я вспомнила Божественных поэтов.
Вне времени поёт Божественная Бэла.
Её стихи звучат со сцены до сих пор.
Но в ложах слышится докучный разговор:
Что время нужное поймав, не упускала,
Что место нужное не отдала с тех пор.
Ещё одна звезда свой выбрала удел.
Божественный Иосиф назван тунеядцем.
На высылке, свободу прославляя, пел.
Как птица, с песней к звёздам улетел;
Он был последним и умел смеяться.
Божественный Сергей — бездомный и ослушный,
Певец соломенной Рязани и опавших клёнов.
Скандальный, нежный хулиган был белою вороной.
И потому казался непонятным и ненужным.
Трагичен Дон-Кихот без лат и без оружья.
Играла себя бесподобная Анна.
Аукалось эхо по всей стране.
Жила по законам выбранного жанра
То в «будке», то в доме Фонтанном.
Была Божественною вдвойне.
А Марина! Звезда морская!
О своей Божественности не зная,
Осознала тщету выживанья,
В унижении жить не смогла.
На Голгофу свой крест принесла.
Разорвала земное страданье
И взошла, растворившись за гранью.
Конечно, персонажи моего рассказа
Всего лишь пять имён из списка звёзд.
А сколько их, волнующих до слёз!
Пусть выбор памяти — случайная гримаса.
Но память эта крепче твёрдого алмаза.
Их свет из бездны мирозданья
Вернётся к нам в иные времена,
Разбудит чью-то душу ото сна.
А в чьей-то всколыхнёт воспоминанья
О тех, которые уже за гранью.
Декабрь 2008
Свидетельство о публикации №113112500305